- У меня ребенок и мне завтра на работу.

- И что? Мне тоже.

- Вы здесь не одни живете. - вмешивается Надя.

- Девушка, я с ним сейчас нормально разговариваю только из-за вас. Вы вообще в этот век родились?

- Вообще-то - в прошлый.

- Ах, ну да, ну да. Я имею в виду - в НАШ век, в РУССКИЙ?

Диме все это надоело:

- Слушайте, я вас нормально прошу, по-человечески - ПО-СОСЕДСКИ, без ругани, без ментов - сделайте, потише, ПОЖАЛУЙСТА.

- Тебе удостоверение показать? Я в органах работаю, сейчас сюда наряд приедет и вас всех на четырнадцать суток закроют, и не вякнешь ты больше. Показать?..

- Да не надо мне твоего удостоверения...

- ...или, может, пацанов привезти? Сейчас приедут.

- И мы сейчас и пацанов, и наряд - всех вызовем. - Надя.

- Вы не нарывайтесь, уважаемая.

- Эй! - Дима, - Сегодня же РОЖДЕСТВО, вы че творите-то?!

- И че? И че твое рождество?

- Христос родился, УВАЖАЕМЫЙ, у тебя крест на пузе висит!

- Какой христос?..

Тип уже вплотную подходит к Диме, но тут из комнаты вываливается какой-то лысый боров, - и вот сломать бы ему сразу ноги, да только - сколько их там, этих прекрасных людей, и становиться ими тоже не вариант, - и зовет рыжего покурить. Дима к тому времени стал каким-то маленьким и незаметным. Пока выродки обнимаются, мы возвращаемся к себе. Волошин молча садится на кровать, взяв на руки все же уснувшую под взрывы дочку. Надя, опершись о стол, начинает куда-то звонить.

Вдруг дверь открывается и в комнату пытается ввалиться боров. Я стою ближе всех и поэтому, резко развернувшись, перегораживаю ему дорогу.

- Мы сейчас включим на всю, волосатый, я зайду сюда и послушаю...

- Нет, не зайдешь.

- Почему? - недоумевает жирный.

- Хах, потому что.

Он дает команду, и музыка начинает орать еще сильнее. Ребенок снова просыпается и плачет.

- Это не громко, я тебе отвечаю. - и уходит, держась за стенки.

Надя тем временем вызывает наряд. Дима все так и сидит, пытаясь успокоить дочку. Его трясет. Вдруг на мгновение становится тихо, и почти сразу начинают петь: "ВЫ-ДУ НО-ЧЮ В ПО-О-О-ЛЕ-Е С КА-НЬО-Ё-Ё-М-М-М!.." А Дима - разражается истерическим хохотом, и вторит без конца: "Это абсурд, это бред какой-то!.." Я уже практически не верю своим ушам.

Приезжают менты. Надя говорит с ними. Волошин даже не посмотрел в их сторону.

Стражи идут к соседям, и те сразу, как дети малые, начинают оправдываться: "Это не мы!.. Этого не может быть!.." И где же твоя ксива, ублюдок?!..

Потом служивые возвращаются к нам, Надя пишет под диктовку заявление и они уезжают. Все быстро и предельно просто. Взрослые люди вмиг пресмыкаются, страшась людей в форме, потому что у тех есть власть - и больше ничего. Власть, которую они получают из веры в нее тех, кто их ею наделил. Соседи пресмыкаются и страшатся - потому что так принято себя вести. А что до человечности и примитивных основ воспитания - это говно под ногами.

В уже закрытую дверь снова стучат - яростно. Но вскоре уходят. И Дима говорит мне: "Вот я и стал ничтожеством". И мы идем курить.

К счастью, на площадке никого нет. Волошин достает все тот же красный "винстон", жалуясь, что скоро он станет ему не по карману. И, закуривая уже вторую, произносит: "Уеду я отсюда, наверное. Не смогу я здесь..."

И снова играет музыка.

***

В конце зимы от моих преподавательских услуг отказались, Жорина мать сказала: "Не все становятся инженерами и математиками. Кому-то можно стать и автослесарем..." Конечно, это, скорее всего, отговорка.

Тем не менее - я, как ни крути, остался без денег. И в итоге дошел до того, что решил занять - или взять, не важно - у кого-нибудь из жильцов полуподвальной квартиры напротив стадиона...

В подъезде я встретил Нимирова и вернулся покурить с ним на улицу. Он стоял, вдыхая свое, а я пытался заговорить - издалека.

- Ну че, как там сухарики? - вроде как смеясь.

- None.

- Забил, что ли?

- Цикл - устал.

Получается, я душу дьяволу подарил?

- Ну ладно... бывает... - мнусь, ведь делать мне здесь больше нечего. - Че, как там Король Артур?

- Темно-багровая вспышка.

- Не понял.

- Не здесь. Выпал из окна.

- В СМЫСЛЕ?!!

- Отзвенел в покрове ночи.

- В смысле, блядь?! Что за дерьмо?!

- Лирика костей. Познай боль - привыкни.

Я вспомнил, как видел его в последний раз - балдой с израненной лысиной. И как он шел в фонарях, подпрыгивая в своих идиотских "алясках", похожий на потасканного вахтовика. И как он говорил мне тогда о творчестве и вообще.

- Шапку что ли новую купить? - сказал Андрей. - А то моя какая-то инфантильная...

Мы спустились обратно. У Нимирова, кроме Киры, сидели какие-то два типа, не знакомые мне. Одного звали Серегой, другого - Стасом.

- Будешь? - предложил Стас.

- Буду. - ответил я. И он налил мне водки, и мы выпили. А затем еще... и еще...

И в какой-то момент "Веселья" поэта с тяжелой лирой, я подумал, что когда-нибудь снова настанет весна, и я, наконец, устроюсь на какую-нибудь глупую работу, чтобы ездить по выходным на дачу и смотреть, как за неделю изменился мир. А потом придет и лето, и я буду учиться ходить не спеша по вечерним улицам в кедах на босу ногу и закатав брюки - домой с опять-таки паршивой работенки, расстегнув трудовую рубаху. И все будет, золотясь, кружиться детским смехом. И, может, уеду куда-нибудь - на Болото, где, как говорят, дуют сквозняки, а лучше - к Большому озеру или на Чеховский Остров, где в попытке первым увидеть вновь воскресшее солнце, постараюсь улыбнуться этой беспощадной вечности, ужасаясь, будто перед пустым листом. И потому - не дай бог эта жизнь не единственная...

Серега вдруг с криком подорвался, опрокинув стул, схватил огромный кухонный нож и приставил его к стасовой шее, обхватив рукой за голову. Кира завизжала. Андрей блаженно и нервно исказился в улыбке, пока Стас, вяло махая руками, беспомощно - словно нехотя или в тайне желая обратного - сопротивлялся...

Я же - спокойно забрал рюкзак, оделся и вышел вон.

13:34

Апрель 2015 - 22.11.2016

1