Литмир - Электронная Библиотека

…А Андрюша смешной был, странный. Я долго не могла понять, какой он настоящий. Он всё шутил, острил, всё кого-то показывал. Здорово! Талантливо! А я смотрю на него и вижу — это маска, прекрасная, обаятельная маска. Ну, а там, дальше, что? Там, где душа? Иногда мне думается, он даже сам себе не решался правду о себе сказать. Тогда надо было бы измениться в корне. И жить не так, и любить не тех… а он этого не мог. У него мама была, и она ему всю жизнь расписала. Вот так мне почему-то кажется. Поэтому я в глубине души всегда Андрея немного жалела. Всё хотелось успокоить его, остановить, чтобы он не мчался так… И больше всего я любила его замечательные работы в кино. Сначала «Достояние республики», а потом «Мой друг Иван Лапшин». Именно там, в этих ролях, я увидела Андрюшину душу и сердце. Увидела то, что он тщательно скрывал. И это было замечательно. И поэтому мне всё равно, что о нём говорят и пишут. И особенно женщины. У меня был и остался свой Андрей!

Не помню, какой это был год, кажется, лет за пять до его смерти. Собрались мы своим курсом в училище, как всегда, 23 октября. К концу вечера все куда-то разбрелись, а Андрей, наоборот, приехал позже и очень хотел общения. Стал всех искать-собирать и собрал шестерых девочек: «Давайте ко мне поедем, у меня дома никого нет». Мы, конечно, с радостью согласились. Все его любили, он всегда был как солнышко в хмурый день. И привёз он нас на Селезнёвку, в свою шикарную квартиру. Вернее, две квартиры в одной — так он их удачно объединил. Никто из нас в таких домах не был. Просто музей! Антиквариат. Везде фигурки из фарфора — Андрей в разных ролях. Так всё красиво, со вкусом. И вдруг заводит он нас в маленькую комнату, открывает шкаф и достаёт множество дамских шляпок! Ну прямо Синяя Борода! Шляпки эти, как он сказал, носила его мама. Коллекция была потрясающая. И вот Андрей, как некий художник, стал на нас шляпки надевать. Каждой девочке — свою, как он считал, для неё подходящую! По характеру. Я загадала: «Если мне эту шляпку наденет…» И он надел. А потом посадил нас в гостиной за шикарный стол. И не меньше, чем шляпок, достал всяких напитков: французское вино, коньяки, виски, джин… В общем, как в сказке! Тогда ничего этого и купить-то было нельзя. И началась сумасшедшая ночь! Под стать балу у Воланда, только дамы в одеждах и даже в шляпках! Как он с каждой из нас танцевал! Как ухаживал за нами! Все были королевами! А в шесть утра королевы пошли на метро. Подавая мне пальто в передней, он тихо наклонился и шепнул: «Вернись…»

Раньше я не понимала, почему фотографы всегда говорили: «Смотри, сейчас птичка вылетит!», а теперь-то я это хорошо понимаю…

Закрываю глаза, начинаю смотреть моё «кино».

Лети, моя Синяя птица!

Моя любовь!

* * *

Сейчас я хочу вернуться к теме дружбы. Дружба для меня такая важная штука, не менее важная, чем любовь. Хотя дружба — это просто одна из граней любви.

