Литмир - Электронная Библиотека

Немецкие танкисты пополняли боеукладку. Осторожно, из рук в руки, передали последний, шестой снаряд. Закурили. Перекинулись несколькими фразами с конвоиром и ушли в сумерки лощины – за новой партией.

Нетрудно было догадаться, для чего они ремонтировали подбитый Т-34. Сейчас пополнят боеукладку – и вперёд. Пока там наши поймут, чей экипаж в танке, он уже успеет наделать дел.

Глава вторая

Радовский выслушал доклад Донца и отвернулся к окну. Сквозь белую шторку, плотно задёрнутую на низком окне, заклеенном на зиму узкими газетными полосками, с улицы просачивались жидкие утренние сумерки. Ещё один тоскливый день родился за стенами этого ветхого крестьянского жилища и уже шёл по земле. Ещё один. Ничего доброго Радовский не ждал и от него.

– Когда ушёл проводник?

– Ночью.

В эту ночь он спал плохо. Приснились родители. Он, Алексей Радовский, куда-то уезжал. Или уходил. Торопливо. Без лишних прощаний. Отец стоял на крыльце их усадебного дома и молча смотрел ему в след. Мама выглядывала из-за его спины. Отец не пропускал её. Так было всегда, когда он уезжал. Отец не хотел, чтобы она повисала у сына на руках, плакала, говорила ненужные слова, а потом бежала за пролёткой… Но в этот раз отец что-то говорил ему. Какую-то фразу. Радовский это узнал по его губам – какую-то одну фразу, настойчиво повторял только её.

– Мы поворачиваем назад. Пришёл новый приказ. – Радовский прервал не только доклад Донца, но и свои тяжёлые размышления. – Идите, отдыхайте. В полдень выступаем.

– Мне нужно всего три часа. Утром мы посадим разведку на лошадей и перехватим их.

– Утро уже наступило. В полдень придут грузовики. Мы назначены в оцепление.

– Что, снова детей отлавливать?

Радовский не ответил ни единым словом, ни даже жестом. И, если бы Донец повторил свой вопрос, он, пожалуй, ударил бы его. И Донец, видимо, это почувствовал. Как ни странно, у них было много общего. Вот почему они так легко понимали друг друга.

Их Боевую группу направляют в обратный путь. На облаву. Донец вышел на обледенелое крыльцо. Увидел старика, перебиравшего кладушку свежих дров. Выходит, напрасно он зарубил в Богдановом Колодезе Проценку. Можно было и простить его. Потому что, так получается, не спасли они девчонку. Завтра её втолкнут под брезент и вместе с её одногодками увезут на станцию. Донец видел, как однажды в тупике грузили в «телятник» подростков, привезённых на грузовиках из-под Вязьмы. Но душило Донца не только это. Сейчас он окончательно понял, что и его семью, живущую в далёкой станице под Ростовом, могут разорвать, уничтожить таким же внезапным приказом. И любую из его дочерей жандармы и полицейские могут растерзать где-нибудь в пустом сарае на заплёванной соломе во время облавы. Уж он-то знал, как это случалось. В один момент. Удержи их. Когда делается большая политика, всякая мелкая тварь тут как тут со своими услугами. Потому что точно знает: когда начнут отламывать и передвигать с места на место большие куски, обломки и крошки полетят во все стороны. И вот тут-то только успевай урвать, схватить, что плохо лежит, да что упало с барского стола и закатилось под порог…

Донец тяжело соступил с крыльца, остановился. Потрогал темляк старой сабли. Вспомнил: надо покормить коня.

Разведвзвод занимал две хаты в середине деревни.

Снег с молодым хрустом рассыпался под каблуками его сапог. И вдруг он подумал: а хорошо, что они не догнали партизан и этого стрелка. Бегали бы всю ночь по лесу, палили друг в друга, пока не закончились бы патроны. Кого-нибудь подстрелили бы, а кто-нибудь всё равно бы ушёл… Они-то, партизаны или кто там… знают, за что воюют. А вот за что, за какие родины и семьи дерётся наша банда? Донец зло хохотнул и потрогал намёрзший инеем бронзовый темляк сабли.

