XI
Героя нашего печалил
Удел в машине ночевать.
Воздев глаза, совсем отчаян,
Увидел столб, на нём слова -
"Сдаётся на день или больше
Отдельность комнаты. Обои,
Но с туалетом вo дворе,
Где пёс незлобный в конуре".
Не полагаясь на удачу,
А полагаясь на судьбу,
И, адрес доверяя лбу,
Он начал с первой передачи,
А на второй отъехал прочь
Искать постель на эту ночь.
XII
Судьба. Но что нам есть судьбою?
Я ел судьбы прокисший суп,
Такой несносный, что любовью
К еде не искупима суть.
Съедобность свежим soup de jour'ом
В меню не местных нахожу я
Ко времени, где аппетит
Уже взнуздал аперитив,
Что подан временем рожденья,
А может, местом рождества,
Где для вождения права
Совсем не связаны с вожденьем.
Глупы, бубнящие в веках:
"Твоя судьба - в твоих руках".
XIII
Судьба, не ты ли старой няней
Мне ворошила волоса?
Не ты ль по молодости-пьяни
Тащила корчевать леса?
Не ты ль упрямою ослицей
Везла по странам и столицам,
Потея летом и зимой
Под перемётною сумой?
Теперь, когда ты подустала
И любишь - дома, у oгня,
Порою удивишь меня
Своим капризом запоздалым.
Так, улыбаяся хитро,
Ты в руку мне дала перо.
XIV
Но нынче не очинят перьев
На более, чем осемь строк,
Ушли читатели, кто верил
В поэмы длинной многий прок.
Зачем же ты меня склонила
Бутыльно закупать чернила,
Копать учёны словари,
Чтобы смешное говорить?
Ужель не можно, славу чая,
Венчая краткость с полнотой,
Открыться мерой золотой,
Судьба-судьбина, отвечай мне!
А та смеётся и молчит,
И свечи подаёт в ночи.
XV
В ночной провинции непросто
Найти дома по номерам,
Где бирж падения и росты
В чай не кладут по вечерам,
Где резанный рукой наличник
Являет кружевом величье,
Не достижимое в войне,
В какой-то дальней стороне.
Евгений к домику подъехал,
Что был приземист, в три окна,
В котором стать соблюдена,
Наверно, -надцатого века. .
Взойдя, он создал для крыльца
Добропорядочность лица.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
I
Размером чресел поражаешь,
Речною красотою губ,
Прекрасных дочерей рожая
Во сне медведицей в снегу.
Они у пруда в отраженьях,
Берёзы отличив от женщин,
Не сразу станут понимать,
A ты, наперсница и мать,
Всё растолкуешь понемногу,
Научишь видеть в зеркалах
Не только женственное глаз,
Но и присутствие от Бога
Цветов, берёз, лесов, полей,
Высоких криков журавлей.
II
У красоты примет немало
Меняемых теченьем лет.
Тo, кто Рембрандтов чаровалo,
Давно окстилoсь от котлет.
Порой, обманывая сразу,
Искусство краски для показа
Ложится на глазное дно,
А смыть - пустое полотно.
Но есть, что узнается в силу
Земли рождения одной,
И за красивою женой
Все едут к матушке России.
Красотки - в ряд в иных краях,
А здесь красавицы стоят.
III
Итак, она была красива -
Хозяйка дома в три окна,
И имя доброе носила -
Татьяною звалась она.
Что рассказать о ней? Быть может,
О матери с отцом, и, множа
Витки, деталей канитель,
Струною зазвучит? Ужель
Подробности её уклада
В дому, опрятности в быту
Раскроют жизни чистоту,
Величие её наряда?
Роман ли я в стихах пишу,
Мыслитель истинный и... шут?
IV
Решите ль вы, что автор - добр и
Oн верностью Кремлю - стена,
Узнав, что он повенчан, вдовый,
Женат ли, и на ком женат?
Поймёте ли поэта душу,
Когда расскажет, что oткушал
На завтрак - борщ или халву,
И что держало на плаву,
Когда его судьба топила,
Страдал в исподнем или без,
Когда на скользкий брег возлез,
И где тот брег, и в чём же сила -
Та, что срывает строфы с губ,
Как гром овсянок на лугу?
V
Быть может, милый матерщинник,
Быть может, подлый рифмоплёт.
И только Бог пометит чином,
Со слов и чёрт не разберёт.
Когда услышите - "Я добрый",
Не верьте на слово, ведь доблесть
Не присуждается себе,
Раз не у финиша забег.
Следите с высоты трибуны
И непредвзятости окна -
Куда вся ложь устремлена,
Что трефой подменяет бубну.
Да будет славы пьедестал -
Сердцам, а не кривым устам!
VI
Так в двух словах. Преподавала
И музыку, и пенье там,
Где тo в программах оставалoсь;
Уроком частным занята.
Не девственна была в девицах,
Чему никто не удивится
Как нарушенью в наши дни.
Тот первый был физруком. С ним
Схлестнулась с осужденьем рока -
Он был поклонником его,
Терзая Тани естество
Магнитофоном до уроков.
Сыграть Шопена попросив,
Остался до утра, красив.
VII
Здесь мы припомним сутью женщин
Шальную двойственность нутра,
Что - холод нравственный со жженьем,
Кричащим кое-чем: "Пора!"
В крови бурлящего гормона
Не уничтожить покемоном,
Нажав мизинчиком на "Выкл." -
Весна не слышит головы.
В Татьяне, как во всех Татьянах,
Всё было правильно внутри -
Хорей при женственности рифм;
И бог святил фортепиано,
И чёрт гитарою терзал,
Блестя клыком на образа.
VIII
И, сдав избыточностью комнат,
Не ставших счастью шалашом,
Одну из них, сказала: "Полно!
Натрахалась - и хорошо".
Цветы сажала и вязала,
В кино ходила. В кинозале,
Найдя исход чужих страстей,
Слезой томилась в темноте.
Ласкала клавиши, как спины
Шопену преданных собак,
Они к ней ластились, любя,
И пели клином журавлиным.
Рассвет встречала, как цветок,
И улыбалась на восток.
ГЛАВА ПЯТАЯ
I
Когда к нам Бог за гостем входит,
Тогда и дом, войдя в того,
Усами ходиков поводит
Быстрее, правя волшебством.
А гость, который послан чёртом,
Скрипит под стрелкой хлебом чёрствым,
И время движется едва,
Топя в молчании слова.
А гость нежданный, но желанный
И не в визитке, без цветов
Для хрусталя голодных ртов
И в нарушение уклада
Привечен будет и согрет,
Накормлен по любой поре.
II
У одиночества Татьяны
Был вид настольного цветка:
В цветах весной, от солнца пьяной,
А после - в зелени листка.
На стук, как стебель, встрепенулась
(Подумав - "Кто бы это?"), ну и,
Ступая быстро и легко,
Поправив волосы рукой
У зеркала, где отразилась
Всего на миг, пошла открыть
Тому, кто предночной поры