(Музыка: Неизвестен – Тема Вальдемара и Генриха. От Автора: есть только в контакте)

Где-то недалеко всё ещё не смолкали колокольные песни скорби, но молодого, светловолосого парня, который потерял в этой жизни всех, кого любил и кем дорожил, продолжал идти, сам не зная куда. Налитые свинцом ноги несли его через густую чащу, которая словно густым забором ограждала обрыв и церковь, и через несколько минут, спотыкаясь и хватаясь за шершавые стволы деревьев, постоянно морщась от нестерпимой и жгучей боли во всём теле и, в частности, в сердце, он вышел туда, откуда веяло холодным морским воздухом, а также туда... где солнце и вода могли соприкасаться.

Древняя сказка нашла своё отображение в действительности, и только теперь Шварц подсознательно понимал то, что чёрной розой является он сам. Он, испытавший жестокость людей и этого мира. Он, которого лишили возможности жить счастливо без какой-либо причины или совершённого греха. Он... это был он.

Холодный ветер раз за разом начал ударять ему по лицу, словно давая пощёчины и добивая парня окончательно. Он словно кричал ему: «Смотри! Смотри!», и взглянуть Шварц должен был на те воспоминания предательства и безвинно загубленной души.

С трудом принимая собственное поражение, Генрих повалился на колени, со слезами на глазах смотря на горизонт и вспоминая то, какой была его любимая сестра, а также то, какими были её последние слова. Она хотела жить. Хотела, а эти отбросы рода людского беспощадно лишили её жизни.

Почему? За что? Вопросы, не имеющие ответов. Алчная прихоть ничтожеств решила судьбу ни в чём неповинной девушки, которую многие любили, и которая просто не заслуживала того, что с ней произошло.

«Когда-нибудь и ты разочаруешься в этом прогнившем мире, Генрих», – эти слова отца, на которые он сам наплевал и пропустил мимо ушей, теперь заиграли совершенно по-другому, заставляя парня обхватить себя руками и с открытым ртом, из которого не могло и звука вылиться, согнуться, сидя на коленях и трясясь так, что было понятно – внутри него начал рушиться мир.

«Нет», – тихо произнесла его умирающая душа. – Нееееет!!! – разверзнулся её [души] последний крик, который слышал весь проклятый им мир. И разорвались небеса, и сжёгся внутренний мир в адском огне. Только теперь никакой огонь не будет страшен парню, ибо он и есть тот огонь.

Сколько дней пролетело со смерти Розы, можно было сосчитать не только в уме, но и по не угасающей боли в груди Шварца. Сегодня после трёх дней печали и скорби, не говоря ни слова и питаясь лишь один раз в день, молодой и последний представитель рода Шварцов буквально закрылся от мира в кабинете отца.

Сложно было сказать, что он сейчас испытывал, так как на его лице не было никаких эмоций, кроме пугающего спокойствия. Он сидел в большом кожаном кресле и крутил в руках хрупкую чёрную розу, смотря в пространство перед собой задумчивым взглядом, похожим на взгляд безумца.

Раздавшийся в следующую секунду стук в дверь не был неожиданным для Генриха, который прекрасно знал, кто сейчас зайдёт к нему в кабинет. И он оказался прав по той причине, что сам лично пригласил этого человека.

– Да, – отозвался из комнаты позволительный голос, который даже Вальдемара заставил ощутить холодок по спине. Ещё никто и никогда не слышал в Генрихе такого лёденящего спокойствия, которое бывает только у безжалостных людей.

Аккуратно войдя в кабинет, Вольф увидел совершенно иную картину, нежели два года назад. Он даже невольно спутал Генриха с его отцом, который тоже любил сидеть в этом кресле и задумчиво крутить дорогую сигару.

– Вы звали меня, сэр? – с сомненьем произнёс Вольф, смотря на Шварца с некой опаской и подозрением, ведь тот выглядел так, будто ему никто в этой жизни больше не нужен.

Ответа на вопрос не последовало, Генрих всё также крутил в руках розу, не отводя взгляда от известной только ему точки пространства, и это снова заставило целый табун мурашек пробежаться по спине даже такого стойкого человека, как Вальдемар.

