Неожиданно раздалось такое тихое и слабое шевеление вперемешку со звуками пробуждения, но вопреки всему ребята не испытали от этого никакой радости, лишь страх и панику перед грядущим.
Приоткрывая глаза с каждым разом всё больше и больше, пытаясь привыкнуть свету ламп, златовласка сейчас испытывала такое тяжёлое ощущение внизу живота, словно её по нему били бесчисленное количество раз, а в горле было так сухо, как ни в одной пустыни мира.
– Сели, – осторожно позвал её Умемия, который тут же предстал перед небесными глазами девушки в полном отчаяние и разбитости.
– Рио, – с усилием произнесла златовласка, услышав то, как к её постели подошли ещё кто-то. Она с трудом смогла повернуть голову, с каждым вздохом ощущая покалывания в груди, и увидела свою самую лучшую и самую настоящую подругу, которая почему-то выглядела так, будто её всю трясло изнутри.
И ведь так оно и было на самом деле. С огромным трудом Вэй пыталась сдерживать слёзы в себе, крепко сживая руку Тао, за которую она держалась, как за спасательный круг. И единственным человеком, кто не подошёл к постели златовласки, так и оставшись сидеть на складном стуле, был Йо, смотрящий в пол безжизненным взглядом, ожидая того, что ударит сильно и беспощадно по всем.
– Ч-что... что со мной? – морщась от неприятной усталости, разбитости и тяжести во всём теле, пыталась вопреки всему подняться Сели, на что заботливый Рио помог ей сесть и подоткнул ей подушку под спину, старательно пряча глаза.
Почувствовав новую, но хуже, чем прежде, острую боль в животе, блондинка сжала губы и зашипела, схватившись руками за живот и только теперь осознав, что сейчас происходит и где она.
– Что... – с паникой в глазах начала часто дышать златовласка, у которой затряслись руки, – что с моим ребёнком? – она не медля ни секунды подняла взгляд на Рио, который даже лика своего не мог ей подарить, но, не остановившись на этом, она быстро перевела полные ужаса и желания знать правду глаза на свою подругу, губы которой затряслись, а из глаз полились рекой слёзы. – Юи, почему ты плачешь? – хоть она и спросила это, но по её щекам уже тоже покатились огромные солёные слёзы боли. Она отказывалась верить в то, что было очевидным, она верила в то, что её подруга сейчас назовёт совершенно другую причину своих льющихся чувств. – Юи? – Сели продолжала и плакать, и надеяться на то, что всё несказанное, но понятное без слов окажется неправдой, что всё это шутка. – Рио? – снова вернувшись взглядом к байкеру, начала задыхаться от эмоций и слёз златовласка, которая пыталась держать на лице ту маску непонимания и полного отрицания. – Что с моим ребёнком? – сквозь стиснутые до скрежета зубы снова повторила свой вопрос Сели. – Скажите мне! – она согнулась пополам, с криком упав от бессилия и невероятной боли, которая накатывала с каждым разом всё сильнее и жёстче, будто на неё вылилась вся кара этого мира.
(Музыка: Aytekin Ataş – Following (Ardından))
Однако всю тяжесть этой несправедливой, коварной и бессердечной жизни, которая раскрыла своё истинное лицо в поступках таких же жестоких людей, ощущал сейчас ещё один человек, находящийся по ту сторону двери, прижавшись спиной к стене и медленно опуская вниз бумагу, зажатую в руке, на которой был подробный отчёт о том, что стало причиной выкидыша.
В его малахитовых глазах сейчас не было ничего, даже мельчайшей мысли не могло проскользнуть, а всё потому, что он в этом отчёте прочитал намного больше, чем было сказано. Он читал между строк, его губы немного подрагивали, а в лёгких был такой тяжёлый воздух, что казалось, он сейчас просто задохнётся.
Закрыв глаза от невыносимых терзаний, которые заставили его дыхание стать прерывистым и истерическим, он понимал всё до мельчайшей детали, знал больше всех остальных, кто виноват во всём этом, и с каждой секундой его лихорадочного состояния Дител понимал только одно: он и есть... убийца.
