“Уверен, что человек рождается со способностью откликаться на чужую боль. Думаю, что это чувство врожденное, данное нам вместе с инстинктом, с душой. Но если это чувство не употребляется, не упражняется, оно слабеет и атрофируется”, — пишет современный писатель Даниил Гранин.
Людям вообще свойственно в периоды крупномасштабных бедствий проявлять лучшие качества души. Вспомним, на мой взгляд, гениальный кинофильм “Бал”, кажется, французско-австрийский, но это не важно. Языком художника он рассказывает о жизни европейцев в разные исторические периоды XX века. Фильм многопланов. Выражаясь упрощенно, он примерно таков: люди радуются и страдают. Кто-то счастлив, другим не везет. Но каждого заботят его собственные, сугубо личные проблемы. Однако в годы общей беды, принесенной в данном случае Второй Мировой войной, люди становятся внимательней, добрее, сострадательнее к окружающим. А неудачник может стать фашистом.
Экстремальная ситуация выявляет высоту духа. Как относительно небольшое давление графит превращает в уголь, а действие могучих сил — даже в алмаз, так и человек, когда необходимо, способен сбросить все наносное, поверхностное, незначительное — и заиграет его душа алмазными гранями.
Вспомним, как у Высоцкого, в его “Балладе о борьбе”:
Если мясо с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока
И в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был,
Не при чем, не при чем!
По мнению академика П. Симонова, социальная потребность “для других”, как и потребность познания, потенциально присуща каждому нормальному человеку. Надо только вооружить его средствами и способами для удовлетворения этих потребностей. Не случайно это ведет к возникновению положительных эмоций, а те, в свою очередь, усиливают исходные потребности.
Потребности “для других” есть и у животных. При проявлении бескорыстия (любознательности, заботы о других) в их мозге также обнаруживаются те химические вещества, которые связаны с положительными эмоциями. “Природа стимулирует все, что способствует выживанию рода”, — считает П. Симонов. — “Ведь ни одна стая не смогла бы сохранить себя, не будь в ней существ с бескорыстными потребностями... Экспериментальные исследования убедительно свидетельствуют о том, что у высших млекопитающих животных существуют две “бескорыстные” потребности, которые можно рассматривать в качестве филогенетических предшественников потребности познания и потребности “для других”' Это — исследовательское поведение и способность к эмоциональному резонансу в ответ на сигналы об эмоциональном состоянии другой особи того же вида, то есть способность к сопереживанию… Исследовательское поведение сопровождается активацией нервных клеток центров положительных эмоций и повышением содержания в тканях мозга эндогенных опиатов. Иными словами, “корысть” при осуществлении исследовательского или альтруистического поведения состоит в появлении у действующего животного положительных эмоций или в устранении отрицательных”. Так и у человека следование велению души порождает чувство удовлетворения выполненным долгом или угрызение совести, если он остался глух к ее голосу. Для тех же, кто остался в Чернобыле или приехал туда в первые дни после аварии, работа в зоне была великой целью.
Такие понятия, как смысл жизни, проблемы смерти и бессмертия, абстрактны только на первый взгляд. В действительности, если не явно, то подспудно, они озабочивают, мучают каждого вопросами существования его самого, его народа, всего человечества.
Кажется, философ Бертран Рассел сказал: “Чем жаловаться на общую темноту, лучше зажечь одну маленькую свечу”.
Сегодня митрополит Питирим говорит: “Чувство общей опасности, общей ответственности и интереса является, пожалуй, наибольшим стимулом. Многие популярные ныне газеты и журналы, телепрограммы зациклились на критике... упиваться одной только критикой, да еще и неконструктивной — это просто вредно. Человеку следует чаще напоминать, что он больше хороший, чем плохой... Чувство общей опасности, общей ответственности и интереса является, пожалуй, наибольшим стимулом... Выход, безусловно, есть. Существует много разных путей. Но ближайший и самый приемлемый для меня — это... не роптать на общую темноту, а зажечь свою свечу”.
Так было всегда. Легендарный победоносный партизанский полководец войны 1812 года Денис Давыдов писал, вспоминая французское нашествие: “В 1812 году поздно было учиться. Туча бедствий налегла на Отечество, и каждый сын его обязан был платить ему наличными сведениями и способностями... Видя себя полезным Отечеству не более рядового гусара, я решился просить себе отдельную команду, несмотря на слова, произносимые и превозносимые посредственностью: никуда не проситься и ни от чего не отказываться. Напротив, я всегда уверен был, что в ремесле нашем только тот выполняет долг свой, который переступает за черту свою, не равняется духом, как плечами в шеренге с товарищами, на все напрашивается и ни от чего не отказывается”.
