Я хватаю два первых попавшихся пуховика, не выпуская ворот буйного Артура, и мы, миновав заледенелый подъезд, поднимаемся проветриться, едва преодолев скользкую лестницу.
Уже глубоко за полночь. Жгучий сухой мороз сразу выхолаживает легкие. И голову провокатора, сковывая непреодолимой жаждой сна и тепла, какая всегда бывает зимой. Вокруг тишина, только снег хрустит под ногами и курят двое:
- Я когда первый раз прочитал "Парфюмера" - я вообще охуел.
- И че - пошел в "Лэтуаль" и все скупил? - смеясь.
Артур стреляет у них сигарету и тоже закуривает, шатаясь, а я тем временем охреневаю с того, какие все кругом интеллигентные умники.
- Че ты к ним пристал, ты че, пророк-исакич? - говорю.
- Они не хотят самого ценного... - затяжка, - главного, чего может достигнуть человек... - снова, - ... они не хотят свободы - вернуть часть своего, примирившись с некоторыми вещами... - затяжка, - они не хотят понимать этого... Я сначала думал, что боятся - нет, они просто не хотят. И я знаю - почему: ведь это страшно и горько... Причем даже самого поверхностного ее выражения не хотят...
- Мысли?
- Нет, куда там... Свободы передвижения, например... блядь, замерзли пальцы... - снова. - ...им нравится, что все сделано так, чтобы никто не высовывался из нор - чтобы исключить взаимодействие, общение, которое, в свою очередь, в разной степени отметает часть навязываемых пустот, но это - похер... Сколько стоит поезд, не говоря уже о самолете?..
- Много...
- Сколько стоит снять халупу? Правильно, нечего - варись дальше с родственниками - в их принятом воспитании, зачем тебе комнату проветривать... - затяжка. - А какова зарплата у бюджетника? Сиди в норе!.. - окурок взрывается в урне. - А когда они вдруг начнут зарабатывать чуть больше - потом, позднее - им это все уже не будет нужно...
- Ну а все-таки - откуда тебе знать, может, они свободны?
- Нет, свобода - это фильтр, осознание и результат осмысления всего того, что не имеет смысла. Они не свободны, потому что у них нет самого главного - инструмента, метода - критического мышления. У киномана, например - потом что он вышку получает, у бороды - потому что он ничего не знает, кроме работы - у него нет досуга, это ужасно... Хотя, самое главное тут - желание... Ну да ладно...
- Ты потому и отчислился?
- Я не отчислялся, я просто ушел, как только понял, чего они добиваются. В том числе - и своими песнями про то же - про критическое мышление, но в этом случае за заботой как обычно скрывается контроль. Я изучил, как это работает, успев уйти до того, как стал идиотом. Когда новая информация перестает поступать - работа окончена. Ты вон - покалеченный со своей внутренней эмиграцией - спасла, видимо, классически... хах... ментальный диссидент!..
Из темноты медленно приближаются голоса:
- ...ага, рассказывай мне про озера... я однажды видел, как взрослые сварили манагу, а утром в той же невымытой посуде - картошку и съели вместе с детьми. И что же - всех въебало... Всратые мамаши вызывали детям "скорую"...
Со стороны подъезда появляется толстый тип в футболке и шортах и орет им:
- Где тут, блядь, правые, где левые, анархо-капиталисты?! - все смеются, даже Артур слегка ухмыляется и говорит мне:
- Ты пойми, я просто хочу стать абсолютно свободным - единственное, что нужно от жизни... "для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный..." хах... - в свете фонаря я вижу, как он улыбается, а потом кивает в сторону далекой ТЭЦ. - ну, или пасть в жерло индустриального вулкана! - и смеется. - Пошли, я замерз.
Сидели еще долго - если не до первых петухов, то до первых автобусов. "И опять Полярная звезда в упор и горько глядела на свою заблудшую землю. И опять все корчилось и болело..."
***
В итоге утро наступает в обед-ближе к вечеру. Продираю глаза и, не рискнув зайти в туалет Андрея, иду к соседям - к Лере и Гагарину. Они работают по ночам в типографии и уже проснулись после смены. У них я умываюсь, и мы ставим чайник. За окном изредка мелькают чьи-то ноги, прерывая горячее солнце - чудится, будто оно быстро-быстро моргает, будто в глаз ему попала соринка.
