Гордон ответил ему на повышенных тонах:
- Алекс сам предал нас! Неверно рассчитанным курсом и своей гуманностью! Он вёл нас на погибель!
Эндрю не выдержал:
- Это твой курс приведёт нас к гибели! Алекс не ошибался! Я требую его освободить!
Гордон сделал жест рукой Штангеру и Сорокану. Те бросились в сторону Эндрю, схватили его и скрутили ему руки.
- Заприте его! - приказал Гордон. - Пусть остудит свой пыл!
Лиза вскочила с криком:
- Что вы творите?!
Но Грета остановила её, потянув за низ майки.
- Не нужно, пусть!
- Я не могу спокойно на это смотреть! - прокричала Лиза.
Грета еле слышно сказала ей:
- Видишь? Все сидят. И ты сиди. Иначе закроют и тебя. Нам это ни к чему. Потом поговорим.
Эндрю, как и Алекс, оказался связан и заперт. Возле кают, где их держали, Гордон приказал поставить охрану. К пленникам запрещено было кого-либо пускать.
Брадис беседовал с обоими поочерёдно. Он в красках расписал, как их будут морить голодом и жаждой, если они не примут его сторону. Но его монолог не дал результатов.
После утреннего собрания женщины занялись работой. Убирали со столов за всеми, мыли посуду, полы. Для мытья уже давно использовали заболоченную океаническую воду. Её фильтровали через ткань несколько раз, убирая водоросли. Затем чистую посуду обветривали на палубе. Пить океаническую воду или использовать для приготовления было невозможно не столько из-за возможного заражения - его можно было получить и от мытья в такой воде - сколько из-за того, что она была слишком солёной.
Стакан воды, который был роздан каждому за завтраком, все выпили сразу же. После рыбной консервы сильно хотелось пить. Осознание того, что Гордон был серьёзен, пришло к людям в обед, когда они спустились в столовую и увидели на столах всё те же рыбные консервы и полное отсутствие питья.
Обедали молча, в отсутствие Гордона - тот неловко подвернул ногу на палубе и лежал теперь в каюте, - но под пристальными взглядами верных ему Штангера и Сорокана.
Гордон пригласил к себе доктора для осмотра разболевшейся ноги. Джейк пришёл с некоторым замешательством, что, конечно же, было отмечено Брадисом.
Джейк прошёл в каюту. Его халат, некогда бывший белым, сделался теперь буро-зелёным. Под глазами Джейка лежали мрачные серые тени. Доктор невероятно устал. Больше всего ему хотелось сейчас опустить тело на мягкий диван и проспать без пробуждения суток двое, не меньше. А ещё, поиграть с малышкой Эрин, которой он уделял совсем мало внимания. После смерти Джули Джейк словно опустел, и боялся передать своё опустошение дочери.
Но события на корабле заставляли Джейка бороться с усталостью. Пожалуй, он - один из немногих здравомыслящих людей, оставшихся на корабле. Тех, кто сумел сохранить хладнокровие и мог трезво оценивать события.
Гордон что-то говорил насчёт своей ноги. Джейк плохо слушал его, но общий смысл уловил. Тот подвернул ногу, и трещина вновь дала о себе знать. Но что такое - трещина в ноге, когда твоя жена погибла в муках от страшного вируса, а ты не смог ничем ей помочь! Когда ты устал настолько, что смерть стала казаться выходом, а твою дочку взял на воспитание совершенно чужой человек...
- Доктор, очнитесь, наконец! - оказалось, Гордон давно звал задумавшегося Джейка. - Придите в себя. Меня необходимо осмотреть, - мягко, но уверенно, сказал Гордон. Скорее даже, попросил, и такой тон слегка сбил Джейка с толку.
Но доктор собрался. Он решил быть непреклонным и высказать новоявленному лидеру свою гражданскую позицию.
- Я требую немедленно освободить моих друзей, Алекса и Эндрю! - решительно заявил Джейк.
На лице Гордона скользнуло изумление, тут же сменившееся раздражением.
- Ваша дружба не имеет никакого отношения к их пленению. Равно как и к вашим обязанностям врача. Проведите осмотр и закончим, наконец! - воскликнул Гордон. После чего смягчился, задабривая доктора. - Вы очень устали. Проведите осмотр и отправляйтесь спать.
Гордон попал в точку.
