Неожиданные простецкие обороты в речи Амалии тут же сделали из неё ненадолго ту, кем она всё это время и была — простую зубастую девушку с рабочей окраины, с плебейским именем, путём несложных трансформаций превращённым в элитное — Амалия. Которой неимоверно и незаслуженно, по мнению любимых подруг и ближайших родственников, повезло в жизни, и которые были тут же недрогнувшей рукой из этой её новой жизни без колебаний, одним росчерком выкинуты.

— Ну, отсутствие Генри в завещании меня вовсе не удивило…

«Думаю, ты сама про него напела что-нибудь отцу, иначе хрен бы твой Генри был рядом с тобой сейчас» — мстительно подумал Роберт.

— Но ты? Ты? Почему всё так поменялось, буквально в один день?

В возникшую паузу Амалия снова пригубила вино, едва коснувшись края бокала пухлыми почти девичьими губами.

Роби коротко, поверх её головы взглянул на неподвижно застывшую фигуру старшего брата, также с бокалом в руке, и, поймав взгляд таких же зелёных, как свои собственные, глаз, едва заметно хищно улыбнулся уголком рта.

Генри же и не думал улыбаться. Он, напротив, был серьёзен и буквально сверлил младшего взглядом.

«Сказать?» — улыбка.

«…»

«Прикинь, как весело сейчас будет!»

«…»

«Ах-ха, сейчас уже ты в моих руках, не так ли?»

«Тебе никто не поверит…»

«В такие вещи необязательно верить… сперва, в состоянии шока. А вот потом, потом…» — улыбка.

Генри резко развернулся за спиной Амалии и отошёл к панорамному окну, сжимая в руке бокал из лимитированной коллекции элитного хрусталя с такой силой, что чуть было не погубил его. Вовремя опомнился, отпил немного вина и поставил ни в чём не повинный бокал на стилизованный под старину комод рядом с роялем.

— Я сам не понял, — спокойно ответил Роби, тоже отпивая глоток из тонкого бокала, отметив, что напряжённая поза Генри стала мигом непринуждённой, — думаю, что он был уже немного нездоров к этому времени. Всё же несчастье произошло почти сразу после того, как он внёс изменения в завещание. Инсульт, как мне потом говорили врачи, иногда имеет такие вот предвестники. В виде странностей поведения. Жаль только, что нотариус — не врач. Ему видимо и в голову не пришло требовать оценки психического состояния. Да и то сказать, он же не дурак — вдруг отец бы психанул и послал бы его? Такого куска хлеба ни один нотариус не готов лишиться. А так — пришёл на своих ногах? Да. Какое число сегодня — помнит? Да. С вилкой не кинулся? Нет. Психически здоров.

«Он и был психически здоров. Пока аневризма в голове не разорвалась…»

— Но я, Ами, хотел поговорить с тобой совсем о другом.

— М? О чём же?

— О ком.

— О ком? — сделала вид, что не поняла.

— Об Альберте…

*Бутылку с вином следует открывать аккуратно и медленно. Штопор вводят в пробку не до конца, оставляя свободными полтора винта. Затем, постепенно раскачивая пробку, открывают бутылку. Ни в коем случае, при открытии бутылки, не допускать хлопка, чтобы вино не «испугалось», не произошел процесс быстрого насыщения кислородом. Если вино «испугается», будет совершенно иной вкус.

====== 22. ======

«Он и был психически здоров. Пока аневризма в голове не разорвалась…»

Роберт прекрасно помнил тот день, через два дня после их совершеннолетия, который круто изменил их с Аланом жизнь. Амалия тоже помнила каждую секунду этого дня. Вальтер был взбешен, но по нему этого, как обычно, видно не было, только близкие люди могли бы об этом догадаться. Внешне он был абсолютно спокоен, лишь жилка на виске бешено пульсировала, да лицо было непривычно серым. Вернувшись от нотариуса, ближе к обеду он собрал всех в гостиной и короткими рублеными фразами ошарашил родных.

— Хочу поставить всех в известность о том, что я изменил завещание.