Что ж, не хочу мешать. Забрав рюкзак и одевшись, выхожу на успевший озвереть мороз - кажется даже скребущий и коробящий металл авто. Окрест опухоли здания МЧС мечутся в жажде поскорее добраться с работы домой все те же машины вперемешку с людьми. Дворами долго, словно оттягивая, выхожу, наконец, к дороге, но путь к тому времени уже почти окончен.
В темнеющей вечерней дымке меня встречают детский городок и "ракушки". Околевшими пальцами достаю ключи и попадаю в подъезд. Каждая ступенька, ведущая на третий этаж, все сильнее тревожит сердце и в то же время - будто бы усмиряет волнение. Дверь в тамбур. Лук. Две двери в квартиру: металлическая и обитая дерматином деревянная. Родной запах, вешалка у порога с бабушкиными шляпкой и курточкой - явно не по погоде - и, что забавно, с зонтиком. Комнаты почти пусты, осталось совсем немного мебели - пара шкафов, тумба да матрац. Перетаскиваю его в гостиную и сижу в тишине. За окном через дорогу мигает зеленое свечение аптечного креста, разливаясь изумрудами по тротуарной наледи. Раз в несколько минут проезжает автобус. И всё машины, машины, связанные друг с другом лучами фар и скользящие неуправляемой тревогой отблесков взошедшей луны. Редко проскрипит снег под окнами, кто-нибудь рассмеется, кашлянет, рявкнет. Вот - пришла соседка Вера. Вот - загремел лифт. Ну, или скрипнули пружины матраца...
А чего я ушел-то? А потому что чужой. Да чего тут нового - когда мы ездили в тот же Томск - всю дорогу что туда, что обратно я просидел рядом с пустым креслом - оно виделось мне тогда зияющей дырой, когда вокруг все гудело и тряслось от хлещущей через край ночи, мне же ничего в горло не лезло, иссякли слова, и я все выходил в прохладу заправок пустых трасс и спящих у обочин фур с алыми стоп-огнями, сбегающими в северное сияние темных луж. И будто что-то нас догоняло, от чего нужно было бежать и снова возвращаться в автобус. И в открытое окно вихрем залетали звезды, сгорая ароматами равнин, изрытых колеями ветра вплоть до мудрых морщин холмов. Не то чтобы я жалуюсь или слишком этим отягощен - теперь, много позже, я понял, чт'о тогда мне было отпущено, чт'о было дано - мне позволили остановиться и спокойно, не торопясь, подумать, и при этом земля продолжала движение, будто за меня - помогая, давая передышку - дескать, отдохни - я поведу (тебя), я справлюсь, не тревожься - ничего не рухнет, а пасть не достанет своими зубами, - и я с великой благодарностью принимаю это всем сердцем... Но все же мне не вполне ясны причины, ведь я был не против с кем-то поговорить, научиться этому...
И, что самое смешное, поехал-то я не один.
Это был музыкальный фестиваль, проходивший в каком-то поле под Томском. На утро после первородной ночи мы вернулись в город, и как-то все разбрелись, и тогда я пошагал по Ленина мимо бесконечных памятников Кирову, заглядывая в проулки и подворотни, в одной из которых из окна пела скрипка, и я даже остановился послушать, пока не смутился грузчика в футболке "Iron Maiden". И пошел дальше - мимо соседствующего с детской музыкальной школой и сквером памяти жертв политических репрессий музеем следственного комитета НКВД, зайдя по пути в китайскую забегаловку, где повар без остановки орал и переругивался с официанткой в ж'аре кастрюль, и оба черпали в этом безудержную энергию и только так могли пережить час-пик, и только так рождались бесконечные рис и супы, и прочий частокол палочек и звон чашек. А потом - снова улица - лавки, красота домов, мошка, студенты и абитура с родителями, и постоянный почему-то соблазн сравнить с Северной столицей - какой она была, возможно, на заре, а потом томское время отказалось дальше идти, и нагрянули Передоновы; затем улица разлилась набережной - такой же, как и во всех наших городах - с детьми, обезьянами, пивом и оглушающей музыкой, тонущей в канаве речки, ободрав колени о разбитый бетон. Разве что здесь - изуродованный Чехов, и рыбаки более тихи. Поплутав по барачной Татарской - барачное барокко - выхожу на красивейшую мечеть красного кирпича. Дальше - кампус университета - величественно утопший в роще, где деревья не знают под собой, к счастью, ничего, кроме зарослей - никакого тебе паршивого газона - все это хотя бы внешне располагает учиться...
