В этом невероятном визге, в этой вьюге перьев и хаосе когтей Ариэль видела, как падает усохший скелет тела, все еще вертясь, и подумала: «Он — сосуд».

Вороны налетели на нее. Они запутывались в волосах, лезли в ноздри, забирались в глаза, били по губам. Она пошатнулась, отступила, стараясь найти место, где можно обороняться на этом поле жизни, вдруг ставшем филиалом ада, и тут поняла, что на нее они летят лишь потому, что она оказалась между ними и немногими нетронутыми плетями ежевики, где еще есть ягоды, а они не успокоятся, пока не объедят все, не оставив ни единой.

Посмотри на меня, сказал кто-то.

Ариэль обернулась. Рядом с ней стояла та девушка.

Именно такая, какой Ариэль ее запомнила. В той же одежде, в той же драной соломенной шляпе, и смотрела на Ариэль теми же черными глазами — безмятежными и бесстрастными. И щеки были те же, что и тогда, — в подростковых угрях.

Идем со мной, сказала девушка.

Сказала без акцента, но голос ее был похож на тот, который когда-то, очень-очень давно, Ариэль слышала — и верила ему.

Девушка протянула руку — Ариэль ее приняла.

Вороны продолжали клубиться вокруг, но ни одна не пролетала между ними.

Ариэль не знала, кто двинулся первым — девушка или она, — но они пошли рядом через плети ежевики, держась за руки, а черный занавес ворон хлопал крыльями им в лицо и шипел в спину. Но ни одна не вторгалась в занятое ими пространство, и стена ворон расступалась перед ними. С пронзительным визжащим звуком раздавались в стороны стены черных перьев и блестящих багровых глаз — как разлетаются сухие листья, стрясенные с мертвого дерева.

Ариэль проснулась и осталась лежать, глядя в потолок. Там медленно вертелся вентилятор, очень тихо потрескивая. Солнце ярко светило сквозь светло-желтые занавески на окне. Где-то около «Бентон-плейс» лаяла собака. Проехал мотоцикл. Ариэль повернула голову на подушке, высматривая часы. Те, что стояли на тумбочке, сказали, что сейчас десять минут одиннадцатого — приятная симметрия стрелок. Ариэль потянулась, услышала, как хрустнул позвоночник, и начала было вылезать из кровати, но решила полежать до четверти одиннадцатого и попытаться обдумать свой сон.

Она лежала в кровати гостевой спальни в доме матери Берк, в районе, где маленькие аккуратные дома встали на холме над федеральной дорогой номер пятнадцать в северо-западной части Сан-Диего. Сюда они приехали накануне вечером после двухсотвосьмидесятимильной дороги с фестиваля «Стоун-Черч». Участники группы так были измотаны пережитым, что едва успели пробормотать какие-то вежливые слова миссис Фиск и сложить куда-то сумки — и тут же свалились. Труитт Аллен хотя и вел машину всю дорогу, пошел в кабинет с лэптопом, сотовым телефоном и чашкой кофе и закрыл за собой дверь. Белый «ГМЦ Юкон» с тонированными стеклами, который их сопровождал по извилистым улицам и припарковался перед домом, наверное, еще на месте. Можно будет проверить, просто из любопытства, когда она встанет.

А еще она подумала, что очень интересно разобрались с необходимостью заправиться. Вчера, когда стал кончаться бензин, Тру по сотовому передал какие-то коды. «Жестянка» остановилось возле колонки на заправке «Тексако», и тут же белый «юкон» и еще один, серый металлик, встали по обе стороны фургона и трейлера группы «The Five». Из обоих внедорожников вышло по одному человеку, оба одетые, как Тру, в простые штаны и рубашку, и эти двое встали лицом к темноте на дальней стороне дороги I-8. Их было бы не отличить от обычных бизнесменов, путешествующих по делам и вышедших размять ноги, если бы не пара странной формы биноклей, через которые они осматривали окрестности, поворачиваясь в стороны.

— Ночное видение, — сказал ей Кочевник. — Или тепловое.

