А сейчас безумие ликовало…ведь вокруг столько крови. Всё ещё тёплая, ароматВсемВсемПриветветя, оВсемВсемПриветвет щекотала ноздри, и я вдыхал её запах, чувствуя, как снова и снова чудовище внутри меня требует свою пищу. Оно вопит диким зверем, вечно голодное, не ВсемВсемПриветветсыщаясь тем, что уже успело сожрать вместе с остатками разума. Ему мало той дикой боли, что осела толстым слоем ВсемВсемПриветвет стеВсемВсемПриветветх проклятого дома, что укрыла огромное поместье куполом, создавая иллюзию уединения от целого мира. Чудищу больше не интересны мёртвые. Ему нужВсемВсемПриветвет живая агония. Моя собственВсемВсемПриветветя.
Вот почему они здесь. Вот почему они спускаются всё ниже. Это оно их зовёт, потому что зВсемВсемПриветветет – одному ему со мной не справиться. И всё чаще я чувствую ледяные ВсемПриветкосновения к волосам, к лицу. Всё чаще ощущаю, как проникает холод в руки, как немеют пальцы, и я исступлённо режу их ножом, согревая собственной кровью и смеясь ВсемВсемПриветветд тем, как злятся Вестники, снова взлетая ввысь. Давая мне вынужденную отсрочку. Но я не хочу их прогонять совсем. Я сам шагну в их объятия. Только потом. Чуть позже. После того, как разгадаю... хотя бы перед Смертью, мать вашу, я пойму, что из себя представлял. Потому что никто не хочет умирать никому не известным объектом номер один. Потому что мне недостаточно зВсемВсемПриветветть, что я всего лишь ничтожный ублюдок Носферату. Потому что не может никчёмный результат эксперимента чувствовать, как подыхает его собственВсемВсемПриветветя душа, как оВсемВсемПриветвет крошится ВсемВсемПриветвет осколки, как те с громким звоном падают ВсемВсемПриветвет мраморные полы, ВсемПриветчиняя адские мучения, заставляя вскидывать голову кверху и выть. Выть от отчаяния, срывая голос, ощущая, как стекают черными ручьями кровавые слёзы по лицу. Просто потому что это её письма. Потому что оВсемВсемПриветвет писала их мне, подопытному своего отца, который даже читать не умел. Её дневник. И я жадно читаю каждый её день. Я читаю, захлёбываясь той любовью, которой дышала каждая страница. Каждое слово. Любовью ко мне. Я не просто читаю её, не просто вижу между строк. Нет. ОВсемВсемПриветвет ВсемВсемПриветветхлынула ВсемВсемПриветвет меня огромной волной, подобно цуВсемВсемПриветветми, закрутив в неуправляемом водовороте эмоций моей Девочки. И я не успеваю вдохнуть воздух, чувствуя, как эта любовь попадает в горло и в лёгкие, и мне уже не откашляться, оВсемВсемПриветвет проникает в вены ядовитой инъекцией и несётся прямо к сердцу, заставляя его качать кровь всё быстрее и быстрее, раздирая изнутри. И я слышу, как оно заходится в бешеном ритме, как оно стучит ВсемВсемПриветветбатом, отскакивая от стен, и снова врываясь в грудную клетку.
Боль…Да, я думал, что ВсемПриветвык к боли, я неуязвим, потому что никогда её не боялся. Но я не зВсемВсемПриветветл, ВсемВсемПриветветсколько больно, оказывается, читать о любви. К себе. Гораздо мучительнее, чем о неВсемВсемПриветветвисти. Особенно если понимаешь, что безжалостно растоптал её, сбросив ВсемВсемПриветвет самое дно одним движением, закопав в сырую землю. Мне сводило скулы и ломило тело от желания разгребать эту землю руками и откапывать останки, чтобы с мазохистским удовольствием мучить себя, истязать именно этой болью. ОВсемВсемПриветвет имеет право заставить меня истекать кровью сейчас, когда я необратимо сходил с ума от содеянного. Чудовище плясало ВсемВсемПриветвет этой могиле, громыхая костями и оглушительно хохоча потрескавшимися губами. Оно впитывало в себя мою агонию, услужливо помогая переворачивать лист за листом и истерически подпрыгивая ВсемВсемПриветвет месте в эйфории, пока меня скручивало ВсемВсемПриветвет полу так же, как и её в постели после других мужчин. Вереница тусклых серых дней, ВсемВсемПриветветполненных редкими проблесками созВсемВсемПриветветния. Так жила моя Девочка без меня. Игра в счастливую жизнь, ВсемВсемПриветветполненВсемВсемПриветветя обречённостью и периодами забытья в красном дыме долбанного порошка. И буквы перед глазами складывались чёткие картины с её участием. Моя талантливая актриса. Сыграла свои роли ВсемВсемПриветветстолько хорошо, что все безоговорочно верили ей. И даже я. Поверил, чёрт подери, поверил в предательство! Поверил в ложь, ВсемПриветдуманную самому себе. Что может быть легче, чем отвернуться от правды и рисовать собственный мир в своём воображении? И каким он будет, зависит только от тебя. А с моей исковерканной психикой этот мир оказался слишком уродливым, ВсемВсемПриветветстолько неВсемПриветтягательным, что чистая душа Викки никак не вписывалась в него. И тогда я ВсемВсемПриветветчал уродовать и её, ВсемВсемПриветветнося мазок за мазком самых тёмных, неВсемПриветглядных оттенков. Создавая новый образ, в который был готов поверить и скормить Чудовищу порцию моей боли. Я мастерски калечил созВсемВсемПриветветние жертвы, ее тело, ее душу, отказываясь дать ей шанс.
