О том, что даст когда-то дуба -

Со лбом, белеющим, как мел,

Ему лежать не на кровати,

А на столе и не в халате,

А в чёрном между белых роз

Во весь окостеневший рост.

Что было к возрасту нормально,

Который, созревая, лез,

Чтоб женщин кушать на столе

Разнообразием для спальни.

О этот голод! Я пою

Как будто молодость мою.

V

И Женя ел. Не подавали,

Но был буфет а ля фуршет.

Нескромно, сытно, карнавально -

Всё, что приглянется душе.

Он всем предпочитал замужних,

Которые считали - нужно

Сменить поспешно статус дев,

Едва за партой отсидев.

Кто раньше срока окольцован,

Ещё не испытав полёт,

Парить желает над землёй

(Ах, эти жаворонки, совы!)

И чистить перья поутру

Не там, где были ввечеру.

VI

Герой наш Женя, был ли счастлив,

Себя не спрашивал, в мозгах

Владея жизнью, как той частью,

Что отвечала за оргазм.

Валюта привлекала связи,

А те - валюту. Плохо разве?

И не было, чего нельзя

(К упадку верная стезя!).

Рождались бизнесы повсюду,

Забыв игольное ушко,

Старух с протянутой рукой

В упор не видели верблюды,

И банки, множась, как грибы,

Своей не ведали судьбы.

VII

A мир менялся, быстротечен.

Валюта - деньги, но не власть.

"Клико" разнеженая печень

Искавших донора влекла.

Из подворотен и милиций,

Из мэрий возникали лица -

Делиться, и, садясь верхом,

Себе сосали на "Клико".

Чины, какой бы департамент

Не представляли от страны,

Наследьем доброй старины

Владели - алчущими ртами.

Под ними орден и печать -

Печатать ордера ночам.

VIII

И Женя стал слегка задумчив,

Прикинув крышеванья мзду,

И то делился, негодуя,

То посылал гонцов в п..ду.

Но после странного пожара,

Когда он занят был пиаром

От офиса всего в версте,

Всё было выжжено до стен,

Он распознал интуитивно

Начало сумрачных времён,

В которых не нести знамён

Свободе, ставшей негативной

Для власти нового двора,

И понял - сваливать пора.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

Российский Бог - провинциален,

Неспешна поступь у него.

Лугов ромашковая спальность

Вдоль речки сонных берегов.

Затем - приземистость околиц

У городов, что туч не колют

Высотной башней без креста,

Посколькy места всем и так

Без этажей её довольно.

Там можно слышать петуха

У площади, когда тиха

Она рассветом сердобольным,

А в лужах прошлого дождя

Утонешь, брода не найдя.

II

И здесь заметны перемены,

Но их не лучшей стороной.

И в этот кладезь бизнесмены

Уже заплюнули давно,

Бутиком именуя лавку,

Фастфудом искажая славность

Столовых, скромных, но родных,

Питавших всех без выходных.

Но, что названия?! Поверхность,

Отрыжка времени. Под ней

Пищеварение корней,

Приправы Ветхого Завета,

Что с Новым не вступает в спор

И чтится здесь до этих пор.

III

Здесь нет угрюмости унылой

Столиц и крупных городов,

Где влезть в вагон нельзя без мыла,

А вылез - облегченья вздох.

Где одинаковые люди

Всех одинаково не любят,

Чей жёсткий, неприступный взгляд

Подобен холоду оград,

Застывших чёрствостью чугунной,

И день, и ночь, из века в век

На семь замков закрыта дверь,

А в полночь, выдавшейся лунной,

Гулять не ходят под окном,

Где страшно, гулко и темно.

IV

Провинция питает, старясь,

Бездушный бург молодняком,

И Бог провинции остался

В домах упрямых стариков.

Тo было всюду, только раньше

Не так заметно. Может, пашня

Ещё не близилась к нужде,

Дорога ли просила день?

А нынче час до Петербурга -

И вот он, каменный оплот,

Цветок-аристократ болот

С гранитной синью незабудки.

И Женя банку закрывал

Провинциальный филиал.

V

Он ехал в N. прервать заботы

Кредитованья старины.

Неслась весна, а под капотом -

Три сотни добрых вороных.

Дорога изнуряла жилы,

Она была горбата, лжива.

Родившись при Петре самом,

С тех давних пор ждала ремонт.

С утра был дождь, и луж размеры

Грозили смертью впереди,

А ветер тучи разрядил,

И луч, как чёрт из табакерки,

Ударил вилкою в зрачки

Сквозь беззащитные очки.

VI

Машинам вплавь - печаль, нo едут,

Как катера вдоль берегов.

Он орошал велосипеды,

Те матерщиною - его.

Пейзаж Саврасовских полотен

Встречал за каждым поворотом,

Кричали чёрные грачи,

Слетев с пожарной каланчи.

Та - пальцем в небо по-старинке,

Где полыхал уже пожар,

Что не тушить, а обожать -

Там край занявшейся перины

Всё разгорался на весу

В осьмом (неутреннем) часу.

VII

Евгений подъезжал к постою

С названьем глупым "Ruаяль".

Он был кладовкой непросторен,

Но чистым, помнится, стоял

У церкви монастырским зданьем

Постройки каменной и давней

Монахам чёрным и клопам,

Да неустроенным попам.

Во времена безбожных "измов"

Переиначен был в отель,

Клопов повывели, постель

Пoшли менять к капитализму,

Когда открыли Restorant,

Что не работал по утрам.

VIII

Здесь останавливался прежде,

Всего-то пару лет назад,

Но всё переменилось. Где же

Отель? Не верилось глазам -

Везде небритые монахи,

Кресты и православья знаки,

Благообразные попы

Вернулись в стены, как клопы.

И Женя к вере был с терпеньем,

И та терпимою была,

A ведь, спустив портки, могла

Проверить, в целости ли пенис.

Пускай и в таинствах права,

Но где же переночевать?

IX

И автор этих строк когда-то

С командировочным в руке,

Где подпись и печать, и дата,

Мечтал о скромном уголке,

Но в городов провинциальность

Или столиц национальность

Плацкартной полкою возим,

Был не с гвоздиками грузин

И спал порой по коридорам,

Подсобкам, пиджаком согрет

И в декабре, и в январе -

Администрации укором.

Евгений, я печаль твою

В своём прошедшем узнаю!

X

Мы все поездили по жизни

Куда-нибудь, когда-нибудь,

И, вспоминая ту oтчизну,

Мы говорим себе: "Забудь!"

Билеты продавали сирым

Так, чтоб - удобнее кассиру,

И отходили поезда,

Удобней отходить когда.

Я помню стюардесс пилотки,

Призыв с торцов, вводивший в транс -

(Как будто рядом и "Эр Франс")

"Летай всегда Аэрофлотом!".

Командированным судьбы

Я плакал: "Быть или не быть?"