За кулисы пришли несколько фанов, нащелкали фотографий, потом был быстрый обмен вопросами и ответами с репортером Брэдом Лоуэллом из «Дейли стар», знакомым по прошлым посещениям города. Он похвалил их новый диск, сказал, что думал, будто они на пути к распаду и он будет первым, кто скажет: «Я же говорил». О смерти Майка он спросил лишь мимоходом, но они ничего не могли сказать такого, чего он еще не знал.

Потом они остались за кулисами посмотреть часть выступления группы Беллы Керси. Им приходилось с ней играть раньше, и Ариэль была от нее в восторге. Белле было за тридцать, длинные волосы преждевременно поседели, а лицо казалось безмятежным, как у Матери-Земли, но она умела давать чертей на концерте, и ее вишневый «Гретч стримлайнер» семьдесят пятого года завывал не хуже миномета. Группа у нее была семейная, и жили они в Тусоне. Муж играл на басе, брат — на ударных. Можно было смотреть разинув рот, как Белла обрабатывает публику, слушать, как плывет страстный голос на волне пылающих аккордов. Она била воздух кулаком, пинала ногой, обутой в красный ковбойский сапог. А потом с бунтующего рока она переключалась на педальную слайд-гитару и, залитая синим светом, исполняла медленную, до боли красивую версию «Если лишусь я благодати Господней» Шейна Макгоуэна.

Пока Белла играла, Гений-Малыш сказал Кочевнику:

— Пойду пригоню трейлер.

Он вышел через заднюю дверь и прошел по переулку, где потом будут грузить аппаратуру.

«Жестянка» стояла на соседней улице. Джордж, несмотря на трагическую утрату, ощущал, что все в порядке. Всякий, кто увидел бы его сейчас, сказал бы, что он идет как человек, которому есть куда идти. Группа сегодня выступала классно, на большом подъеме, сувениры продаются, на сайте видно, что диски расходятся сотнями, а число заходов на YouTube и MySpace зашкаливает. Вполне возможно, это связано с тем вниманием СМИ, которого ни одной группе не хотелось бы, но в любом случае — что есть, то есть. Сейчас надо готовиться к выступлению в «Касбахе» в Сан-Диего, потом в субботу, второго, — Большое Шоу, где пан или пропал, в клубе «Кобра» в Голливуде. На Сансет-Стрип, детка! Чего он не сказал — пока не сказал, но скажет еще, — что там будут двое ребят из фирм звукозаписи: один из «Соник бум» и другой из «Мантикоры». То есть должны быть, будем надеяться.

Он оставит группу в отличном состоянии, с видами на будущее. Это он должен для нее сделать.

Он показал служителю парковочный талон и пошел через стоянку под ярко-желтым светом охранных прожекторов. Вытащил из кармана ключи, отпер дверцу, открыл ее, думая, не заехать ли в супермаркет — купить бутылку вина для гостеприимных хозяев, как вдруг его ударили молотком по правому плечу.

Он подумал, что кто-то подкрался сзади, обернулся, ловя ртом воздух, но никого не увидел.

Левой рукой он схватился за плечо. Футболка была мокрой. Возникла и резко стала нарастать пульсирующая боль. Ощущение в плече было такое, будто сустав выбит. Джордж ошеломленно огляделся. Очки висели у него на одном ухе. Дышать становилось все труднее, будто дыхание из него тоже выбили. А сердце… Боже ты мой, оно качало как насос.

Он посмотрел в сторону будки сторожа, увидел размытую фигуру человека, сидящего на табурете и глядящего в телевизор.

Джорджу пришло на ум, что надо бы позвать, сказать: «Сэр, простите, не могли бы вы мне помочь?»

Но слова не были произнесены, потому что его снова ударили молотом, на этот раз в грудь, и он спиной опрокинулся на «Жестянку». Попытался вдохнуть — но раздалось лишь бульканье жидкости. В груди горело раскаленным углем. Уголь надо было убрать немедленно, и Джордж схватился за грудь обеими руками, но не мог добраться до того, что нужно найти, пальцы промокли, их не удавалось ввести на нужную глубину. Он когтил собственную грудь, раскрыв рот, чтобы позвать на помощь, но не издал ни звука, потому что голоса у него тоже не было.

