Возможно, в этом и было явное отличие Генриха от Йо? Шварц тем самым хотел показать, как ничтожна любовь Асакуры по отношению к Анне, раз он даже убить не может, и пока у него это хорошо получалось. По мнению Йо, именно своей безграничной и оправданной самоуверенностью он и привлёк Анну, которая, чтобы она ни говорила, испытывала к нему некие нежные чувства. Йо чувствовал это, и в какой-то степени понимал её, ведь, примерив на себя роль любимой, он с иронией признавал, что никогда бы не сделал выбор в пользу себя.

– Что ж, – печально усмехнулся шаман, решив покончить со всем этим терзанием раз и навсегда. Пора положить конец неопределённости и облегчить выбор девушки, которая заслуживает лучшего.

Раздался выстрел, эхом разнёсшийся по всему стадиону и, как ни странно, не понесший за собой потери или крови. Было лишь удивление окружающих, изящно выгнутая вопросом бровь аристократа и револьвер, направленный в небо, куда и унеслась пуля вместе с решением шамана.

Уж кто точно обрёл успокоение души от такого поворота событий, так это Вальдемар, облегчённо прикрывший глаза, и которого мало волновало дальнейшее развитие событий, ведь самое главное – что Шварц жив.

Что же касается Генриха, то в нём сейчас царили самые противоречивые чувства. Он никак не мог понять того, почему Йо не выстрелил, хотя с другой стороны был наслышан о том, какой он добрый человек, меняющий людей одним своим присутствием.

Стоя перед ним и своими глазами увидев не слабость, а именно силу, Шварц на себе ощущал его своеобразную магию, не поддающуюся пониманию.

– Асакура, что в Вас сейчас победило: трусость или благородство? – почувствовав, как с плеч спало напряжение, как бушующая ярость потихоньку покидала его сердце, задал вопрос Генрих, желая знать личное мнение шамана относительно своих действий.

– Скорее, первое, – с кривой усмешкой негромко ответил Йо, признавая свою, как ему казалось, слабохарактерность.

– Едва ли, – ещё тише, чем Асакура, из-за чего его никто не услышал, задумчиво произнёс Шварц, пристально смотря и изучая человека, который поражал своим великодушием и с которым ему впервые пришлось столкнуться.

– Я не хочу Вашей смерти, Генрих! – стараясь перекричать порывистый и усилившийся ветер, уверенно говорил Йо, решивший остаться верным себе. – Однако я не вижу своей жизни без Анны, поэтому у Вас два пути, – не успел гнев покинуть тела аристократа, как эти упорные и выбивающие почву из-под ног слова шамана снова заставили сердце Генриха колотиться и рваться в бой, однако он терпеливо молчал и слушал всё, что говорит Асакура, – либо Вы уступите её мне, либо...

– Можете не договаривать, Асакура, – не выдержав крика души, требующей расправы, направил Генрих револьвер на шамана, который не ожидал такого быстрого поворота событий. Честно говоря, инстинкты подавали яркие сигналы о том, что нужно бежать, только вот шок никак не давал сдвинуться хоть на дюйм. – Как же жаль, что я не такой благородный, как Вы? – с наигранной печалью произнёс Шварц, после чего его указательный палец медленно лёг на спусковой крючок, на который ему не дал нажать не просто крик, приказной тон девушки.

– Стой!

Она появилась в мгновение ока, вся запыхавшаяся, с красным лицом и полными ужаса глазами. Оказавшись лицом к Генриху, Анна инстинктивно раскинула руки, чтобы пуля револьвера не попала в свою первоначальную цель, однако Шварц и не смог нажать на спусковой механизм, едва блондинка попала в поле его зрения.

Немного приоткрыв рот от удивления и потрясения, Генрих чувствовал, как медленнее стало биться его сердце, будто стараясь и вовсе остановиться. В глазах своей жены он чётко читал мольбу о том, чтобы он не делал этого, и чем явнее становилась эта просьба, подкреплённая блеском слёз в глазах, тем больнее становилось аристократу, медленно опустившему пистолет.