Рассвет в деревне начинался так, как и в его станице. Засинелось в полях, как в степи. Ветер погнал крошки притоптанного снега, зазвенел льдинками вымерзшей и вытоптанной лошадиными копытами лужи. Пахло печёным тестом. Где-то ставили в печь хлебы. Должно быть, сейчас уже проснулись и его дочери. И помогают кормить скотину, подметают баз и чистят картошку. Полтора месяца назад Донец написал домой письмо. Ответа до сих пор не получил. Письма в роту приходили из Киева и Могилёва, из Новгородской и Витебской областей. Донцу из Ростовской области шло бы не дольше. Не пришло. И теперь он не находил себе места.

Серко заржал под навесом, прочуяв хозяина ещё издали. Донец свернул к стойлу, где ночевали кони разведвзвода и других служб. В дом решил не заходить.

– Ну что, Серко, скучаешь? Скучаешь…

Конь перекинул голову через высокую жердь и толкнул хозяина в плечо, втянул воздух, обнюхивая шинель, и начал теребить тёплой чуткой губой воротник, пропахший табаком.

– Ну? Что? Да нет, братец, кровью от меня сегодня не пахнет. Не пахнет…

Конь ему достался хороший. Никогда у Донца не было такого доброго и умного коня. Однажды во время зачистки деревень от партизан и остатков кавкорпуса генерала Белова их взвод попал в засаду. Многих перебили в первые же минуты боя. Два «максима» и «дегтярь» секли фронтальным и косоприцельным огнём. Пуля пробила Донцу руку. Но кость оказалась не задетой. Он пришпорил Серка и погнал его по лесной тропе назад. Конь нёс как угорелый. Когда собрались на опушке спустя несколько часов, оказалось, что в живых от взвода осталось двенадцать человек, и те все были переранены по нескольку раз.

Почти весь сахар, который Донец получал по пайку, он отдавал коню. Более верного и надёжного товарища, чем Серко, в Боевой группе Радовского, да и на всей войне, у Донца не было. Кого носил Серко до того, как попал в руки Донца? Должно быть, какого-нибудь командира. Такие кони в руки к простым кавалеристам не попадали. Донец это знал. Иногда, тоскуя по своим родным, он разговаривал со своим конём:

– Вот кончится война… А, Серко? И поедем мы с тобой ко мне на родину. В нашу станицу. На Дон… – И гладил коня по чуткой вздрагивающей шее, и спрашивал в самое ухо, шёпотом: – А ты, случаем, сам-то, не с Дона ли? А, Серко? Может, мы земляки? Родня?

Сёдла висели рядом, у стены. Донец взял своё. Выложил из гнезда воротную жердь, вывел Серка, перекинул седло через мышастую спину. Часовой, стоявший возле крыльца, окликнул Донца. Донец устало отмахнулся ему рукой и ничего не ответил.

– Ты куда собрался? Твои давно спят, – снова сказал часовой.

– Мои… – ответил он, не поднимая головы. – Мои, если живы, уже на ногах давно…

Он подтянул подпругу, перекинул через голову Серка повод и ловко вскочил в седло. Серко, почувствовав седока, нетерпеливо переступал передними ногами, шумно втягивал ноздрями морозный воздух. Донец повернул его в проулок, легко придавил шпорами. И Серко послушно стал набирать ход и вскоре пошёл хорошей рысью. В конце проулка виднелось поле. За полем лес. Часовой снова окликнул. Послышались другие голоса.

– Донец! Назад!

Донец оглянулся. В проулке стояли двое. Радовский и начштаба Турчин.

– А, господа офицеры! – удивлённо и зло крикнул он, резко развернул коня и поскакал прямо на них. – Вас-то мне и надо! – Он вытянул плетью Серка и тут же выхватил из ножен тяжёлую драгунскую саблю.

Первым Донец решил рубить Радовского. Он и стоял ближе. А там, если не снимет его начштаба из пистолета, стрелок-то он хороший, развернуть коня и – его тоже. Эх, хорошо вышел под удар господин майор!.. Донец немного перегнулся вправо, ловя занесённым над головой клинком упругую струю воздуха. Эх, не впервой ему это было делать… Но майор оказался тоже ловким, он бросился под ноги коня. Серко испуганно шарахнулся в сторону, сбив и направление, и силу удара своего хозяина. Упруго, как короткая трассирующая очередь, пронесся над головой Радовского тяжёлый клинок. Конь ударил его ногой в плечо, и Радовский покатился по мёрзлой, припорошённой колючим морозным снегом траве под нижнее прясло изгороди. Крикнул что-то Турчин. А Донец уже скакал по улице вдоль дворов.

3
{"b":"574655","o":1}