С такими мыслями Денис Давыдов оставил свое “тепленькое” место адъютанта сиятельного князя Багратиона, чтобы поддержать “честь свою со всею ревностию, какой бедственное положение любезного нашего отечества требует”.
И так думают все, осознающие себя Личностью. “Мужество в несчастье — половина беды”, — говорил римский драматург Тит Макций Плавт 1700 лет назад. Не случайно ведь древнее имя Личности было — Герой. “Помните, что вы принадлежите роду человеческому и забудьте обо всем остальном”, — это говорит уже английский философ и математик Бертран Рассел в XX веке.
“Равнодушие еще никого не сделало счастливым” (Л. Ландау).
А неравнодушие? Буквально накануне аварии из Киева в Припять приехал В.П. Токаренко, заместитель управляющего ЮТЭМа (трест “Южтеплоэнергомонтаж”), устанавливавшего все тепловое и ядерное оборудование на ЧАЭС. Надо было обсудить, как получше использовать ЮТЭМовский башенный кран “Демаг” у строившегося в то период пятого энергоблока станции. Остался на ночь, чтобы в субботу отправиться на стройплощадку. А около 5 утра зазвонил телефон — авария. Пытался дозвониться до Киева, но линия оказалась заблокированной. Тогда Владимир Петрович на своей личной машине, а за ним на другой — Виктор Григорьевич Микитась и другие монтажники бросились на станцию. Охрана их хорошо знала в лицо и пропустила.
Все при Токаренко — умный, красавец, рослый. Займись он только собой в мирной жизни — озолотился бы. Но — не его это, не интересно.
База ЮТЭМа находилась всего в 150 метрах от четвертого блока. Токаренко еще не знал, что конкретно произошло на станции, но ему было абсолютно ясно: надо немедленно вывозить оставшихся там людей. Пересчитали присутствующих, чтобы никого не забыть. На кислородном хозяйстве увидели дрожащих девчат — дежурных аппаратчиц Омененко и Стерхову. Они решили, что это американцы бомбу сбросили. Дрожат, а хозяйство не бросают.
Радиационный фон “в районе столовой “Фиалка” на территории базы ЮТЭМа доходил до тысячи рентген в час, но монтажники об этом не знали, как, по видимому, никто на ЧАЭС. Вспомним, еще ночью начальник гражданской обороны Воробьев положил перед директором станции Брюхановым записку: “200”, “1000 рентген в час”, зашкалило...”
Тот факт, что реактор именно разрушен, приехавшие специалисты поняли быстро. Однако этого, к сожалению, не скажешь о руководстве ЧАЭС.
Начальника ГО ЧАЭС подполковника запаса С.С. Воробьева директор В.П. Брюханов вызвал на станцию в 1 час 55 мин. Ночи. Автомат для вызова должностных лиц был в исправном состоянии, но работал не по полной программе, а телефонистка оповещала руководящей состав выборочно: чтобы не было паники.
Воробьев захватил с собой секретаря парткома и в 2 часа 15 мин. выехал на личной машине на станцию. Через 15 минут они были на месте. В это время прибывшие по вызову Брюханова собрались у встроенного в административно-бытовой корпус убежища гражданской обороны, но войти не смогли, так как никто из присутствующих не знал, где же хранятся ключи от входа. А ключи находились, как положено, у начальника смены... Все стояли и ждали Воробьева. Но Серафим Степанович побежал не в убежище, а взял с собой дозиметрический прибор ДП-5 и пошел один замерять уровни радиации. Стрелка прибора зашкаливала. “Значит, — подумал он, — дела плохие”. И помчался искать начальство — а оно все еще стояло у закрытого убежища. Воробьев возмутился: “Если не знаете, где ключи, так уж давно бы взломали замок... Ах да, — добавил он, — еще нужно же суметь открыть герметичные двери, а потом задраить их обратно”. А всему этому надо учиться... Между прочим, директор АЭС сам считается командующим ГО станции. Раздраженный тон Воробьева объяснялся конфликтом с дирекцией по поводу давнего наплевательского отношения администрации к нуждам гражданской обороны вообще и обучению персонала станции в частности.
