— На месте, сэр. Похоже… посмотрю сейчас в бинокль… похоже, травку решили покурить.
— «Прайм», говорит «Сигнет», — вмешался другой голос. — На стене муха. Вы меня слышите?
Тру почувствовал, как сжались челюсти. Веселость, вызванную сообщением о курильщиках, как ветром сдуло.
— Вас понял, — ответил Тру. — Дистанция?
Он уже повернулся лицом на северо-запад. Музыка гремела оттуда. Муха поднималась на противоположный склон горы, и у нее будет открытый обзор сцены.
— Триста двадцать семь ярдов.
При такой дистанции по дальномеру муху от сцены будет отделять более пятисот ярдов. Все еще поднимается, стрелять не сможет, пока не достигнет высоты группы «Сигнет».
— Подробности, — попросил Тру.
— Определенно с винтовкой, — сообщил командир «Сигнета».
Тру лишь секунду потратил, чтобы глотнуть слюну.
— Берите его. Вы знаете, что нужно. «Лоджик», вы в резерве. Как меня поняли?
— Понял вас, — ответил «Лоджик».
Тру пошел дальше. Через некоторое время он сообразил, что ходит кругами. Посмотрел на часы. Посмотрел на солнце. Прошел мимо почти голого мужика с длинными каштановыми волосами и тощей девицы топлесс, вытянувшихся вместе в теплой воде надувного детского бассейна. Поднес ко рту «Уоки-токи»:
— «Сигнет», как меня слышите?
Ответа не было. Наверняка заняты сейчас.
Он услышал из амфитеатра звук — завывание гитар, задающий ритм грохот ударных, яростные вопли клавиш и хриплый голос Джона Чарльза, но и еще что-то. Как крылья тысячи птиц. Однако наверху было только небо, полное белого огня.
Джон Чарльз вдруг резко оборвал песню. Раздался тяжелый удар взрыва, взвизгнула обратная связь в микрофонах. Что-то оглушительно хрустнуло и зазвенело.
Следующие два звука Тру распознал безошибочно.
Треск. Еще раз треск.
Выстрелы.
Он бросился к сцене.
Ариэль видала этих, расхаживающих гусиным шагом. Их было шестеро, бритых наголо и бледных, одетых в белые футболки, черные джинсы и блестящие черные ботинки. Они расхаживали среди публики быстрым шагом, выбрасывая руки в нацистском приветствии, врезаясь в других и пробиваясь через толпу тараном. Никто уже не слушал, никто в ее поле зрения уже не обращал внимания на музыкантов, — люди слышали музыку, как бегущие из тюрьмы заключенные слышат за спиной сирены, и хотели они только одного: прорваться через все торчащие перед ними препятствия.
Она на ритм-гитаре подыгрывала «Отчаяние некрасиво» и пыталась не отстать от бешеного темпа Берк. Терри, судя по звуку, лупил по клавишам кулаками, и даже Джон стал не попадать в ноты. Микрофон был у него почти во рту, и он орал, как столетний раб, испугавшийся плантаторского кнута.
Ничего себе, детка, сюрприз ты готовила мне.
Если б вышло по-твоему, мне бы висеть на сосне.
Ты брала мои деньги, меня же не ставила в грош.
И мне кажется, детка, давно ты напрасно живешь.
Но из списков живых тебя вычеркнет кто-то другой.
Посмотри, я свободен, и я расплевался с тобой.
Я хочу поглядеть, как, поняв, что все это всерьез,
Ты увидишь лицо свое в зеркале мокрым от слез.
Потому что отчаянье не пощадит красоты.
Ты увидишь, как слезы твои искажают черты.