Тру закачал бензин. Из «юкона» вышел еще один человек и заправил обе машины. Агенты о чем-то быстро посовещались, и двое зашли внутрь здания и вышли — каждый с двумя пакетами поп-корна и четырьмя чашками кофе на пенопластовом подносе. Тру спросил музыкантов, не надо ли кому в туалет, и когда выяснилось, что да, им был выдан персональный эскорт из агентов ФБР. Ни разу не было момента, когда как минимум двое агентов не смотрели бы в приборы ночного видения или что оно там. У Ариэль создалось впечатление, что в каждом «юконе» есть четвертый человек, на заднем сиденье, — так она решила по замеченным движениям и по четвертой чашке кофе. Девять человек, включая Тру. Много на это уйдет денег налогоплательщиков — охранять жизнь четырех музыкантов, у которых дезодорант давно уже выдохся. Плюс к тому Тру заплатил за бензин своей — или казенной — кредитной картой. Что тут удивляться, если страна по уши в долгах?

Ариэль подняла голову и глянула на вторую кровать. Джон Чарльз еще спал, запутавшись в простынях, как будто ему тоже снились плети ежевики и шагающий призрак Джереми Петта. Он лежал, отвернувшись лицом к окну. Очень неприятно было смотреть на его правый глаз, который за ночь распух, как устрица, и переливался затейливой гаммой от черного с лиловым оттенком до оливково-зеленого. Немного помогли пакет со льдом, выданный в медицинском трейлере, и доза экседрина-форте.

Джон спас ей жизнь.

Все равно вчерашние события не укладывались в голове. Совершенно верно говорит штампованная фраза: все произошло слишком быстро. Когда Джон прервал пение и музыка дернулась, а потом он нырнул вниз, как безумец… это невозможно было воспринять. А потом узнать, что этот молодой человек — девятнадцатилетний, судя по калифорнийскому водительскому удостоверению, как сообщил Тру, — целился в нее… нет, в голове не укладывается.

Стрелка скрутили и увели быстро и аккуратно. Группа «The Five» ушла со сцены, и техники убрали аппаратуру (через час должна была выступать «Monster Ripper»), а вскоре после этого — после захода в медицинский трейлер и короткого разговора с репортерами тусонского телевидения и с Брэдом Лоуэллом из «Дейли стар» — «Жестянка» отъехала от этого цирка. За рулем сидел Тру. На I-8 в сторону запада заняли свои позиции два «юкона» — серый металлик спереди и белый сзади, и вот так они поехали колонной.

Кочевник спас ей жизнь.

И Ариэль очень не скоро забудет об этом подарке. Если вообще когда-нибудь забудет.

Он чуть фыркнул, будто прочитав ее мысли. Рука его поднялась коснуться глаза, но даже во сне мозг сообразил, что лучше этого не делать, и рука упала обратно на грудь.

Тру не сказал им пока что, как зовут того парня, хотя наверняка видел в его документах. Он сказал, что будет информировать о ходе дела, и это было вчера, до того как он скрылся в кабинете.

Ариэль позволила себе вернуться в сон и проиграть его с самого начала. В комнате было светло, солнечно и радостно. Стоял пряный запах освежителя, который, наверное, утром разбрызгала миссис Фиск, учитывая, насколько им необходим душ. О темном трудно было думать, но необходимо.

Он — сосуд.

Она вспомнила эту мысль. Что это значило? Яркий образ кишащих ворон, налетающих на ягоды и рвущих их с ветвей. И яркий образ девушки.

Той девушки.

Идем со мной.

Ариэль вдруг поразило желание — потребность — увидеть эту песню. Песня-«кумбайя», назвала ее Берк. Она наклонилась к полу, где рядом с синим чемоданом стояла ее кожаная сумка с бахромой. Открыв сумку, она вытащила блокнот с приклеенными камешками десятка цветов, и открыла его на странице, где была написана заготовка для общей песни. Предполагавшейся последней. Которая должна быть исполнена на последнем представлении в Остине, шестнадцатого августа. Песня-завещание группы «The Five», написанная всеми вместе, с частицами души, вложенными в слова и музыку.