Амалия побледнела. Она привыкла к жесткому характеру супруга, однако таких сюрпризов, ясное дело, не любила и их боялась. Справедливости ради сказать, их было не так уж и много. Вальтер напоминал великолепно отлаженный часовой механизм, который не давал сбоев практически никогда. Железная выдержка, немецкая педантичность и размеренность, все это было не только чертами характера, это определяло весь формат жизни, и для Амалии это было прекрасно. Великолепно, когда можно просчитать все поступки и реакции человека, с которым делишь кров, постель и деньги. Достаточно лишь его хорошо изучить. А уж в этом-то она, Амалия, поднаторела. Но сегодня начало речи, эта фраза ее буквально подкосила. Женщина вцепилась в ручки кресла и, привычно надев маску участливого внимания, преданным открытым взглядом смотрела в нелюбимое лицо.

Краем глаза она видела неподвижно замершую в кресле фигуру Генри, по правую руку от отца, его идеально красивое, бледное, как и у отца, лицо. Неужели… неет, нет! Она гнала от себя эти мысли. Тут что-то другое. Да и прошедшая ночь была вполне спокойной. Никаких настораживающих мелочей, никаких подозрительных взглядов, ни непривычных фраз… Все как в аптеке.

В немецкой аптеке. Утром секс. Потом он вышел из комнаты в ванную. Привел себя в порядок. Собрался на работу. Стал искать какие-то бумаги. Позвал кого-то из сыновей, кажется. Но Амалия к этому времени уже снова заснула.

Она не любила, когда дом полон народа. А в день рождения сыновей Вальтера обычно бывало людно. Прислуга, повара, да и их пятеро, слава Богу, что завтра все разъезжаются. Останутся лишь она сама, Вальтер и (тут она сладко потянулась в постели) Генри. Все как обычно. И заснула до обеда.

А вот сейчас что-то резко поменялось. Похоже, привычный механизм дал сбой и это было опасно для всех. Она изо всех сил старалась не отводить глаз, однако муж избегал зрительного контакта с присутствующими. Плотно сжатые губы его также не сулили ничего хорошего.

— Официально заявляю, что моими наследниками остаются моя жена Амалия и мой сын Альберт. В равных долях. Остальные из завещания исключаются.

Амалия боялась дышать. Слава Богу, самое страшное прошло мимо. Она открыла было рот, чтобы задать вопрос, но тут же разумно его захлопнула.

— Вопросы? — словно на собрании акционеров поднял бровь Вальтер.

Подавленное молчание было ему ответом.

— Я так и думал. — сухо подвел итог самому короткому совещанию в своей жизни глава семьи. Тяжело поднялся и какой-то новой, совсем старческой походкой направился к себе.

Амалия впилась взглядом в лицо Генриха, однако он, истинный сын своего отца, сохранял каменное выражение. Прочесть ничего нельзя. Она скользнула взглядом по лицам близнецов, однако наткнулась на такие же безэмоциональные маски, тем более пугающие, что их было две, и совершенно одинаковые. Определенно, в этой ненормальной семейке ясности не будет.

Ну и плевать. Сейчас расклад в ее пользу, а если постараться, то можно и…

— Думаю, нам всем следует успокоиться и переварить эти новости, — мягким голосом сказала Амалия. — Отец расстроен, думаю, что это импульсивное решение.

Ха. Импульсивность и Вальтер — это как? Разные даже не планеты. Разные вселенные.

Все находящиеся в комнате это прекрасно понимали. Также как и то, что глава семьи не передумает. Объявленное решение обжалованию не подлежит. Оделись и вышли в заснеженный сад близнецы. Две одинаковые фигурки в теплых куртках с капюшонами хорошо были видны в панорамные окна, они удалялись в направлении замерзшего уже у кромки берега озера. Генрих ушел к себе. Амалия осталась сидеть в своем кресле, погрузившись в раздумья. Вальтер неожиданно поменял правила игры, в которой она была не последней фигурой, и теперь надо было продумать новую линию поведения. С Генри. С Аланом. С Робертом. Ну да ладно, она и не с такими задачками справлялась… справится и теперь.

Кто же знал, что буквально через полчаса правила игры поменяются еще раз, да так кардинально, что и сама игра станет совершенно другой…

Из раздумий ее буквально выдернул вопль прислуги, страшный, панический вой.

«Где он только берет этих деревенских дур?» — не успела раздраженно подумать госпожа Свиридова, как в гостиную влетела одна из этих дур, горничная. И вой, и жутко перекошенный рот, и наполненные ужасом глаза…