Вынужденный обороняться, Платон довёл до автоматизма свои защитные реакции. В какой-то момент он внезапно соскакивал с кровати и включал свет в комнате. Мгновенно уяснив позиции врагов, он начинал их яростно давить. Случалось, что число поверженных Платоном супостатов достигало пятидесяти за ночь. После каждого факта такого геноцида зловредных насекомых комната вмиг наполнялась коньячным ароматом. Под амбре новорождённого парфюма Платон с видом полководца, только что одержавшего оглушительную победу над грозным врагом, ликующе ложился спать. Однако ночной триумф быстро исчезал, когда утром он отчаянным расчёсыванием пытался успокоить зуд в местах злодейских укусов кровожадных тварей. Бесконечные сражения с вампирским войском порядком измотали Платона. Однажды утром, пребывая в дикой безнадёге от очередной безуспешной ночной войны, он решился и пожаловался на нашествие клопов лично самому коменданту общежития.
Комендант - огромная блондинка Татьяна Алексеевна, вдумчиво поразмыслив над непростой ситуацией, приняла волевое решение. Не мешкая, она призвала двух штукатуров-маляров из трудившейся в общежитии строительной бригады и приказала им срочно побелить потолок и стены в злосчастной комнате, не забыв заодно покрасить там полы и дверь. На Платона мудрое начальственное решение подействовало умиротворяюще: преисполнило надеждой, что клопы уж точно не переживут такой убойной силы ремонт, а посему на веки веков оставят его в покое.
Вернувшись вечером после работы в общежитие, Платон обнаружил, что побелка и покраска в его комнате ещё не просохли. Стало быть, ему предстояло решить сложный для себя вопрос с ночёвкой. А у Платона в этом ещё чужом для него городе не было ни знакомых, ни друзей, ни родственников. Присев на стул возле будки вахтёрской, он глубоко вздохнул и обречённо погрузился в раздумья. Не в силах превозмочь это грустное зрелище, над Платоном сжалилась вахтёр Зинаида - одинокая невзрачная женщина средних лет. Она дала ему ключи от своей комнаты и сказала, что она находится на круглосуточном дежурстве, а потому он может спокойно заночевать на её кровати. Платон смутился, но поскольку иных вариантов на тот момент в упор не просматривалось - он согласился.
Впрочем, спал Платон в гордом одиночестве совсем недолго. С наступлением темноты Зина вынырнула из своего тихого омута. И, не теряя времени даром, сноровисто залезла к нему в постель. Где нещадно истязала юного Платона до утра оголтелым сексом. В итоге, он не только благополучно переночевал, но и обрёл в лице дражайшей Зинаиды опытную женщину, к которой иногда мог даже заглянуть на огонёк...
Надо сказать, после ремонта комнаты клопы Платона больше не беспокоили. Но с тех пор у Платона выработалось устойчивое отвращение к коньяку: будь напиток хоть самого изысканного вкуса и со столетней выдержкой в придачу. Коньячный запах отныне с неизбежностью порождает в мозгу Платона батальные картины вкупе с очарованием, присущим ароматам полей тех самых сражений. Как же тут не пожалеешь Платона - теперь ведь ясно, что не все одержанные им в прошлом победы были исключительно связаны только с приятными воспоминаниями.
Как я уже говорил, по окончании школы Платон пробовал поступить в университет. На вступительном экзамене на предложение экзаменатора рассказать об интернациональной помощи нашей страны одному из азиатских государств, Платон с жаром бросился убеждать приёмную комиссию в том, что это и не помощь была вовсе, а самая что ни на есть оккупация. В итоге он благополучно завалил вступительный экзамен.
Платон попереживал недолго, а затем уехал на север трудиться на завод. Ему было гадко на душе - ведь он впервые в жизни выбрал путь наименьшего сопротивления: встал за станок с единственной целью, чтобы наработать трудовой стаж и оттого достойно смотреться в глазах приёмной комиссии. Там же, на заводе, Платон вступил кандидатом в члены партии. С таким вот багажом заслуг уже в следующем году он уверенно поступил на вожделенный философский факультет университета.