– Да, звал, – немного хрипловатым голосом с непривычки третьего молчаливого дня ответил Шварц спустя минут пять, что заставило Вольфа навострить своё внимание на его волну, чтобы не упустить ни одного слова, ни одной буквы, ни одной мысли. – Ты ещё хочешь, чтобы я возглавил орден? – а вот этот вопрос окончательно поставил Вальдемара в тупик, даже и предположить не смевшего, что Шварц смог так быстро очнуться от своего горя. Но как оказалось дальше, дело было вовсе не в силе выдержки Генриха.

– Сэр, я... – рассудительно сдвинул брови Вольф, уставившись в пол, – считаю, что... сейчас Вам нужно успокоиться и пусть пройдёт вре...

– Я задал вопрос, – словно безжалостно полоснув ножом по сердцу, прервал Генрих его ненужную заботу. – Ты хочешь, чтобы я возглавил орден? – и в этот раз вопрос стоял так чётко и остро, что Вальдемар просто не мог свернуть с ответа.

– Вы наша единственная надежда, господин Шварц, – произнёс мужчина так, будто во второй раз давая клятву в верности этому семейству. – Вы и Ваши знания, – всего лишь на долю секунд мысли светловолосого парня перенеслись в подземелье – туда, куда он уже давно не ходил, и где хранился старый гобелен с надписями на древнем языке Шварцов.

– И на что ты готов ради этого? – всё ещё не отрывая взгляда от своей целевой точки, снова спросил холоднокровным голосом Генрих.

– На всё, сэр, – с уверенностью сказал спокойным голосом Вальдемар. – Мы, – он чётко выделил весь орден, – готовы на всё.

Шварц, услышав удовлетворивший его ответ, на тяжёлом выдохе прикрыл глаза и, всё также сохраняя напряжённость в воздухе, сказал:

– Тогда... прежде чем я возглавлю вас, ты кое в чём мне поможешь.

Вальдемар не понимал, какую помощь он может оказать своему господину, однако это его не волновало, ведь, как он и сказал, ради него Вольф был готов на всё. А в таком случае, не всё ли равно?

На улице уже плавно наступал вечер, который погружал дома в плен своего сумрака, а это, в свою очередь, значило, что рабочий день подходит к концу, а привилегированное начальство и вовсе может уйти, а точнее убежать с работы пораньше.

Руководствуясь именно этим преимуществом высшего чина в местной полиции, мужчина по имени Гюнтер Леман сейчас резво и, можно даже сказать, вприпрыжку накинул себе на плечи свой военный пиджак, при этом насвистывая какую-то весёлую мелодию.

– Господин Леман, – раздался через телефон голос секретарши, которая тормозила его преждевременное отбытие с работы, из-за чего мужчина закатил капризно глаза, – к Вам тут посетитель.

– Я сегодня никого не принимаю, гони его в шею, – нажав на кнопку телефона, ответил наспех мужчина, однако в ответ ему не раздалось такое привычное «Да, сэр». Но, честно сказать, это мало волновало мужчину, который лишь взял в руки свой портфель, с которым обычно ходят бизнесмены, и пошёл ко второй двери своего кабинета, чтобы незаметно улизнуть с работы.

– Да неужели? – раздался за спиной неожиданно холодный голос парня, которого он уже однажды слышал, а когда Гюнтер буквально на месте подпрыгнул и, развернувшись, увидел в кресле Шварца, который неизвестно как попал в его кабинет, мужчина нервно сглотнул от ужасающего шока.

– Господин Шварц? – с округлёнными до предела глазами, не поверил полицейский в то, что он видит.

– Я полагал, что полицейский участок принимает всех в любое время дня и ночи, – Генрих так и остался неподвижным, сидя в кресле самого полицейского и крутя в руках чёрную розу.

– Вы живы... – больше с удивлением, нежели с вопросом произнёс Леман, не понимающий того, как Шварцу удалось спастись после той перестрелки.

– Это спорное утверждение, – всё же вступил с ним в перекрёстный разговор Генрих, так и не поднимая взгляда. Конечно, Гюнтер не понимал, о чём говорит Шварц, который был в сумраке вечера похож на приведение, но в принципе парень и не стремился к его пониманию. У него была другая цель визита, которую вряд ли бы одобрил сам Леман. – Надеюсь, Вы понимаете, почему я здесь?