Отречение

Полупьяный ветер дворником шурует,

Листья, словно искры, вспыхнув, оседают,

Жертвенно обряден на кострах наряд

Октября и неба. Не разочарует,

Колдовством не сгинет синева седая,

A сожжённым чарам силу не терять.

Спелой краской хлеба не наесться вдосталь,

До отвала, насмерть, до и за иканье,

И не насмотреться, как на деву, впрок -

Ивы над прудами золотой коростой

Оброняют осень в синюю зеркальность,

Слепнущую лепо, никому в упрёк.

А людским квартирам не царить над домом

В паутинках бабьих возвращенья лета,

Что щекочут память бледного лица;

И рука, ведома веткой ивы вдовой,

Ветреной природе под её портретом

Пишет: "Отрекаюсь. Самозванный царь".

Отрываю ото лба ладонь

Недалёким так-тик"ом в углу

Ходики смешны стратегам - в красном

Над лампадой. Муха по столу

Семенит, наглея час от часу.

Отрываю ото лба ладонь

В пятый раз с надеждою прихлопнуть.

Я жесток? Я мухой раздражён,

Мысля о содомах и потопах.

В ходиках проснулся механизм,

Проскрипела дверца для кукушки,

Ожидал "ку-ку!" и птичку с ним -

Из-за дверцы высунулся кукиш.

Отчаяние отчаливания

На стихотворение Бориса Пастернака "Отплытие"

Соль на губах. Морская ли?

Горечь в ней слёзным привкусом.

Кланяться в ноги, каяться

Присным кровавым приставам?

Вот и гудок печалится.

Как беспризорники, следуя,

Чайки орут отчаянно:

"Хлебушка! Крошку хлебушка!"

Всё, что у нас вояжного -

Пара белья и рукопись.

То и другое - важное.

Много ли, мало? Что копить?

Строчки, пожалуй - главное,

С мыслью, пожалуй - целое.

Ну, а сорочки, глажены,

К мыслям и строчкам - белые.

Вот уплываем с чаяньем.

Горечь и соль не прятать нам,

В море с гудком и с чайками

Чистых рубах, непятнанных.

Падение чашки

"Локоть безглазый!" - плеснулось из чашки, и в пропасть

С нею летит, но до пола - секунда законна.

Четверо где-нибудь шлёпнуты будут по попкам,

С криком задышат, а два человека - закончат.

На километров пятнадцать Вселенная толще

Станет, а Солнце - худее, но худо да будет.

Чашка в полёте... И грозы из сотни винтовок

Отсалютуют прелюдией громкому чуду.

Дятловых стуков по дереву - два с половиной.

К финишу сальто смертельного чашки у пола

Шутки и девушки сотней утратят невинность.

Больше ли юношей жизни утратят с уколом?

Сколько сорвётся терактов, ромашек и бисов?

Это секретно. Пускай поцелуев с цветами -

Больше. Иначе в последнем падении с выси

С чашкой захочется мне поменяться местами.

Пасхальное

На Масличной горе Христос восплакал

О том, что знал, но изменить не мог -

Ни Дрездена судьбы, ни Нагасаки,

Ни Иерусалима, что у ног.

И укрепления, и башни храмов,

И крыши рухнут, и придёт черёд

Предубеждениям - стенам упрямым,

И Лазарь в Филадельфии умрёт.

И что бы после не наговорили,

Вчерашний день стоял слезой в очах -

Вифания, где волосы Марии

Умасливали ноги, щекоча.

Сын человека - человек. А это

Как высшее служение - беда.

Отвергнут Назарянин Назаретом.

Так было. Будет всюду и всегда.

Осёл вертел башкою - маслом нарда

От седока на стадию несло.

Животное, накормленное на день,

От запаха отфыркивалось зло.

Патронташ поколения

Патронташ поколения

Всё пустее с течением лет;

Будет время последнего -

И последним в плеяде поэт

По калибру на целостность

Упыря-вожака самого

В ствол скользнёт, и, нацеленный

В зверя, выстрелит ствол;

Прогремит, и над кронами

Заорёт, всполошась, вороньё.

Исполняют патронами

Без осечек призванье своё

Начинённые вдоволь и

С потрохами под стать порохам.

Гильза катится вдовою

Эхотенью стиха.

Не оправданы раною

Или смертью того главаря,

Бескольчужные бранные

Всё равно умирают не зря.

Между ними, патронами,

Множит время для гнёзд пустоту

Метушными воронами

С пустотою во рту.

Перевод времени

Любимая! Не удивись, читая.

Я, путаясь, как всякий человек,

Хотел часы назад на час поставить,

Но стрелки перевёл на год и век.

Что - времена?! Не в письменных приборах

Те перемены, что меняют стих.

И я всё тот же, и любовь, и горе,

И люди те же с ненавистью их.

Шестнадцатый. Ноябрь. Заслон Варшавы.

Вода в окопах. Скоро холода.

Мой почерк шаток на доске шершавой -

Рука с осколом ноет иногда.

Люблю тебя, мой ангел! Что в престольной?

Как дети? Вы бываете в гостях?

Вчера был снег. Его бинты свекольны.

Мои ребята в поле - по частям.

Намедни - каша, так густа, что мимо

И не пройдёшь ни днём, ни в темноте;

Приправой к мясу, что ещё дымилось -

Горчица хлора ветряной версте.

У смерти запах чеснока и перца.

И за столом, где к вилке нет ножа,

Я от руки пишу тебе от сердца,

Которые тебе принадлежат,

А я... войне, и, значит, пишет... бойня,

Что видится последнею глупцам -

Безбожным христианам. В мире войны -

Один псалом без смысла и конца.

Поспеют наши дети для грядущей.

Но верю, что отправится с полей

В конверте, что отравою надушен,

Последняя война на всей земле.

Прощай! А я напьюсь теперь нехрабрым -