Платон блестяще окончил университет, стал преподавать в колледже и одновременно работать над кандидатской диссертацией. Казалось, его мечта сбылась. Однако он не получал удовлетворения от работы. Мучительно поразмышляв над сложившейся ситуацией, Платон в один прекрасный день взял да переквалифицировался - в кого бы вы думали?! Ни за что не догадаетесь!
Он пошёл работать бурильщиком скважин в геологоразведку. Такая метаморфоза ввергла в шок всех его друзей и близких, но не Платона, который не только успешно освоил новую профессию, но и сделал карьеру, выучившись на бурового мастера. Платон быстро нашёл общий язык с рабочими, стал пользоваться среди них авторитетом. Да вот незадача: выпивать стал. Но поскольку он был холост и жил отдельно от родителей в оставшейся после бабушки однокомнатной квартире, то никого своим пьянством он особо не донимал, да и соседей пока что не беспокоил.
По истечении какого-то времени друзья и близкие привыкли к новому статусу Платона и даже стали забывать, что он когда-то грезил философией и ни о чём другом более не помышлял. Потихоньку Платонова жизнь обрела устойчивость, стала приятно стабильной и вполне комфортной.
Вот только родители нет-нет, да и напоминали Платону, что пора бы жениться, ведь ему уже за тридцать. Но Платон пока и не думал связывать себя узами Гименея, ему нравилась разудалая холостяцкая жизнь. Он пользовался успехом у женщин, что и не удивительно - настолько он был хорош собой: высокий, хорошо сложенный. Его покрытое редкими забавными веснушками овальное лицо, рыжая копна волос на голове в сочетании с голубыми глазами и широкая улыбка располагали к себе, вызывали глубокую симпатию и не могли оставить равнодушными многочисленных особей противоположного пола.
Глава 5
Мы с Платоном встретились у станции метро в одном из старинных районов города. Постояли, поговорили, а затем стали думать, куда податься. Вдруг Платон предложил пойти в баню. В ответ на моё искреннее удивление он с жаром стал доказывать, что после напряженного трудового дня хорошая парилка с помывкой и настроение поднимут, и тело укрепят.
Мне, привыкшему исключительно к уютным саунам и баням только для узкого круга своих людей, предложение пойти в общественную баню казалось неприемлемым. Я не ходил в общую баню со времён студенчества и потому смутно помнил, как в них происходит процесс помывки бренного тела. Однако Платон стал убеждать меня в том, что для укрепления здоровья и разнообразия я просто обязан посетить баню. В итоге, хоть и со скрипом, я всё-таки согласился на поход в общественную баню.
Мы вошли в почерневшее от старости здание, затерявшееся среди мрачных переулков. В фойе скопилось много народу. Платон объяснил, что с минуты на минуту запустят людей на два часа на помывку. Как только прозвучала команда банщика "Пошли", толпа страждущих помыться ворвалась в большой зал, состоящий из множества отгороженных друг от друга закутков со шкафами для переодевания. Мужики занимали шкафы, торопливо раздевались догола, затем один за другим бежали в помывочную, чтобы успеть разобрать там тазики и выбрать удобные места для сидения.
Следующим шагом был набег на парную. Как только я туда вошёл, меня с головой обдал раскалённый пар, мучительно стало жечь уши; невольно присев, я лихорадочно стал размышлять, куда бы пристроиться подальше от пышущей нестерпимым жаром печи. И вот в такой неподходящий момент ко мне обратился огромный волосатый мужик в наколках с изображением куполов церквей. Он небрежно бросил мне: "Взяли, понесли!". Я даже не понял, что мужик имел в виду: догадался лишь, когда он схватился руками за конец скамейки, на которой я сидел.
Конечно, меня напрягло бесцеремонное поведение татуированного мужика, но я помнил слова о том, что в бане все равны. Поэтому я схватился за другой конец скамейки и покорно понёс её за мужиком. Мы подняли скамейку на самый верхний полок, где сразу же на неё и уселись. Стояла небывалая жара, хватило меня ненадолго. Я резво соскочил со скамейки и дал дёру из парной. За мной с улюлюканьем выбежали два мужика, которые с разбега прыгнули в купель и стали отчаянно плескаться, кряхтя от удовольствия и смачно матерясь.