Джордж пошатнулся. Колени не держали его, он попытался схватиться за «Жестянку», удержаться на ногах, но без толку — он падал на асфальт, и когда, изогнувшись, грохнулся, то увидел в последнем своем свете отпечаток мокрой руки на бетонной серости.

Как логотип на футболках. Только логотип не таял в теплом вечере Тусона.

— Понятия не имею, — ответил Кочевник.

Он сидел измотанный, с покрасневшими глазами: прожектор видеокамеры — штука не очень добрая. Как и вопросы, которые раздавались из-за этого прожектора. Вот очередной прилетел, голубчик.

«Джон, у вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто мог желать им смерти?»

— Вопрос дурацкий, Дэйв, — сказал похожий на латиноса капитан, сидящий за столом между Кочевником и Ариэль. — Сам понимаешь, мы это уже проходили.

— Для публики, сэр, — отозвался Дэйв, репортер с видеокамерой «Фокс-Кей-Эм-Эс-Би», улыбнувшись сдержанно и невесело. — Работа такая.

— Мисс… Боннеуи, правильно?

Берк тяжело моргнула и перевела взгляд на спрашивающую молодую женщину.

— Бонневи. Через «в».

— О’кей, запомню. Вы действительно сообщили капитану Гарца, что в вас стрелял этот же снайпер, когда вы были в Свитуотере? После того как убили вашего басиста?

Этой женщине, светловолосой, с резкими чертами лица, вряд ли было больше двадцати двух. На табличке с именем значилось, что она — репортер «Тусон ситизен».

— Да. — Берк одолевала слепящая головная боль. И тошнило уже часа два. — Сообщила.

— Можно спросить, вы об этом сообщили полиции Свитуотера или нет?

— Нет, не сообщила. Я думала… Я не была уверена, что так и было.

— Простите? Вы не были уверены, что в вас стреляли?

— Джейми, тут не допрос, — вмешалась коп по связи с общественностью: пожилая темноволосая дама по имени Энн Гамильтон. Она сидела в конце стола, рядом с Терри. Держалась очень безмятежно, но явно умела, когда надо, подпустить стали. — Мисс Бонневи это уже объясняла капитану Гарца. Пожалуйста, следующий вопрос.

Поднял руку репортер «Кей-Би-Оу-Эй», но корреспондентка «Ситизен» не сдавалась:

— Я просто размышляю вслух, что у нас тут, возможно, бродит на воле снайпер — потому что полицию в Техасе вовремя не проинформировали. Я не права?

— Дайте я отвечу, — сказал Гарца, глядя на Джейми Лейн глубоко посаженными угольными глазами, будто пригвождая ее к стулу. Челюсть у него была как кирпич, лицо в оспинах, и голос звучал, как ворочающийся в цементе гравий. — Прежде всего мы только начинаем расследование. Куда оно нас приведет, пока сказать нельзя. Во-вторых, вы принимаете как факт, что в мистера Эмерсона стрелял тот же человек, который убил мистера Дэвиса, что еще совершенно не доказано. И еще, Джейми: такими словами, как «снайпер», ты не завоюешь симпатий полиции. Это я тебе говорю.

— Несколько преждевременно, — добавила для смягчения сотрудница по связи с общественностью.

— Простите, сэр? — удивился репортер из «Кей-Ви-Оу-Эй». — Вы хотите сказать, что это было совпадение?

Судя по его интонации, предположение казалось ему смехотворным.

— Я хочу сказать, что сейчас у нас есть молодой человек, который борется со смертью. — Гарца не клюнул на пустой крючок. На его лице читалось спокойствие Будды — если бы отцом у Будды был коп из Хуареца. Представитель больницы по связи с общественностью всего несколько минут назад вышел из этой комнаты на первом этаже университетского медицинского центра, сообщив собравшимся репортерам, операторам и прочим техникам, что Джордж Эмерсон доставлен «скорой помощью» в критическом состоянии в двадцать три сорок восемь, чуть больше двух часов назад, и сейчас находится в операционной. У него два пулевых ранения: в правое плечо и в верхнюю часть груди. — И пока у нас не будет больше материала, мы не можем делать никаких выводов ни на какую тему.

— Но выстрелы были сделаны с дальней дистанции? — спросила черная женщина-репортер из, как это ни смешно, «Кей-Джи-Ю-Эн».[23]