Упасть и узнавать в полёте дат
Высоких птиц, что - точки телеграфа
С тире к могилам для моих солдат.
Века, тысячелетия, а в моде -
Всё те же карты, ставки и война.
Мы время бесполезно переводим,
За это - время переводит нас.
Перед последним звонком
Отпущены штанины сапогами.
Навыпуск, но под ними голенища.
Состарившись, строями не шагают,
Но мыслят ими и о строе пишут.
На выпуске из жизни - средней школы
Им тема - "Как проведена". Уже ли
Для них нет вольной? Нет и "Смирно!" с "Вольно!",
А только страх бесчестья в окруженьи.
Мелькают кадры, двигаясь к началу,
На потолке, который небом серый;
И на сторону языки смещает
Усердие. Последнее у сердца.
Учитель не торопит седовласый,
Наполнен пониманием и тактом.
Он вёл грамматику души у класса,
Но явно не доволен результатом.
И голова качается печально
Крестившего с надеждой поголовье;
Оно, мыча, росло необычайно.
Ни клока шерсти - лишь рога воловьи.
Перекрёсток "Пять Углов" ночью
С Балтики примчав, пятерня домов
Якорями вниз встала у земли.
К ночи их причал одичал и смолк,
Палубам огни тушат корабли.
Потакает снам темнота окон.
С розою ветров светофор-маяк.
Всосана волна, серая посконь
В ближнее метро "Достоевская".
Тротуарная завень - до утра,
Ей асфальт нутро полосует зло -
Ватерлиния делит ресторан:
На столе бедро, бёдра под столом.
Мрачны утюги чугуном кают,
Вытеснив каюк рыбака в ночи -
Раздувать долги углями в уют,
Только не поют пламенем печи.
Не хочу ко дну в полуночный час!
Обними, чтоб я не пошёл к окну,
Помоги уснуть, лодкой укачав,
Дабы в эту явь сдуру не нырнул.
Пианист
Какими буквами писать
Об этом - было и минуло,
Взрыхлив помаду в волосах,
Прекрасной вечностью минутной.
Играл ли? Это ли игра
Лучей, фигур и отражений,
Воображения и драм,
И сочетаний слов. Уже ли?
Уже. Бесценен тот пятак
Творенья - милость не подачка.
A правая взлетала так...
Для левой ничего не знача.
И паперть ложи, и партер,
Галёрка вздыбились вихрами.
О, пианист, ты благ и щедр,
Познав причастие во храме.
Письма автопортрету
Чтоб эху не таскаться по лесам,
Обратный адрес вписан в уголке,
А ниже - постоянный адресат,
Где на стене портрет с пером в руке -
Парик а ля бишон фризе кудлат,
Гармошкой воротник - как сползший нимб,
В три четверти облагорожен взгляд,
Слегка надменный, раз парик над ним.
Он не ответит. Но, узнав письмо,
Прочтёт. Сменив парик на котелок,
Велосипеды оценив умом,
От лошади оставит жить седло.
Автопортрет в упор - опять укор.
И век иной, и век иной прищур.
Под котелком - помада и пробор.
И нас во взгляде общего ничуть!
Меняю краски, знаменатель. Фон -
Разруха новостроек, гаражи.
Вся жизнь - одним мазком, графой, строфой.
Во взгляде и безумие, и жизнь.
Иные под моим пером черты,
Письмо и кисть иные на пути.
Перехожу черту - с собой на "ты".
Черту найти - не поле перейти.
Письма Нью-Йоркскому другу
Ну, как Нью-Йоркские изделия колбасные?
Поди, тоскуешь ведь, признайся, что тоскуется,
И снятся рощицы, поля, берёзки, пасеки.
Откройся искренне, там хуже, чем в Кукуево?
Вот ты за Трампа, а скажи, чем лучше Путина?
Богаты Крезами, с трибун несут, что нравится.
Один пожизненно, а ваш - два срока (путно ли?).
Пусть тот с причёскою, а наш на то не тратится.
По визе в паспорте - "Израиль" (что проверено),
Но в Венy вдумавшись, решил лететь до Брайтона,
Черкнув мне коротко - мол, раз рождён в империи,
То жить спокойнее прибрежно и окраинно.
Приятней б знать - замучен ностальгиею,
И в завываниях на берег ходишь каяться,
Да сожалеешь о содеянном, что гирею
Висит гнобительно, томит печатью Каина.
Поправ и Родину, и сына обязательства,
В таксистах маешься (не ездишь в "Мерседесах" же!).
Тогда признайся - сожалеешь о предательстве,
И врут свидетели, что видели профессором.
Вот и у нас, как встарь - народ пойдёт на выборы.
Пускай не выбор там, но ведь голосование!
Народовластие - от Колымы до Выборга.
Тебя жалею я, имея основание.
Плиты
I.
Подвижные плиты в подвальном пасьянсе
Сближаются или расходятся в тайне
Подземного тысячелетнего танца
Шажками столетий, насколько мы знаем.
