Именно в таком грандиозном и прекрасном стиле, как готика, был выполнен большой зал заседаний в построенном особняке Шварца, который сейчас вместе со всеми своими приближёнными, которых было порядка семи человек за вытянутым столом и больше двадцати за ними, находился в присущей ему самому атмосфере власти и величия.
Вытянутые окна, которые сужались кверху, были не застеклёнными, а представляли собой витраж – разноцветную мозаику с изображением большой чёрной розы, с которой капали небольшие капли крови. И вся эта палитра красок – чёрный, красный, желтый, синий и зелёный – даже в сумрачное время суток продолжала освещать высокие мраморные стены, подчёркивающие вертикаль.
– Нужно как можно скорее отыскать её, – высказав уже не первую мысль за вечернее собрание, сказал задумчиво один из приближённых, который сидел чуть ли ни в самом конце стола.
Во главе, на большом резком стуле, который казался таким готическим троном, сидел, задумчиво глядя на пустой стол, Генрих, который уже чувствовал себя здесь явно лишним. Все семеро человек, которые были удостоены чести не стоять позади, а сидеть со Шварцом за одним столом, были, пожалуй, самыми посвящёнными во все дела людьми и своеобразными глазами и руками в его нелёгком деле.
– А что толку? – развёл руки от досады другой приближённый, который сидел напротив того, кто говорил до этого. – В деревне слишком много шаманов. Патчи знают, что стоит вскрыться правде, и они все тут же станут на защиту.
– Нас сейчас не должны волновать шаманы, – внезапно вмешался в дискуссию один из самых молчаливых людей, который сидел так символично по правую руку от Шварца.
Вальдемар Вольф – этот мужчина и правда был связующим звеном в иерархии подчинения, ведь он был самым верным и самым доверенным лицом Генриха. Высокий черноволосый мужчина с таким устрашающим видом, который прямо оправдывал свою фамилию, был, пожалуй, даже опаснее самого Шварца, и его приказов никто пока даже не посмел ослушаться.
Поправив свой белый галстук, который красовался на алой рубашке под строгим чёрным костюмом, Вальдемар немного подумал, покосившись на задумчивого Шварца, который в этот вечер как будто был не с ними, после чего продолжил:
– Найдите, где они скрывают эту сферу, а уж потом будем думать, – его голос был подобен тому, как поют баритоном, из-за чего атмосфера становилась ещё неуютнее и опаснее. – Шаманы не будут вечно здесь, когда-нибудь они уедут.
– Проблема ещё и в том, что наш воскресший «друг», – сделав кавычки пальцами, что явно говорило о том, что человек, о котором идёт речь, вовсе и не друг, продолжил мысль своих коллег мужчина, сидящий по левую руку от Генриха, – подобен тени. Он везде следит за нами.
– Дител? – резко убрав руку с подбородка и вмешавшись в разговор так неожиданно, что все тут же смолкли, очнулся от своих дум Генрих, реагируя даже на призрачное упоминание о парне, как мина.
– Да, сэр, – подтвердил Вальдемар, облегчённо выдохнув из-за того, что Шварц, наконец-то, подключился к разговору. – Лайсерг Дител не первый раз доставляет нам неудобства.
– Да куда бы мы ни пошли, везде его длинный нос виден! – немного пристукнул кулаком от злости тот парень, который сидел практически в самом конце.
– Я, кажется, приказал его припугнуть, – не обращая внимания на оживлённость злости среди приближённых, сказал Генрих, снова уставившись в столешницу взглядом, по которому нельзя было понять, о чём он думает, однако огонь ненависти был явно заметным.
– Так уже всё сделано, сэр, – хлопнув в ладони, ответил тот же мужчина позади, который, видимо, был собой очень доволен. На него сразу же были подняты два любопытнейших взгляда Шварца и Вольфа, которые просто требовали всё разъяснить. – Я отослал Вам отчёт о проделанной работе, но, видимо, Вы его не прочитали...
– Короче, – приказным тоном перебил Шварц его бессмысленный и быстрый лепет, испепеляя его таким ледяным взглядом, который просто не смог не вызвать внутри мужчины мандраж.
– В общем, мы там такое провернули, что Дител на свои теории разлетится от горя, – скаламбурил приспешник, который начал нагнетать интригу, явно гордясь своим поступком.