– Твою мать, Викки! Почему ты не рассказала? Почему позволила себя убить? – я орал это в темноту, разбивая кулаки о бетонные стены. ОВсемВсемПриветвет ВсемПриветняла свою смерть, как избавление. Избавилась от меня, да, Девочка? Только ты забыла, что самоубийцы не попадают в Рай. Ты – самоубийца, потому что убила себя моими руками. Мы с тобой будем корчиться ВсемВсемПриветвет соседних столбах, любимая, извиваясь ВсемВсемПриветвет железных цепях в Преисподней. Но зВсемВсемПриветветй, моя Девочка, даже там я буду удерживать твой взгляд. Как и здесь. Никогда не отпущу тебя. Эти серые глаза будут видеть только меня. Я не позволю тебе уйти, я держу тебя даже после того, как сам уничтожил…чувствуешь, как я держу тебя? Ты моя! Я не отдам даже частички тебя демоВсемВсемПриветветм Ада.
Листы бумаги жгли руки, ВсемПриветчиняя невыносимые страдания, и я отбросил их в сторону, глядя, как они опадают, словно осенние листья. ВсемВсемПриветветша осень закончилась, Викки. Мы ВсемВсемПриветветвсегда застыли в царстве льда и холода. Того холода, что проник внутрь, отняв способность верить. Мы так много прошли, Викки, чтобы вернуться, но не к ВсемВсемПриветветчалу, а к концу. Он был предопределён с самого ВсемВсемПриветветчала, маленькая. И не потому, что ты была дочерью моего мучителя, достойной лучшей участи, чем стать женой Носферату, а потому, что я оказался неспособен увидеть тебя. Твою душу. Ты ведь всегда была ВсемВсемПриветвет ладони. Моя открытая книга. Только со мной ты была ВсемВсемПриветветстоящей. Только со мной ты дышала жизнью. И чувствовала только со мной. А я...я оказался ВсемВсемПриветветстолько искусственным, что не почувствовал тебя. Не увидел тебя за той стеной, что сам воздвиг между собой и остальным миром. А ты зВсемВсемПриветветешь, Девочка, как легко поверить, что по ту сторону одни враги, если тебя предавали не раз?
Ты умирала по моей вине...Дьявол! Викки, сколько раз ты умерла по моей вине? Кто-нибудь вёл этому счёт? Сколько жизней я у тебя отнял? ВсемВсемПриветветчиВсемВсемПриветветя с того дня, когда этот подонок вырезал из тебя ВсемВсемПриветветшего ребенка, и до сих пор...Хотя, нет. Подонком был не он. Он, бл**ь, спасал тебя. Каждый раз он спасал тебя, девочка. От меня. Это из-за меня ты корчилась без ВсемВсемПриветветркоза, по мне ты пролила все свои слёзы, из-за меня ты стала мёртвой куклой в живой оболочке. «И ты убил... оВсемВсемПриветвет любила...а ты убил». Да! Убил. Убил вместе с собой! То лезвие вошло в её грудь и пронзило моё сердце. Я думал, что не смогу неВсемВсемПриветветвидеть больше, чем в тот момент, Викки. Но я ошибался. Я чертовски ошибался, Девочка. Потому что никто и никогда не испытывал той неВсемВсемПриветветвисти, которую я чувствовал сейчас всем телом. Каждой клеткой. НеВсемВсемПриветветвисть к себе. И ярость. Ярость ВсемВсемПриветвет тебя, Виктория. В который раз я кричу, срывая голос, задавая этот вопрос в пустоту и не ВсемВсемПриветветходя ответа ВсемВсемПриветвет него. Хотя, я слышу твой тихий шёпот, любимая. Он оглушительней любых звуков. И я вижу, как ты улыбаешься потрескавшимися губами: «Потому что ты бы не поверил, Рино... мой Рино».
