– Пожалуйста, – сломав себя и выбив эти слова слабости, произнесла Анна, едва она отстранилась от его тёплых губ, и в его взгляде, тоже сломанном и поражённым её оружием, она видела открывшуюся дверь, с ещё немного прикрытой лёгкой занавесью, но легко откидываемой.

– Дело не только в том, что я видел в кошмаре, – тяжело выдохнув, словно соглашаясь на эксперимент с доверием, сказал Генрих, не смотря в глаза жене, которая старалась не упустить ни одной запятой в его словах. – Дело в его возникновении, – либо парень решил говорить загадками, либо у подлинных аристократов действительно было такое воспитание и привычки.

– Что ты имеешь в виду? – стараясь понять Шварца, тем самым неосознанно стараясь заглянуть ему в глаза, чтобы прочитать всё там написанное, попросила пояснений Анна. Но он снова молчал. Молчал так, будто не веря чему-то, но буквально через пару секунд последовал очередной выдох и просто выбившее девушку из равновесия заявление.

– Мне никогда не снились ни сны, ни кошмары – мне за всю мою жизнь ни разу ничего не снилось, – у Анны даже немного рот приоткрылся, видимо, она хотела что-то сказать, но беспорядочные мысли то и дело сбивали друг друга и образовывали сумбур в голове.

Девушка знала, что есть люди, которым мало когда снятся сны, есть те, которые видят всё в чёрно-белых оттенках, но вот, чтобы вообще никогда в жизни ничего не снилось, было за гранью её понимания, а точнее осознания.

– Странно как-то, – хоть и приняв мысль как есть, но всё равно ища ей разумное объяснение, которого у неё не было, задумчиво ответила Анна. – Вообще никогда? – ещё раз решила переспросить она у парня, который в ответ лишь покачал головой в знак отрицания. – Именно поэтому ты так испугался, – хоть здесь и должен был быть вопрос, медиум произнесла эту догадку с утверждением и пониманием, – потому что тебе...

– Потому что мне действительно показалось, что всё происходит взаправду, – закончил за неё Генрих, которому было непривычно чувствовать себя, как под микроскопом, из-за чего Анна резко оторвала от пола анализирующий взгляд и задала ещё один, очень главный, вопрос.

– Что именно тебе приснилось? – но после этого вопроса даже взгляд парня замер на месте, видимо, окунувшись в воспоминания ещё недавнего кошмара.

– Моя тень... – произнёс Шварц, не возвращаясь из своих воспоминаний. – Моя тень поглощает меня.

– Твоя тень? – с непониманием, но больше получилось с вопросом, произнесла вслед, как эхо, Анна, смотря на то, как Генрих всё никак не может отпустить из сердца и разума свои мысли. – Возможно, это предчувствие, – выдвинула свою гипотезу медиум, которая только этим могла объяснить неожиданное явление в жизни аристократа, на что он резко вернулся в реальность и теперь взял на себя роль сомневающегося.

– Предчувствие?

– Может быть, ты просто чувствуешь, что что-то угрожает тебе, – пожала плечами блондинка, поясняя свои слова, однако тут же услышала насмешку со стороны мужа, который повернулся к ней боком и снова уставился в тёмное небо, полное звёзд.

– Или кто-то, – несмотря на приязнь к человеку, который пришёл ему на ум, Генрих произнёс это с весельем, что немного разряжало обстановку.

– Ты про Дитела? – тут же сообразила Анна, о ком идёт речь. Но в ответ была тишина и парящая вокруг парня задумчивость. – Ты мне так и не объяснил, почему ты ненавидишь его, а точнее, как ты выразился, то, что он собой олицетворяет, – сейчас или никогда. Медиум понимала, что если Генрих когда-то и расскажет ей всю правду, то именно сейчас, пока он сломлен и его выбитые её напористостью двери не закрыты.

– Это долгая история, – пытаясь отмахнуться и не рассказывать всё, что неминуемо вызовет у него прежнюю боль, делающую его уязвимым, сказал на выдохе Шварц, но Анна, практически перебив его, тут же атаковала своим упорством.

– Я не тороплюсь, – звучало, как приказ, и это заставило Генриха улыбнуться при понимании, что его же оружие обернулось против него самого, а он не в силах этому противостоять.

Возможно, и правда пришло время, спустя пять лет, не просто хоть кому-нибудь, а любимой женщине доверить свои чувства, свои эмоции и своё прошлое. Хоть это и было весьма трудно заново не только вспоминать, но теперь и рассказывать историю своей семьи, начав с истоков, а точнее с рассказа о чёрной розе, но Шварц сделал это ради той, кому он просто не мог не доверять.