– Неужели Дител может выбиться из привычного русла из-за смерти друга? – изумился парень лет тридцати, сидящий по левую сторону от Шварца. – Мы же столько Патчей уже перебили, давно пора привыкнуть, – похоже, и этот приближённый любил поюморить чёрным юмором, который вызывал на лице Генриха лишь сдержанность, под которой томилось раздражение.
– Так не в его друге дело, – подметил главную фишку своих подвигов докладывающий мужчина. – Мы нанесли удар по...
Но вот договорить мужчина не успел, потому что звук раскрывшихся дверей, которые открывались створками вовнутрь, произвёл очень сильный грохот, благодаря тому, что в высокой комнате гуляло эхо, и из-за этого абсолютно все «заседающие» на собрании стихли и перевели взгляды на того, кто посмел прервать их дискуссию.
(Музыка: Soner Akalın (vocal Aytekin Ataş, Soner Akalın) – Suud)
– Анна? – едва заметив жену в дверях, выпрямился в кресле Генрих, который схватился руками за подлокотники, не зная встать ему или же дождаться ответа. А вот его приближённые, которые знали своё место в ордене, тут же встали со своих мест и сразу же склонили в уважении головы перед женой их так называемого вождя. – Анна, в чём дело? Что-то случилось? – всё же отодвинув противно проехавшийся по полу стул, встал на ноги Шварц, приобретя в лице нотки беспокойства и непонимания, потому что его жена стояла в проёме, не говоря ни слова, не делая ни шага и выглядя так, будто у неё на глазах перерезали всю её семью. – Анна? – ещё раз постарался достучаться Генрих до её закрытого на данный момент сознания, даже намереваясь двинуться девушке навстречу, только вот это не понадобилось, так как она сама подобно плывущему по течению чёрному лебедю направилась медленным шагом к нему, не сводя с мужа прямого взгляда.
Она шла, а мир вокруг неё вращался, стирая границы между разумом и эмоциями и образовывая бурю, которая хотела вылиться наружу. В её глазах горела ненависть, убитая душа и презрение, и, честно сказать, когда она подошла через всю толпу людей к обеспокоенному Генриху с таким видом, он просто не смог сдержать настороженности, которая проявилась в сведении бровей на переносице.
У него было такое ощущение, что девушка сейчас тихим голосом скажет лишь одно слово «ненавижу», а потом резко нападёт на него с кинжалом, который она прячет под чёрным платьем с вырезом на бедре.
Но вопреки всему, вопреки кричавшим от действительной ненависти эмоциям, Анна ничего не говорила, лишь пугала своего мужа неясностью своего разочарованного взгляда. Но через несколько секунд её глаза закатились, и она очень измученно начала падать к нему в объятья, которые сработали у него как рефлекс, а напоследок услышала его взбешённый страхом крик:
– Врача! Живо!
Ночь может быть такой красивой, когда не застлана «пейзажами» города. Она может быть чёрной, иногда и тёмно-фиолетовой, а когда на небе зажигаются звёзды, то это становится весьма романтичным и вдохновляющим.
Только вот сейчас в эту потрясающую своей красотой ночь одному человеку было явно не до романтики и вдохновения. Он предпочитал прятаться от свежего воздуха там, где было сыро и пахло плесенью. Он хотел скрыться там, где не было стрекочущих сверчков, а горела красная вспышка ненависти и причина всех несчастий.
Лайсерг не знал, сколько он уже сидит в этой маленькой комнатке, которую и комнатой не назовёшь: три метра в длину и три в ширину. В этом помещении, которое находилось в сером здании, которое служило своеобразным штабом Патчей, а для остальных шаманов лишь какой-то постройкой, не было ни интерьера, ни даже примитивного уюта. Здесь были лишь обшарпанные стены, которые так и остались с постройки не покрашенными. Пол, на котором сидел, опустив обречённо голову, даузер, был также бетонным, и единственным, что придавало этой комнате большую ценность, был небольшой постамент, на котором стояла круглая сфера, имеющая внутри себя какую-то дымообразную «начинку». Этот дым имел то синий цвет, то розовый, постоянно клубясь внутри шара и не имея возможности выбраться наружу. Сферу обрамляла снизу серебристая подставка, имеющая в центре малиновый камень.
