Повестку дня изложил Исер Беэри — тогдашний начальник ШАЙ, длинный тощий аскет. Его называли «Большим Исером». Этот человек исступленно верил в светлое будущее еврейского государства, которое воображал как общество величайшей нравственности. Всех, кто не соответствовал его пониманию этики и морали, он считал злейшими врагами Израиля и своими лично. Бен-Гурион ценил его преданность национальной идее.

Беэри лаконично сообщил, что глава правительства предлагает создать на базе ШАЙ три ведомства. Военную разведку, которую возглавит сам Беэри. Политическую разведку во главе с Борисом Гуриэлем — человеком разносторонне одаренным, отличавшимся нетривиальностью мышления. И наконец, службу внутренней безопасности Шин Бет, руководителем которой назначался один из самых способных командиров Хаганы, начальник тель-авивского отдела ШАЙ Исер Харель. За малый рост — всего 155 сантиметров — друзья прозвали его «Маленьким Исером». Забегая вперед, скажем, что именно ему суждено было поднять израильскую разведслужбу до уровня мировых стандартов.

Но в тот день никто такими категориями не мыслил. Тогда собравшиеся лишь утвердили предложение Бен-Гуриона, с чего и началась история израильских спецслужб.

Не все шло гладко. Вскоре стало ясно, что Большой Исер не просто не соответствует занимаемой должности, но и становится опасным для правопорядка и законности. Этот моральный дальтоник воспринимал лишь два цвета — черный и белый. Все, что было в его представлении черным, он хотел уничтожить, дабы обожаемое государство сияло ослепительной белизной. К счастью, карьера кандидата в израильские Дзержинские продолжалась недолго.

Это Исер Беэри в июне 1948 года обвинил в шпионаже капитана Хаганы Меира Тубянского. Это Беэри председательствовал в военном трибунале, приговорившем Тубянского к расстрелу. Через год Тубянский был посмертно реабилитирован и перезахоронен с воинскими почестями. Дело Тубянского стало первым громким политическим скандалом в молодом еврейском государстве.

Вспоминает Исер Харель: «Вдруг выяснилось, что стиль работы Беэри является аморальным и крайне опасным. Страна воевала, а начальник военной разведки находил время заниматься предателями, шпионами, черным рынком, спекулянтами и вообще черт знает чем, только не своими прямыми обязанностями. Если он решил, что Тубянский виновен, то судебная процедура не играла уже никакой роли…»

Кончилось тем, что в ноябре 1948 года Исер Беэри был, по распоряжению Бен-Гуриона, отстранен от должности, разжалован в рядовые и предан суду. И хотя суд приговорил Беэри к символическому наказанию, учитывая его былые заслуги и чистоту побуждений, бывший начальник военной разведки до конца жизни считал все произошедшее с ним ужасной несправедливостью. Умер Беэри в 1958 году от сердечного приступа.

Военную разведку после него возглавил Хаим Герцог — будущий президент Израиля. Во время Второй мировой войны Герцог был офицером британской разведывательной службы. Приобрел очень пригодившийся впоследствии профессиональный опыт. Этот рафинированный джентльмен и утонченный интеллектуал оказался к тому же превосходным организатором. Именно Герцог превратил военную разведку в то, чем она является и сегодня. В аналитический центр, позволяющий предугадывать ходы противника. Герцог, получивший в наследство от Беэри кустарную организацию, костяк которой составляли бывшие подпольщики, не прошедшие профессиональной подготовки, создал разведшколу, где будущих разведчиков обучали профессиональным навыкам. Он четко определил структуру и функции военной разведки, ввел в нее научно-исследовательский отдел. Сделав в сжатые сроки военную разведку неузнаваемой, Хаим Герцог в апреле 1950 года передал дела своему заместителю Биньямину Джибли, а сам отправился военным атташе в Вашингтон. Его изначально влекла дипломатическая карьера. Никто не знал тогда, что через восемь лет военной разведке вновь понадобятся ум, прозорливость и способности этого человека.

