Моя профессия заполняла всю пустоту, я любила то, что я делаю. Я проживала чужие жизни на экране и имела то, чего никогда не получу в своей, реальной.

Сейчас у меня не осталось даже этого. Армана я любила. Нет, не так как женщина любит мужчину, я любила его как брата и друга. Я привыкла, что он всегда рядом. Привыкла к его отношению ко мне. Даже когда ушла от него два года назад, он все еще делал попытки что-то исправить и вернуть. Но как вернуть то, чего никогда не было. Он страдал. Я знала об этом, но могла ему помочь, лишь дав свободу. Он отказался от нее. Мотивируя тем, что это навредит его карьере. Но мы оба знали, что Арман просто не в силах подписать бумаги о разводе и отпустить меня навсегда. Я помню, что он кричал тогда, два года назад, когда нашел меня в своем кабинете в разорванной одежде, рыдающую на полу, воющую, как дикое животное, которое захлебнулось тоской и презрением к себе. Спустя годы он забыл, что внутри меня живет это безумие, разрушение и опустошение. Он считал, что я забыла…я тоже так считала. У каждого есть свои мертвецы в прошлом. Это мертвые чувства, мертвые надежды и мечты. В ту ночь мои мертвецы ожили и были безжалостно разодраны снова. В клочья. В ошметки. Умирать второй раз так же больно, как и в первый. Даже если ты ожил всего на жалкие минуты…Я в который раз убедилась, что время не лечит. Оно безжалостно, как и мой убийца, который хладнокровно уничтожил меня снова. Уже спустя годы. Тогда я даже не подозревала, что это было только начало.

Я узнала его сразу. Еще до того, как он произнес хотя бы слово. По запаху, по тому, как зашлось в агонии дикой радости мое сердце, как только посмотрела на высокого мужчину в маске, который потягивал виски из бокала и следил за мной взглядом. Это на уровне подсознания, это заложено в подкорке мозга…лицо, запах кожи и волос, каждое движение того, кого безумно любила. До одержимости.

Женщины никогда не забывают свою первую любовь, никогда не забывают своего первого мужчину и никогда не забывают того, кто причинил им боль. Так много боли, что забыть о ней я могла лишь на короткие часы…на сцене или перед камерами, когда переставала быть собой. Все остальное время она жила во мне, затаилась в непроглядном мраке воспоминаний. А потом он прикоснулся ко мне, и я ожила. «Рино…Мой Рино…»

Сделала первый глоток воздуха за долгие годы, мое мертвое сердце забилось, мое тело воскресло. Захлебываясь тоской по нему, какой-то жалкой надеждой и ничтожными иллюзиями, я упивалась минутами безумия и дикого голода под натиском того, кто исчез из моей жизни слишком давно, чтобы я могла сейчас поверить, что он вернулся…А я поверила. В самые откровенные секунды бешеного удовольствия, вдыхая его запах, слыша хриплые стоны и рычание, которые клеймом отпечатались в памяти. Чувствуя безжалостное вторжение в свое тело, ощущая себя настоящей, когда первый за столетия оргазм разорвал меня на части. Он не произнес ни слова. Да и зачем? Он уничтожил меня взглядом. Одним единственным презрительным взглядом, полным ненависти и омерзения. Этого хватило, чтобы скорчиться на полу, слыша удаляющиеся шаги и понимая, что это был не глоток воздуха, а глоток яда.

Арман все понял тогда. Он что-то кричал, а я, шатаясь, пошла к бару, налила себе виски и залпом выпила. Именно тогда я поняла, что больше не хочу играть по правилам. Я хотела забиться одна, в темноту, и пожирать себя так, чтоб никто не мешал. А еще я хотела, чтоб Арман был счастлив. Полгода я загоняла себя на сцене и пила виски до полного беспамятства дома, после съемок или спектаклей. Только там я могла меняться и забывать.

Сейчас мой муж стоял передо мной и говорил о том, что нам всем конец. Скоро мы выйдем на улицу в поисках жертв, потому что средств не хватит даже на пакет с кровью. Но добило меня то, что дом родителей, дом, где я выросла, должен уйти с молотка на следующей неделе. В тот момент я еще не знала, что это не самое ужасное, что может произойти с каждым из нас.

– Но как так, Арман? А другие банки? А фонды?