Терри начал соло на клавишах, и Кочевник отступил от микрофона. Тяжелое, жесткое вибрато наполнилось блестящей золотистой болью. Кочевник посмотрел в публику, на людей, которые врезались друг в друга и расползались, огрызаясь. У самого края сцены он заметил нескольких человек, оставивших на миг свою войну и глядящих на него остекленелыми глазами. Увидев его, они протянули к нему свои татуированные руки, на шеях и на обнаженных грудях заиграли начерченные контуры, будто в каждом из тел сидело множество душ и они пытались вылезти наружу, использовав Кочевника вместо лестницы. Он увидел здоровенного коренастого хмыря с ежиком черных волос — тот шатался вокруг, расталкивая людей налево и направо внушительными локтями. На красной футболке написано было «Телотсип». Другая примечательная личность — мужик с эспаньолкой и кельтскими татуировками, от которых все горло у него было черным, — влетел в одного из нациков, и тот сел на задницу. Кочевник вспомнил поговорку матери: «Весело будет до тех пор, пока кто-то не заплачет». В данном случае — пока не начнет махать кулаками.
Терри закончил соло, и Ариэль снова подхватила ритм. Кочевник шагнул к микрофону. Краем глаза заметил тощего парнишку с аккуратно подстриженными белокурыми волосами — тот пробивался через толпу к сцене, двигаясь медленно, с грацией танцовщика уклоняясь от локтей, коленей и черепов. Он был в джинсах и свободной серой футболке с цветной картинкой экзотических стран и зеленой подписью: «Каникулы во Вьетнаме. com». Глаза его были устремлены на Кочевника, который снова держал микрофон почти во рту.
Вот и кончилась роль, до конца ты не справилась с ней.
Но своих убивать — нет на свете поступка страшней.
Что я мог, если я для тебя то ли был, то ли нет?
Но того, что сказал я, не скажет тебе…
Пистолет.
Блеснуло на металле солнце.
Ветер зашелестел наверху в черном навесе.
Кочевник замолчал.
В руке белобрысого парнишки был пистолет. Маленький пистолет. Из-под футболки. И дуло направлено на Кочевника.
Парнишка мигнул — веки, наверное, нагружены наркотой — и повернул пистолет к Ариэль.
Подумать Кочевник не успел — просто прыгнул.
Он сбил стойку микрофона и рванул вперед, не сбросив с плеча лямку от гитары. Микрофон упал с гулким грохотом, заверещала обратная связь. Блок эффектов (или что-то другое) рухнул на сцену и завопил в колонках, как «Стратокастер» в агонии.
Сперва парня ударила гитара, потом сам Кочевник. Из пистолета в вытянутой руке щелкнули два выстрела, но стрелок уже лежал на земле. Кочевник сидел на нем и старался не выпустить руку, а та вертелась змеей, и вдруг белобрысый вскинул голову и ударил Кочевника в правый глаз. В голове замелькали искры, черной лентой взметнулась боль. Кочевнику показалось, что у него череп треснул, но этот гадский пистолет он не отдаст. Обоими кулаками он изо всей силы замолотил по белобрысому.
Кто-то подхватил его под мышки и поднял, кто-то другой упал на стрелка как одеяло. На этом одеяле была красная футболка, и он прижал коленом руку парнишки с пистолетом, глянул на Кочевника и на того, кто его держал, и сказал резко:
— Поднять его на сцену! Быстро!
На красной футболке была надпись «Телотсип». Кто-то еще наклонился и стал отдирать побелевшие пальцы парня от пистолета. У этого на щеке была татуировка паутины (нарисованная?) и уж точно настоящие стальные шестиугольники в ушах.
— Назад! Все назад! — крикнул тот, что помогал Кочевнику залезть обратно на сцену. Ариэль стояла у края, с лица ее сбежала краска. Она наклонилась, схватила Кочевника за руку, Терри наклонился и поймал его за рубашку.
Кочевник залез на сцену и рухнул на колени. В орбите правого глаза пульсировала боль. Может, он уже опухал и закрывался. Блин, да это же фонарь будет! Он же еще стрелял, ублюдок!
Ощущение было такое, будто сейчас стошнит. В носу застряла пороховая вонь. У человека, который ему помогал залезть, вся голова была в шипах каштановых волос, каштановая борода падала на голую грудь с татуировкой (фальшивой?) рогатого красного дьявола верхом на «харлее». В руках демонический фанат «харлея» держал раскрытый бумажник и показывал толпе полицейский значок.
Берк наклонилась к Кочевнику и что-то сказала. Он ни хрена не разобрал.
