Повалившись на колени и уперевшись руками в чёрный и влажный песок, становившийся похожим на грязное месиво, даузер не мог сдерживать крика, слёз и режущей сердце боли. Ему казалось, что его сейчас разорвёт на части от невероятно жестокой пытки собственной души, которая кричала о его вине. Она винила его в смерти не только лучших друзей, но и любимой девушки, и душевный голос был беспощаден, вызывая невероятную сейсмическую активность в голове, за которую Лайсерг держался двумя руками.
Однако, не имея жалости и сострадания, не выражая даже понимания к его горю, человек, так и стоявший спиной к детективу, развернулся, судя по звуку его шагов, и направился к убитому самой невероятной в его жизни жестокостью Лайсергу, который и пальцем пошевелить не мог от бессилия. Всё его тело стало, словно один большой кусок свинца, а из глаз текли горячие, подобные лаве, слёзы.
Казалось, что ничего теперь не заставит детектива начать действовать или хотя бы защитить себя. Он будто добровольно захотел умереть вместе с теми, кого он не смог уберечь, а последними словами, которые он услышал перед тем, как почувствовал мощный, но тупой импульс в спину, были:
– Шах и мат.
А дальше всё кануло в темноту, лёгкие наполнились чистым воздухом реальности, и молодой парень открыл свои малахитовые глаза, уже не удивляясь тому, что произошло с ним буквально секунду назад.
Тупой импульс в спину, поэтому и не стал резкой болью, что это всё был всего лишь кошмар – очередной страшный сон, будто пророчащий катастрофические события, – и подобное случалось с Лайсергом уже не первую ночь.
В последнее время он настолько часто видел такого рода ужасы, что успел привыкнуть к ним и перестал вскакивать с кровати в обильном поту, при этом ища глазами правду. Теперь он реагировал куда легче, просто открывая свой малахитовый взор, встречаясь с потолком, а после испытывая чувство вины перед теми, кого он даже в своих снах защитить не смог.
Однако сегодня всё было как-то не так: во-первых, потолок был не белым, а кремовым, во-вторых, дотронувшись рукой до щеки, парень понял, что он плачет, и его слёзы и правда были горячими, ну и, в-третьих, кровать была до неузнаваемости удобной и широкой.
Вот теперь-то парень обеспокоился не явившимся ему кошмаром, а приветливой и непонятной реальностью. Резко приняв положение сидя и окинув обстановку комнаты взглядом, перед глазами Дитела, будто вчерашний повтор сериала, стали проноситься картины ночного безумия, страсти и самой огромной ошибки.
Поняв то, что все его видения наяву – это правда, осознав то, что он беспомощно пал перед своими чувствами и проиграл битву сердцу, Лайсерг запустил пальцы рук в волосы, а лицом уткнулся в ладони, при этом издав обречённый стон, никак не напоминавший тот, что неоднократно срывался с его губ этой ночью.
Говорят, что в конце любого пути всегда открывается дверь, ведущая в новую реальность с другими целями и задачами. Но, увы, детектив был глубоко разочарован в этих словах, когда наткнулся на глухую стену своих мыслей, при этом чувствуя, как проблемы, бегущие за ним, стали догонять и дышать ему в спину.
Это был тупик. Впервые в жизни Лайсерг был растерян до такой степени, что даже не мог сообразить, что ему делать дальше. Перед глазами была глухая стена, которую ему нужно было разрушить собственными руками, иными словами, весьма и весьма сложно, а то и нереально.
Первым делом в его голове стали проноситься шекспировские мотивы. Только если у великого писателя Англии была дилемма «быть или не быть», то у Лайсерга возникал другой спор разума и сердца: «Поговорить или уйти?».
С одной стороны, Сары не было в комнате – скорее всего, она встала с первым лучом солнца и теперь хозяйничала на кухне, как обычно это бывало по утрам. В Лондоне она всегда помогала по хозяйству своей кормилице, мисс Джонсон, объясняя это тем, что ей просто нравилось готовить и делать приятное тому, кого она любит и ценит. Именно поэтому, пользуясь моментом её отсутствия, Лайсерг, по сути, мог спокойно улизнуть из этого дома, избежав разговора, которого он просто-напросто боялся.