К 1950 году работа израильских спецслужб была уже отрегулирована. Но появился человек, заявивший, что всего сделанного — недостаточно. Это был Реувен Шилоах — фигура колоритная и загадочная. Решавший любые ребусы Шилоах буквально генерировал идеи и сам же брался их осуществлять. Рутину, тусклость, поденщину он не выносил. Жизнь его была пестрой, фантастичной. Этот «конкистадор», родившийся в Иерусалиме в семье раввина, получил разностороннее образование. Знал основные европейские языки. Прекрасно владея арабским, стал разведчиком сионистского движения еще до создания разведки. В тридцатые годы несколько лет провел в Ираке, выполняя специальные задания. Помог англичанам создать агентурную сеть в оккупированной нацистами Европе. После войны специально для него была создана должность личного советника Бен-Гуриона по особо важным делам. Перед ним открывались любые двери. Черчилль относился к нему с такой же симпатией, как Жаботинский.

Таких людей Жаботинский называл авантюристами и даже написал несколько статей на эту тему. Он считал авантюризм нормальным явлением в экстремальных обстоятельствах. Чрезмерное количество таких людей опасно для общественной стабильности, но определенная доза их необходима для выживания. Авантюристы из века в век были первооткрывателями, первопроходцами и, главное, отчаянными игроками. Только рискуя, можно выиграть. В понимании Жаботинского, авантюристы — это живая душа нации.

Реувен Шилоах предложил Бен-Гуриону полностью реорганизовать разведслужбу. Превратить ее в независимое агентство, подчиненное непосредственно премьер-министру. Идея эта Бен-Гуриону понравилась. В сентябре 1951 года было создано новое разведывательное управление, получившее название «Центральный институт разведки и спецзаданий». Это и был знаменитый Мосад.

Первым руководителем Мосада был назначен сам Шилоах. Теория и практика — совсем разные вещи. Вскоре выяснилось, что Шилоах совершенно неспособен к кропотливой повседневной работе. Он носился по своим отделам, предлагая идеи, всегда блестящие. Но дальше этого дело не шло. В делах же у него царил дикий хаос. Впрочем, Шилоах и сам понял, что он не на своем месте, и 19 сентября 1952 года подал в отставку. В тот же день Бен-Гурион позвонил Исеру Харелю и сказал: «Я хочу назначить вас руководителем Мосада».

В Мосаде Исер Харель застал нечто неимоверное. Вся организация — человек двенадцать — размещалась в трех комнатах, которые никто не убирал. Разрозненные бумаги, сваленные в кучу, назывались архивом. В одной из комнат рыдала не получившая жалованья секретарша. Касса была пуста. Шилоах был известен еще и тем, что ни у кого не просил денег. А раз не просил, то их и не давали… Пока Харель озирал открывшуюся перед ним картину, перед ним возник Акива, финансовый директор Мосада.

— Исер, — жизнерадостно сказал он новому боссу. — Я только что вернулся из Парижа, где выбил для Минфина заем на таких выгодных условиях, что…

— Это, конечно, хорошо, — холодно прервал его Харель. — Но мне нужны такие финансовые гении, которые в состоянии оплачивать труд моей секретарши.

В тот же вечер Хареля принял Давид Бен-Гурион. Исер Харель восхищался этим человеком, не боявшимся ни арабов, ни евреев, без колебаний бравшим на себя ответственность за самые тяжелые решения. Как бы ни менялся ветер и куда бы ни относили подводные течения, этот кормчий не позволял сбить с правильного курса свой корабль.

Бен-Гурион же ценил прямоту и целеустремленность Хареля.

— Исер, — сказал Бен-Гурион, подписывая распоряжение об увеличении бюджета Мосада в десять раз, — помни об одном: у Мосада не может быть своих интересов. Есть только интересы государства.

Исер Харель родился на родине Шагала, в Витебске, в 1912 году. По отцовской линии в его роду подряд шли сплошные раввины. Стал бы раввином и он, да грянула революция. Потерявшая состояние семья с трудом перебралась в Ригу. В независимой Латвии еврейская жизнь тоже была не сахар. Семья перебивалась кое-как, и Исер бросил школу ради заработка. Потом увлекся сионизмом и в 1929 году вместе с несколькими единомышленниками оказался в Палестине.