И вот эта грань в моей жизни так сверкает, что подчас заслоняет всё остальное. Здорово, когда у тебя есть подружка с детства, это я уже говорила, да и в течение жизни постепенно как-то адсорбируется круг друзей. С мужчинами тоже интересно бывает, очень часто некоторая влюблённость переходит в нежную дружбу. Это мне всегда очень нравилось, потому что знаешь, что это друг, но некоторый флёр влюблённости остаётся. И, как это ни странно, все мои друзья не работают в театре. То есть почти все. «Почему?» — спросите вы. А потому, что дружба в театре — это очень большая редкость. Ну вот, приехали! А родители как же? А вот в том-то и дело, что у мамы была только одна подруга в театре, да и то в молодости, а потом, когда я уже подросла, я очень часто замечала, что она на подругу «не тянет». На мой взгляд, очень завистливая и злющая тётка. Часто мама после прогулок с ней возвращалась в слезах, так как та очень любила какую-нибудь гадость ей сказать. И когда я маме говорила: «Какой же она тебе друг?» — она только вздыхала в ответ: «Ну, мы ведь в молодости дружили». Не понимаю я этакой дружбы. У отца, мне казалось, много было друзей, впрочем, он всегда всё прикрывал и шутками, и анекдотами. А что там на душе у него было, не знаю. Знаю только одно: что родители очень передо мной виноваты в том, что никогда всей правды о Театре мне не говорили. То есть той самой, которая и есть Театр изнутри. А всё требовали, чтобы я всегда говорила только правду. Вот так я со своей правдой столько горя хлебнула, что «ни в сказке сказать, ни пером описать». Когда ещё в училище я узнала, что моя подружка меня продала, это было как гром среди ясного неба! А потом — дальше больше: оказалось, что в Театре ни в коем случае правду говорить нельзя, то есть всё что угодно, кроме правды. А я вечно не туда попадала. Скажу кому-нибудь: «Вы мне вчера так в спектакле понравились!» А мне друг мой Володя Сверчков: «Ты что, надо не этой артистке говорить, а вон той». Я говорю: «Так та мне совсем не нравится». А он мне чуть ли не рот рукой закрывает, чтобы никто не услышал. Так и прозвал меня «Нелепка».

Да, замечательный он был человек, мы с ним очень подружились. Он был внуком знаменитой артистки В. Н. Пашенной. Работал он в театре режиссёром, а в это время в Малый театр пришёл Леонид Викторович Варпаховский, ученик В. Э. Мейерхольда, красавец, аристократ. Он в театр с утра на репетицию приходил, как на праздник, в чёрном костюме с «бабочкой», всегда элегантен. Волосы стального цвета аккуратно зачёсаны.

Володя Сверчков его обожал и работал вторым режиссёром во всех спектаклях Варпаховского. Шёл тогда у нас спектакль «Палата» по пьесе А. Алёшина. Там была небольшая роль медсестры. Когда я увидела этот спектакль, так он мне понравился! Там играл великолепный актёрский состав: В. Д. Доронин, П. А. Константинов, А. Н. Аненков, Р. Д. Нифонтова, а роль медсестры играла моя подружка Людмила Пирогова. И когда я сказала ей, что хочу тоже эту роль сыграть, то она сама меня «ввела» в спектакль вместе с Володей Сверчковым, и наша дружба от этого только окрепла. И ещё есть у меня в Малом театре верный друг — это Татьяна Рыжова, внучка той самой гениальной В. Н. Рыжовой. Мы с ней, правда, одни и те же роли не играли, но дружили и продолжаем нежно любить друг друга все эти годы. Так что бывают, конечно, везде исключения из правил.

А честно говоря, я всегда в Малом театре чувствовала себя этаким «подкидышем». Я ведь окончила Вахтанговское училище, а они признавали только своих «щепкинцев». Театр — это очень не простой организм. А Малый театр тогда был особенным. В него часто брали самых лучших артистов из других театров или из провинции, где они были «звёздами». А попав на сцену Малого театра, эти «звёзды» часто гасли. Как я выжила, не знаю. Может, тоже из-за какого-то внутреннего стержня, который сохранился во мне с детства благодаря моим родителям. И хоть и гнули меня часто, но сломать не могли.

Могила Неизвестного солдата.
Горит огонь, кругом лежат цветы.
И маршируют юные ребята
В почётном карауле у звезды.
А я свои цветы несу на сцену,
Где неизвестных тысячи ребят
Приходят позабытым всем на смену,
Чтобы пополнить наш актёрский ряд.
И в массовых картинах умирают,
И в эпизодах душу отдают,
И короля блистательно играют,
И Чацкому карету подают.
Безвестные, забытые герои,
Без вас Театру не прожить и дня.
Вы честно отыграли свои роли,
Но все забыли ваши имена.
И вот я вам цветы несу на сцену
И кланяюсь вам низко, до земли.
Я подвигам актёрским знаю цену,
Солдаты неизвестные мои!
27
{"b":"575041","o":1}