– Неееееееет!!! – раздался такой невероятной силы крик девушки из палаты, который заставил даузера вздрогнуть не от испуга, а от боли и сжать резко бумагу в кулаке, а зубы сцепиться настолько, что казалось, он хочет перекусить все свои чувства.
С головы до ног сошёл такой сильный мандраж, словно его ударили током, бросая парня то в жар, то в холод. Крик, визг и вся палитра боли, ненависти и разрушающего отчаяния неустанно исходила от девушки, которая плакала в голос так неистово, что казалось, ей вырвали сердце, хотя, скорее всего, даже в этом случае она бы испытала меньше боли, чем сейчас.
Невыносимо. Это было просто невыносимо слышать и понимать, что эти крики олицетворяют собой проклятье, которое падает на голову даузера, сжавшего кулаки настолько сильно, что ладони становились фиолетового цвета от впивавшихся в них ногтей.
Он не мог. Не мог больше оставаться здесь и сгорать от боли, которая имела вкус не простой вины, а самого большого греха в его жизни, именно поэтому Лайсерг дёрнулся с места и помчался к тому, кто виноват во всём этом. Только вот вряд ли это был Генрих.
Наряду с этим где-то там, в большом и красивом особняке, который медленно погрузился в темноту вечера, открылась дверь и в комнату размеренной походкой зашла русоволосая девушка, чьи глаза были цвета кромешной тьмы, что упала сейчас на улицы деревни.
Она чувствовала что-то неладно, что-то, что заставляло её постоянно уходить в мир своих раздумий и волнений. Однако как только молодая девушка, теперь носившая по принуждению фамилию Шварц, подошла к столу мужа и взяла с него лист бумаги, на котором было что-то написано, её глаза тут же наполнились ужасом, напрочь сбивая с неё весь контроль своих чувств. От прочитанного она не смогла удержаться на ногах, попятившись назад и рухнув на пол с дрожащими от ужаса руками, а также закрывая себе рот ладонью, чтобы не издать даже писка.
А ночь всё продолжала наступать, звуча созвучно с тишиной, которая была, как траурный марш. Дверь из поликлиники отворилась, выпуская на улицу шатена с тёмными глазами, который искал одного человека. Однако долго Асакуре искать не пришлось, потому что северянин стоял у самой передней колонны карниза, коим был прикрыт вход в больницу, и просто смотрел куда-то в небо.
Даже со спины Йо мог понять, что он, как и полчаса назад, спокоен, и такое поведение друга просто не могло не расстраивать. Он сейчас был не с женой, а один. Он сейчас не разделял её горе, а лишь проводил время в одиночестве, возможно, даже думая, что всё это к лучшему, ведь он не был готов к отцовству.
И от таких мыслей Асакуре хотелось так сильно ударить своего друга, чтобы тот сам ощутил всю боль своей жены. Однако стоило лишь шатену резвым шагом спуститься по порожкам и обойти друга, чтобы взглянуть ему в глаза, как вдруг... Йо застыл с обескураженным лицом, немного приоткрыв рот и упрекая себя за то, что он так мог подумать о Трее.
Юсуи не просто переживал, он на своей шкуре испытывал ту же боль, что и Сели, он понимал всё до последней капли утраты, а подтверждением тому были слёзы, текущие безостановочным потоком по щекам северянина, который был не спокоен, как всем показалось, а убит тем, что он не смог... не смог защитить свою семью.
====== 93. Мягкость в душе чудовища. ======
Почему-то стиль готика в нынешнее время в воображении молодёжи сразу предстаёт во всех вариациях тёмных оттенков и чего-то потусторонне-загробного. То, что большинство людей из-за незнания считают готикой, на самом деле является романским стилем, который как раз и носит этот призрачный характер: таинственный и загадочный.
Однако готика, настоящая готика – это стиль, пришедший на смену именно романскому, и является он более светлым и изящным.
У романского стиля в идее сооружения зданий была заложена именно оборона, стены делались массивными и толстыми, а окна маленькими и узкие. В готическом же стиле было всё с точность до наоборот. Идея обороны не стояла в первых рядах, а скульпторы и архитекторы задавались целью возводить грациозные и прекрасные сооружения.