Да, Анна заслонила собой не менее ошарашенного её появлением Асакуру, поддавшегося на несколько шагов вперёд, потому что никто не мог сказать, как поступит Шварц, узнав об измене жены, однако то, что произошло потом, начисто стёрло все прежние эмоции двух парней, оставив только невероятной силы потрясение, когда девушка резко и абсолютно неожиданно развернулась лицом к Йо и направила на него пистолет.

Молчание охватило весь стадион, и ни растерявшийся от такого предательства Йо, ни удивлённый нелогичностью её поступков Генрих не могли понять, что всё это значило. Однако помимо Анны, старавшейся как можно увереннее держать тяжёлое оружие в трясущихся руках, секрет её поведения понял ещё один человек, презентовавший ей этот пистолет.

– Будем считать, что выкрутилась, – усмехнувшись, полушёпотом сказал Вольф, с явным удовольствием наблюдая за интереснейшей картиной, которой невозможно увидеть в кино.

====== 137. Пойдём со мной. Я покажу тебе мой счастливый мир. ======

С появлением Анны на стадионе грозный и сильный ветер резко стих и притаился, будто бы испугавшись той атмосферы, что воцарилась с момента, когда дуло пистолета грозно улыбнулось молодому шаману. Хотя, с другой стороны, девушка и стала тем самым непредсказуемым ветром, который не приносил ничего, кроме как бесчисленные вопросы.

В тот миг, когда она вбежала на стадион, когда увидела, как Генрих направил револьвер на Йо, её разум отключился и был сослан эмоциями в далёкие уголки души.

Понимала ли Анна, что делает и какие последствия будут от её действий? Скорее всего, нет, так как она, не задумываясь, кинулась вперёд и первым делом заслонила собой любимого человека. Для неё было безразлично то, что будет дальше, главное – это то, чтобы пуля не попала в самого дорого её сердцу и душе шамана.

Белокурые локоны прилипли к её мокрому от пота лицу, в глазах была не просто просьба, а искренняя мольба о том, чтобы Генрих не убивал его, и именно эти эмоции самопожертвования и неприкрытой любви заставили руку аристократа, поражённого тысячью клинками боли, дрогнуть и медленно опуститься.

Забыв обо всех принципах, обо всех эмоциях и чувствах, Шварц растворился в тумане непонимания, которое вселило в его сердце блондинка. Он не понимал, как его жена может защищать того, кого она не знает, хотя... после этой мысли в Генрихе мало-помалу начинало зарождаться сомнение.

И вот, когда аристократ уже был готов прийти к выводу, несомненно, уничтожившему в нём всё, что было, он вдруг увидел нечто совершенно иное его мыслям. Генрих был удивлён до глубины души, когда Анна вдруг резко развернулась, видимо, заметив быстрое приближение Асакуры к себе, после чего остановила его угрозой, исходящей как из выставленного вперёд пистолета, так и из грубого тона.

– Что Вы себе позволяете, Асакура?! – грозно спросила Анна, понимающая то, что время безумных действий прошло. Да, она спасла жизнь Йо, но теперь ей нужно было спасти не только его, но и себя. Осознание действительности, в которой она практически позволила себя разоблачить, так сильно ударило ей по голове, что её мозг сработал на чистом адреналине и импровизации. Она знала, что её план разрушит доверие Йо к ней, понимала, что, возможно, это станет окончательной точкой в их отношениях, однако девушка была готова принять такую жертву ради того, чтобы сейчас все вышли со стадиона живыми и невредимыми. – Как Вы посмели вызвать моего мужа на дуэль?!

Она говорила с ним так, будто никогда не знала его. Обвиняла в том, чего по определению не могло быть, учитывая вспыльчивый характер Генриха. Однако в её глазах, которых, слава духам, не видел Шварц, было сотни оттенков раскаяния за причиняемую ему боль. Анна надеялась, что он поймёт, для чего нужен этот спектакль, однако убитому её поступком Асакуре было уже глубоко безразличны её ожидания.

Лучше б она выстрелила в него, а не просто угрожала пистолетом. Поступив именно так, а не раскрыв правды в такое удачное для откровений время, Йо решил, что она сделала свой выбор в пользу Генриха – в пользу того, кто действительно дорог её сердцу. Асакура не видел её раскаяния, потому что просто не хотел смотреть в глаза той, которую он окончательно и бесповоротно потерял, ему оставалось лишь стоять в ожидании конца, потупив взгляд в землю.