Не выбирая для визита,

Хотел найти всего лишь кров,

Пусть без услуг и поваров.

III

"По объявлению стучал я..." -

"Входите" - "Мне б на пару дней..." -

"Конечно. Я согрею чаю" -

"Совсем не нужно! Впрочем... нет...

Полдня - голодною собакой.

Из Питера по делу банка".

Она, на кухне зазвенев

Посудой, собирала снедь,

А он оглядывался в доме,

Который был опрятен, прост

Без фотографий в полный рост

Ног обнажающей Мадонны.

И дом входил в него, пленял,

Опровергал и изменял.

IV

И знак, и перемены ценность

Поймём последствием для нас,

Причинно-следственною цепью

Прикованных ко временам -

Полканами к привычной будке,

Где в плошке суп ещё как будто,

Но стал немного жидковат,

И перестали кость давать.

Не спросим - мы ль тому причина,

Не мы ль меняли времена,

Чтоб те потом меняли нам

Обедов псевдодармовщину?

Собака за своим хвостом

Кружит, рыча голодным ртом.

V

Когда б сдавали на анализ

Из вены кровь на доброту,

На содержание фекалий

Была б реакция Манту,

То мы опасность изменений

Души и "я" местоименья

Узнали б, предварив грехи,

Чтоб на ночь принимать стихи.

А так... глазами-зеркалами

Обмануты, не чтя стихов,

Решив, что здравствуем быком,

И сердца инвалидность злая

Всё уготовлена не нам,

А только подлым временам.

VI

Евгений был эпохе сыном,

Зачат законно и рождён

От беззакония и клина,

Что вбит был между двух знамён,

В свободе не соизмеримых,

Как после первого - все Римы.

Согласно блядству у руля,

Мораль - всего отсталый взгляд

На Богом данную двуполость

И соблюдение границ.

А честь в пыли лежала ниц,

Забыв заветы комсомола.

Восплачем же по временам,

Где целкам цель была ясна!

VII

Но в этом доме, что разнился

От новопитерских квартир

(Где и биде порой лоснилось,

Европой въехавши в сортир)

Настолько, что, казалось, время

Иное здесь, и лотерею

Здесь не разыгрывает жизнь,

Хоть ей под колесо ложись.

Иное музыки участье

В первичной функции стола,

Где к чаю сласть стоять могла,

Но не стояло сладострастье.

Не смейтесь автору в укор -

Так кое-где и до сих пор.

VIII

Он (автор) вас теперь оставит

Решать, что в этот дом вошло

И вышло чем для Жени с Таней.

Язык уставшим помелом

Сметёт весь мусор в заключеньи:

В одной заоблачной стране,

Где довелось скитаться мне,

У ресторана был в смятеньи -

Над ним кириллицей "Татьяна"*

Без всяких "Лимитед", "и Ко.".

Стояло небо высоко,

А я - под ним, догадкой пьяный.

Но не зашёл, найти боясь,

Что - тёзка той, кого знал я.

*http://fltatianarestaurant.com/ ресторан на Брайтон Бич в Нью-Йорке (прим. автора).

11 сентября 2001 года

Я помню этот день - вчера

(Пятнадцать лет назад), людей,

Летевших вниз, чтоб не сгорать

Послойно - с тления одежд.

И каждый падал, словно лист

На душу раненной земли.

Таксист, пожарный, журналист,

Поэт не плакать не могли.

Они на тех же этажах

Нашли бы правильным прыжок

К земле, не к ползанью ужа,

Чтоб после - в небо неужом.

Запомню радость Палестин,

Слова без христианских мер

Скотов бездушных и скотин,

"Духовно" смаковавших смерть -

Тех, что рядятся в пиджаки

И сарафаны, лезут ввысь,

Плодя мычание-"стихи",

Что в долгожительстве мертвы.

Поэт - кто краток над землёй.

А вниз ли, вверх - не угадать.

От смерти к смерти строк полёт.

Она - мгновенная беда.

71 год спустя, 9-е мая

Когда же ты душу оставишь, война,

Наследственной памятью лишь о Победе?

Не сватались сами - сосватана нам

Сватами, которым была и нужна.

Не вдовам же дедов!

Те, втайне отцов покрестив для земли,

Распаханной, попранной танковой стаей,

Целуя кресты и Спасителя лик,

Молились по хатам, чтоб дети росли,

В окоп не врастая.

Но внукам на той же военной земле

Враги во всём мире нужны для поруки.

Хоругви в знамёна вплетаются, злей

Молитвы слова, и скисает елей

В площадную ругань.

И внучки по нежности детской щеки

Рисуют помадой победные танки

К войне, что на площади топчет виски.

Когда ж та со школьной сотрётся доски

И душу оставит?

А Бог неизменен, как целого треть

Не мир освятив, а лишь меч и ошейник.

В прицеле повешена правда на крест,

И в небо с иконы направленный перст

Сошёл на гашетку.

С амвона-трибуны слова-словеса,

Поклон ветеранам, спасавшим страну - ту,

Что помнит и чтит раз в году чудеса.

И шапки доживших, взлетев в небеса,

На паперть вернутся.

100 лет чекизма

Кто скажет - злобно и проплачено,

Кто - и проплакано, и грустное.

Одним на Лобном месте - плаха,

Другим на Лобном месте устье -

Скопив притоками, ручьями,

Вернуть струящуюся сумму

Не злобой, а печалью ямба,

Прискорбной песнею раздумной.

1.

В две тысячи семнадцатом

От рождества Христова

Оценим ассигнации

И в сумму сложим столбиком.

Сто лет назад и в -надцатом,

Споткнувшись в революции,

Перевернулась нация,

Забыв слова Конфуция -

Тот говорил: "Не делайте

Другим, что Каин - брату, ведь

Ножy ответят стрелами,

Кровавою обраткою".

Но получилось массово

И классово, и галсово -

О тротуар мордасами,

На фонари за галстуки.

И контр-озверение,

И фонари нагружены

Ко времени созревшими

Под кожанками грушами.

Короче... Можно кратко ли?

Попробую. Росою кровь,

Восходами, закатами...

Не будем философствовать.

Что ходикам и скотскому

Философы-раскольники?

Бердяевы и Лосские

Спасались пароходами.

2.

Оставшихся зачистили,

Замучили, угробили

Горячие чекисты и

Морали их уродливость.

И тех - под нож истории

По мере привыкания

К оружию, которое

Могло испортить Каина.