- Но у меня по графику - дежурство в ночь. И в лазарете я один... - вздохнул Джейк. - Если вы не хотите отпустить их, то хотя бы дайте им воды и немного пищи. Я прошу вас как доктор. Будьте гуманны к своим пленникам.
- А если не буду? - усмехнувшись, спросил Гордон.
Доктор не отвечал. Его глаза слипались, ему скорее хотелось покинуть каюту Брадиса. Но он обязан был хоть чем-то помочь своим друзьям.
- Что же тогда? - Гордон вновь задал вопрос.
Джейк откашлялся и произнёс:
- В этом случае я отказываюсь лечить вас.
Гордон расхохотался и зааплодировал. Похоже, именно этого он и ждал. Джейку стало понятно, что он готов начать очередную философскую перепалку. Но доктор не собирался более спорить с Гордоном. В конце концов, он - единственный врач здесь, и только он может помочь Гордону. Так пускай и Брадис будет зависим от кого-то, хоть бы и от доктора! Заставить лечить насильно он не сможет.
- Если вы не можете ответить мне согласием, - твердо произнёс доктор, - то я больше у вас не задерживаюсь. Будьте здоровы.
Джейк развернулся на пятках и вышел прочь.
9. Сональность
Этим утром Виттори проснулась с ощущением удивительно ясной, лёгкой радости. Казалось, тело сделалось невесомым и она может летать. Впервые за долгое время Виттори хотелось улыбаться.
Причиной такого настроения был странный сон, который она видела ночью. В нём было предчувствие. А ещё в нём было дежавю. Словно когда-то она уже смотрела подобный сон. Словно когда-то она была так же уверена, что всё непремнно будет хорошо.
Редко, но такое случалось. Виттори видела похожие по ощущениям сны. У них был разный сюжет и разные герои, а порой ни сюжета, ни героев не было вообще. Но общим у снов было некое послевкусие, которое они оставляли в чувствах пробудившейся Виттори.
Такие сны - словно музыкальные произведения, написанные в одной тональности. У них не только общие знаки при ключе, но и общее настроение.
Казалось бы, лады - мажор и минор - едины. И вроде нет разницы, от какой ступени играть заданную последовательность тонов и полутонов. Но так может показаться лишь на первый взгляд. Отчего-то композиторы выбирают определённую тональность для своих произведений, что-то движет музыкантами. Затем, когда ноты, словно ажурные узоры, наполняют смыслом нотные линеечки, исполняется произведение тоже только в выбранной композитором тональности. Изредка его транспонируют для удобства игры на другом инструменте. Но в оригинале никто и никогда не будет исполнять "Лунную сонату" не в до-диез-миноре. Потому что тонкое настроение "Лунной сонаты" пропадёт. Или, её любимый "Первый концерт для скрипки с оркестром" Иоганна Себастьяна Баха, он же - "Концерт ля-минор". Тональность звучит уже в названии, и менять её - бессмысленно.
Каждая тональность звучит по-своему и наполнена своими исключительными чувствами. Виттори давно подметила: стоит выполнить модуляцию произведения в иную тональность, и оно звучит по-новому. Словно невидимый художник выплёскивает на планшет с натянутой бумагой новые краски, добавляет яркости, или же, наоборот, гасит цвета. Казалось, музыкальные интервалы остаются прежними, мелодия не меняется. И все же, Виттори подмечала разницу, и удивлялась тому, что её не ощущают другие.
Виттори думала об этом и улыбалась. Её пальцы рефлекторно летали в воздухе: она будто играла на пианино. Потом перешла на воображаемую скрипку. Её пальцы вспомнили "Рондо" Баха, а следом за ним - "Адажио для струнных и органа с оркестром" Альбиони, в переложении для скрипки. Потом пальцы вновь словно прикоснулись к клавишам, и Виттори стала вспоминать аккомпанемент для последнего произведения, который тоже знала прекрасно.
Следом понеслась импровизация. Виттори бродила по скованному оцепенением вражды кораблю, раздражая всех своей беспричинной улыбкой. В голове девушки звучала музыка, которую она сочиняла на ходу. Вообще, Виттори редко импровизировала. Композиторство ей плохо давалось. Не хватало знаний. Она руководствовалась внутренним чутьём и той базой, которую успела получить. Но этого было мало, и Виттори остро чувствовала, что ей необходимо продолжать обучение в консерватории. К сожалению, в тех условиях, в которых девушка вынуждена была жить раньше, это не представлялось ей возможным из-за страха быть узнанной матерью. А сегодня - и вовсе невозможно.