– Все прогорело. Сделка за сделкой. Мы понесли колоссальные убытки и задолжали так много, что нам никогда не расплатиться. Все будет распродано за долги. Смерть не простит ни копейки. За каждый просроченный день сумма возрастает в два раза. Даже после продажи всего имущества мы останемся ему должны.

– Да кто он такой, черт возьми, этот сукин сын? Неужели нельзя…

– Нельзя, Викки. Смерть – хозяин Асфентуса. Каждый, кто попал к нему в долговую яму, или стали его рабами, или отдали долг своей жизнью.

– Тогда зачем ты пошел к нему? Зачем, Арман?

– У нас не было выбора. После суда и наложения запрета мы оказались в дерьме, из которого можно было выбраться, лишь вложив крупную сумму в новую кампанию, у нас такой суммы не было.

Арман взъерошил свои темные волосы и посмотрел мне в глаза обреченным взглядом. Сейчас мне казалось, что он не похож сам на себя. Он боялся. От него воняло страхом. Диким. Первобытным ужасом, паникой.

– Он не посмеет угрожать нам! Мы не какие-то оборванцы с улицы. Мы из клана Северных Львов. Мы известны, мы…

В ответ Арман протянул мне лист бумаги, и я взяла ее дрожащими руками.

«Ты можешь расплатиться с долгами Арман Рассони. Ты или твой тесть сами придете ко мне, и я лично решу, какую часть тела из вас вырезать за каждый процент долга. Это будет бесконечно и очень больно, Арман. Твоя агония может растянуться на годы. За кровь чистокровного вампира высшей расы очень хорошо платят. Выбирай.

Я люблю давать право выбора. Ты, Эйбель…да не важно, кто из вашей семейки, отдадите долг кровью. Если тебе подходит, то я жду тебя в Асфентусе. Впрочем, я великодушен. Я дам тебе неделю на раздумья…а вдруг тебе повезет, и ты сможешь расплатиться. Если нет, то я все равно найду тебя, и ты позавидуешь мертвым».

Я сглотнула и посмотрела на Армана:

– Что это значит?

– То, что он хочет добровольного донора, Викки. У него таких тысячи. Это их способ выживания.

– Наши законы..

– Очнись! – Арман сорвался на истерический крик и меня передернуло от осознания, насколько он боится этого неизвестного Дьявола по кличке Смерть. Какие законы в городе беззакония? Асфентус – это Ад. Там один закон – неписаный. А проклятый ублюдок творит все, что хочет, и никто не может положить этому конец. Никто не решится сунуться в Асфентус. Более того, это граница с иным миром. Это бешеная прибыль. К услугам Смерти прибегают высшие мира сего. Он знает столько безобразных и страшных тайн, сколько не слышала ни одна исповедальня и тысячи священников, отпускающих грехи вместе взятые. Информация правит миром. Ценная информация правит вселенной. В кулаке у этого долбанного ублюдка может оказаться каждый.

Весь нелегальный бизнес проходит через Асфентус. Этот сукин сын богат как дьявол и неприкосновенен, как, мать его, Иерусалим.

Я вышла от Армана и теперь бродила по улицам. В кармане ни копейки, все кредитки заблокированы, даже на сотовом денег хватит разве что на пару звонков.

Я нащупала визитку одного скандально известного режиссера и выдохнула. Это последняя надежда на новую роль. Пусть даже в малобюджетном фильме с высоким рейтингом, который не допустят в прокат во многих странах мира, но это выручка. Какое-то время я смогу забыть о голоде и подумать обо всем, что сказал Арман.

Но меня ждало дикое разочарование. Он не предложил мне роль…Проклятый, жирный, вонючий сукин сын предложил удовлетворять его похоть за деньги.

Положил на стол пачку купюр и расстегнул ширинку, предлагая стать на колени и взять в рот его маленький, сморщенный член. Я разодрала ублюдку горло. Выпила его досуха и, шатаясь как пьяная, вышла на улицу. От вкуса живой крови помутился разум, и я с ужасом поняла, что очень скоро начну убивать не от ярости, а от голода, который толкнет меня на улицу, а потом и в руки Совета Братства.

Что там было написано в проклятом письме?

Я достала сотовый и набрала номер Ива. Пусть побудет моим водителем в последний раз. Отвезет меня прямиком в Ад. Я истерически рассмеялась, вытирая окровавленный рот тыльной стороной ладони. Возможно, это будет последняя игра в моей жизни – игра со Смертью.