Однако, с другой стороны, думая о подобном варианте решения его проблемы и понимая, что он сбегает, как трус от того, в чём сам был виноват, даузер испытывал к самому себе крайне негативное чувство отвращения. Получалось, очень мягко говоря, некрасиво: попользовался девушкой, удовлетворил свои мужские потребности, да и гордо ушёл, как последний негодяй. Что ж, очень «по-джентельменски»...
Повернув голову в сторону, губы парня легонько дрогнули, вбирая в себя счастливый лучик приятного чувства. Его вещи были аккуратно сложены на неподалёку располагавшемся кресле, и это в очередной раз напомнило ему каково это – быть с любимой девушкой. Сара была ужасной чистюлей, ненавидела беспорядок и во всём предпочитала последовательность и соразмерность. Её уклад жизни так был похож на его собственный, что иной раз Лайсерг боялся её педантичности во всех делах и безграничной любознательности.
Как он мог на неё обижаться из-за шпионажа, когда сотню раз давал ей повод для недоверия? Разумеется, трезво и что самое главное – аналогично мыслящий Дител это понимал, как никто другой – возможно, он и сам бы так поступил.
Но что дальше? Теперь, когда он сам разрушил ту стену, которую выстраивал между ними, в надежде уберечь Сару от опасности, даузер понятия не имел, что сказать ей для того, чтобы она так и держалась от него на расстоянии, но при этом поняла его.
Почему-то всё на свете кричало ему о том, что нужно сказать правду, и только разум смотрел на всё это с насмешкой и с сарказмом говорил: «Да-да, необходимо как можно скорее «обрадовать» Сару той новостью, что её отец умер не своей смертью, что его убил Генрих, и после этого надо обязательно сказать ей о том, что она не имеет права на месть». После таких слов разумное существо Лайсерга просто становилось в позу и с издёвкой хлопало в ладоши.
Откинув в сторону одеяло, при этом решив, что он, разумеется, не может так по-хамски поступить с Сарой и уйти, ничего не сказав, Лайсерг наспех надел свои серые джинсы, не забыв расправить сбившиеся карманы, в одном из которых затерялся телефон.
Застыв на месте с рубашкой в руках, Дител с осторожностью вытащил мобильный аппарат, про существование которого он практически забыл. Скорее всего, ребята его обыскались, поэтому он был морально готов к тому, что там будет куча непринятых звонков, однако сюрпризы начались с того момента, как телефон просто не захотел его видеть – видимо, тоже обиделся.
Мобильный не реагировал на удержание кнопки включения, поэтому цыкнувший от ещё одной прибавившейся проблемы даузер наспех проделал не хитрую, а вполне логичную операцию, вытащив и снова поставив аккумулятор телефона.
Подошло время последнего сюрприза, заставившего Лайсерга выругаться в голос, когда телефон всё же включился и из двадцати трёх пропущенных звонков и одного SMS-сообщения только три оказались утренним вызовом от Рио.
– Чёрт возьми! – смотря на ужасающую цифру и имя явно теперь злого и рассерженного абонента, шлёпнул себя по губам детектив.
Анна, Анна, Анна – только её имя было в списке пропущенных вчерашним вечером. Сокрушаясь от своей собственной глупости, от того, что он абсолютно забыл про всех, Лайсерг едва сдержал себя в узде, чтобы не позвонить медиуму в ту же секунду. Слава духам, Дител вовремя опомнился, снова услышав иронию разума: «Давай-давай, позвони ей. Генрих будет рад с тобой поболтать».
Постаравшись остыть и принять решение на трезвую голову, детектив первым делом открыл SMS-сообщение, которое тоже было от не дозвонившейся до него Анны.
«Если тебя вообще волнует моя жизнь, приходи завтра в десять часов утра», – гласило полное укора сообщение вчерашнего дня.
«Два часа до смерти, значит...» – невесело усмехнулся своим мыслям Дител, посмотрев на время и с тоской признав то, что день сегодня будет явно сумасшедшим.
Анна была явно зла на него, и это неудивительно, ведь Лайсерг и сам злился за свою беспечность. На объяснения с Сарой у него было чуть меньше двух часов, так что это ещё один огромный минус этого дня. Ах да, и телефон снова отключился из-за нехватки питания. Что ж, «счастливое» утро, ничего не скажешь.
