А лошади паслись себе, только иногда посматривая воспитывающим взором на своих жеребят.

- Ладно, я пойду еще похожу, до свидания.

- А я за водой пойду... воды-то в школе нету сейчас, куникулы... - и побрел, что-то тихонько бормоча себе под нос.

Я вышел за ограждение. Вслед доносился похабный хохот работяг, вызванный репликой одного из них, относящейся к приехавшим девам: "Да таких нехрен разговаривать - только на диван и..."

Рядом в тени большой полусгоревшей то ли стайки, то ли амбара отдыхали, сонно повиливая хвостами, коровы. Приятно пахло их присутствием. Здесь же чернели и остатки, судя по всему, бывшей школы. Я спустился через лесопилку к почте, за ней были только широкие покосы, переходящие в пойму Ангары. Виднелось широкое устье Чадобца. Я обернулся: сверху по деревне расходились, точно ангелы в своих белых одеждах, студенты. Только вот не совсем уместно здесь говорить о святости, наверное. Надеюсь, у них все будет хорошо.

Вечерело. Пошатавшись по округе, я вернулся за рюкзаком и спустился еще ниже - искать отдаленное место, где бы меня никто не смог побеспокоить, и выбрал такое там же - на берегу у леса. К моему удивлению - комаров не было. Не став пока разбивать палатку, набрал воды и, предварительно отдраив посуду, сварил на горелке рис. Если честно, то ее я берег на случай дождей, но костер разжечь не решился. Ближе к темноте - наконец организовал жилище, смыл грязь дня и стал бороться за право уснуть. Я до сих пор очень боюсь ночевать в палатке: мне сразу начинают мерещиться недобрые движения вокруг нее, сердце колотится, какой-то первородный темный и тягучий ужас душит, и остается только лежать в оцепенении. Черная злая птица склоняется надо тобой, и сразу начинаешь верить во всех богов и обещаешь им быть хорошим, добрым, честным, прилежным - каким угодно. И вот зачем только мы себя мучаем подобным образом? Не лучше ли ночевать в шелках?..

С головой зарывшись в спальник, через час после наступления темноты я, наконец, уснул. Заслуженно или нет - дело другое.

***

Я проснулся, поскольку остался жив. На куполе палатки сидела птичка - ее очертания были видны через ткань и слышалось щебетание . "Добрый знак" - подумал я.

Немного лежу, прислушиваюсь, страх, конечно же, исчез. Кажется, будто река бежит рядом, прямо под боком - слышны ее брызги, то, как она ворочается. Наконец, вылажу. Хорошее свежее утро, все кругом мокрое от росы. Босиком иду к реке, умываюсь, набираю воды. Соседка Ангара покрыта легкой дымкой. Еще довольно рано. Собрав в лесу хворост, вожусь с костром. Традиционная овсянка со вчерашним хлебом. В моем отеле лучший вид и сервис:

Свобода люблю тебя ты бодрствуешь в подземельях

Серебрянострунная арфа о моя музыка дождь

Деньги мой тайный враг раны монет под солнцем

Ракета как ясновидица грядущее разъясняет

Слышишь плещется Слово неуловимой рыбой

И города сдаются каждый в свой черед

Дурная привычка.

Солнце улыбается. Собравшись - на этот раз прячу вещи в другом месте - мало ли что. Когда обуваюсь - рву шнурок, но выкручиваюсь, зашнуровавшись его остатками. Поразмыслив, еще раз перепрятываю рюкзак и не торопясь шагаю в сторону деревни. По дороге медленно трясется старый голубого цвета "ГАЗ" с пустым кузовом, навстречу сигналит мотоцикл с люлькой, кажется, когда-то это был лохматый "юпитер"... Подобные аппараты, пожалуй, по сей день остаются основным средством передвижения по сельской местности, и как еще не перевелись неучи, пытающиеся заставить их владельцев не только сдавать на права, но и проходить какую-то там регистрацию, а потом еще и денежку стабильно отстегивать... С тем же количеством здравого смысла и уровнем понимания ситуации эти требования можно распространить и на владельцев скота... и вести учет каждой пары бродней... каждой собаки... каждого яйца... В подобных случаях мой кузен обычно говорит: "Андрюша, пепельницу в "сорок первом" "москвиче" проектировал человек, который никогда не курил, ты подумай - никогда не курил!.. вот почему ей вообще невозможно пользоваться..."

Ну это если говорить по-простому, как и подобает таким несведущим дурачкам, как мы...

Около школы я вновь встречаю сторожа, он меня узнал, мы здороваемся.

- Студенты-то у нас про обычаи, про праздники, про уклад, про охоту спрашиват... Я им вчера говорю: "пишите меня, пока я пьяный, а то потом ничего не скажу..." Ну они и написали... про охоту им... Я огородов никогда не ставил и не буду, слишком уж это... - он подбирал слово, - ... жестоко... А они: "А огороды, а что это?.." Смешные такие... - и по-доброму улыбается. - Огороды, это вот когда идет тропа сохатого, ну - лося, так огороды ставятся, все `уже, `уже, а в самом узком месте петля висит... из троса, ну, металлическая... Он туды головой-то попадает и душится... А охотнику потом только найти его надо успеть... тоже мне - мастерство... Совсем уж это нечестно... жестоко... не надо так... Ладно, вы, наверное, заняты, а я тут со своим лезу... извините, ради бога извините... - и только махнул рукой и ушел под мои "да не, да не..."

Даже сейчас уже п'екло. Я не спеша спустился к магазину, что около почты, дождался открытия и купил воды. Что может быть более нелепым, чем покупка воды?.. По деревни снова расходились белые одежды. Сквозь задворки вышел дальше - на проселку, ведущую вниз к покосам, тянущимся желтыми и зелеными лентами сколько хватает глаз. Самые крайние дома совсем серые от старости, будто это седина лет, изгороди - поредевшие и ветхие, почтовые ящики - ржавые, не ко всем срубам тянутся провода, кажется, будто в таких больше никто не живет, однако ухоженные огороды и белые чистые занавески на окнах говорят об обратном.

Хорошенько угостившись чьей-то малиной, я шел к устью Чадобца, где тихо и прохладно, но отнюдь не бездейственно.

Лежать на берегу было хорошо.

Взгляни, как солнце обольщает

Пересыхающий ручей

Полдневной прелестью своей, -

А он рокочет и вздыхает

И на бегу оскудевает

Средь обнажившихся камней.

Премерзкий Ходасевич оказался прав, ну а я тем временем наконец-то встал и зашагал вниз по реке. Где-то на том берегу стрекотала моторка, постепенно нарастая, и удаляясь после. Что-то было в ней от светлого одиночества. Вот и затихла... и вновь все мнимо замерло...

Я нашел в зарослях старый башмак и позаимствовал у него шнурок. Так-то лучше. Речной воздух спасал от зноя, дышалось хорошо, и потому ничто не мешало идти себе и идти, вышагивать эти шири и дали, стоптанными подошвами мерить землю, перепрыгивая крошечные заводи и болотца, и порой проявляя чудеса изобретательности в преодолении очередного препятствия, не замочив ног.