Слушая рассказ с непроницаемым лицом, даже не дыша, Анна неустанно твердила себе только одно: «Понятно». После каждого случая, начиная с семейной сказки и заканчивая мотивами создания нового ордена с более решительной целью, она говорила это слово «понятно»: такое короткое и такое близкое по значению к слову «жаль».

«Чёрная Роза». Отдав дань уважения своим предкам и упомянув о той, чья смерть стала последней каплей его разочарования в людях, Генрих создал из старого тайного общества абсолютно новое, преследовавшее совершенно иные цели. Его отец был главой ордена, целью которого было избавление от лживых, корыстный и себялюбивых мерзавцев у власти, сын же стал тем, кто пошёл по стезе более глобальной цели – переделки мира. И все его мотивы были понятны и ясны для сердца, но не разума, которым Анна, слава духам, всё ещё владела, в отличие от Шварца, который не мог снять с глаз пелену и осознать очевидное.

– Мне очень жаль тебя и твою семью, но... – начав со стандартных фраз утешения, что отозвалось на губах Генриха разочарованной улыбкой, однако шокировав его этим союзом «но», который был совершенно неожидан в данном предложении, после больше получасового рассказа сказала девушка, видя, как парень замер, перестав дышать и ожидая её продолжения, – я всё равно не понимаю, за что ты ненавидишь Дитела. За его профессию?

– Все полицейские лживые, лицемерные, дорожащие только своей жизнью и... – без надрыва, но с явной неприязнью начал Генрих перечислять, мягко говоря, недостатки служащих правопорядка.

– И именно поэтому Дител, являясь таким лживым, лицемерным и дорожа только своей жизнью, изо всех сил противостоит тебе, защищает своих друзей и деревню? – в одном предложение смешалась и усмешка, и встряска, чтобы он очнулся от поглотившей его ненависти, которая не давала разглядеть очевидное. Именно из-за этих слов, которых ему ещё никогда и никто не говорил, Генрих взглянул на девушку с немного испуганным и не понимающим взглядом. – Вот оно, в чём дело, – забыв о том, что надо держать дистанцию, Анна, наконец, докопалась до правды и теперь без осознания своих действий давила по педали газа. – Ты видишь в нём отрицание своих убеждений. Он каждый раз доказывает тебе обратное, поэтому ты и злишься.

– С каких пор ты защищаешь его?! – вырвал Генрих своим резким и очень раздражительным голосом Анну из эйфории её мыслей. Она резко взглянула на него и поняла, что переступила черту дозволенного и безопасного, поэтому нужно было срочно что-то придумать. Что-то, что не просто успокоит его гнев, который теперь ощущался за версту, но и вернёт прежнее доверие.

– Я не защищаю его, я говорю всё, как есть, – взяв себя в руки и обуздав свою ненасытность, с подражающими парню величием и статью ответила Анна, решив на этом остановиться, пока она действительно не сделала всё ещё хуже – она и так достигла сегодня многого. И это «многое» абсолютно поменяло её взгляды о человеке, стоящем перед ней. – Я буду с тобой при любом твоём решении, – она нашла те слова, которые вселили в парня уверенность в её якобы верности ему, и, судя по расслабившемуся телу парня и отведённым в сторону глазам, девушка сказала то, что нужно. – Но я хочу, чтобы ты ещё раз хорошенько подумал, – на лице Генриха в тот момент было отрицание всего, что предлагала ему жена. – В конце концов, твой сон, – последовало продолжение речи, которая снова заставила парня замереть на месте, – это может быть предостережением о том, что ты разрушаешь самого себя, – она увидела, как его глаза, теперь наполнившиеся сомнением и задумчивостью, поднялись и посмотрели в её серьёзный и пытающийся перенастроить его жизненный компас взгляд. – А я не хочу, чтобы ты сгинул бесследно, – а вот эти слова были, как контрольный в голову, ещё оставляя место для добивания уже погибших, уверенных в своей правоте взглядов. – С этого дня знай: я не только твоя жена, но ещё и твой друг. И, как друг, я прошу тебя: подумай обо всём. Возможно, мир, который ты хочешь перестроить за счёт опасной и непредсказуемой силы, не стоит таких рисков, а подправить все шероховатости в твоей власти – стоит только захотеть.