Ещё, глядя на крупные чистые звёзды над головой, Оззи вспомнил долину Трёх вершин, и как они с Беллой сидели возле догорающего костра и смотрели на звёзды. Иногда звёзды стремительно падали, пересекая небосвод. Белла забыла, как называется это явление, а Оззи вспомнил, что метеориты и что это всего-навсего камни, а не звёзды в собственном смысле. Белла тогда почему-то тяжело вздохнула, прежде чем отправиться спать в шалаш, а Оззи спросил, почему она вздыхает:
-- Не знаю, Оззи, -- сказал Белла, -- иногда как подумаешь, что человек сделал с землёй, делается так неуютно!
-- А что человек сделал с землёй? -- не понял Оззи.
-- Ну как война всё испортила, -- продолжала печалиться Белла, -- говорят, до войны всё было иначе... Часто светило солнце, люди могли любоваться небом и звёздами и не бояться, что при этом на них нападёт какой-нибудь мутант!
Оззи в тот момент не нашелся, что сказать, лишь переложил меч из одной руки в другую:
-- Давай, спи, а я буду тебя охранять, не бойся!
Да и что тут скажешь? Наверное, и впрямь люди испортили мир, и теперь те, кто уцелел, страдают и не могут найти покоя, потому что полной безопасности нигде нет. Только Эллизор безопасен. Плохо, что Белла -- в Маггрейде, ей там совсем не место. Но ничего, он поможет отцу, а потом Белла вернётся в Эллизор, где будет в безопасности, под защитой и опекой... И, конечно же, дождётся возвращения Оззи...
С этими мыслями Оззи незаметно для себя уснул.
Сон его стал продолжением того, одного из самых значимых разговоров с отцом. Во сне Оззи вдруг смог сформулировать для себя один важный вопрос, который до сей поры не осознавал. Оззи снилось, что они сидят вместе с отцом возле костра, разведённого в какой-то пещере. Высокие каменные своды уходят вверх и теряются в полумраке. Подвижные отблески пламени пляшут на фигуре и лице Леонарда -- он словно помолодел. Оззи думает, что таким его отец мог быть во времена своей легендарной юности, когда он не на жизнь, а на смерть бился с обрами, а потом бежал из плена.
-- Скажи, отец, ведь Закон не возник сам по себе, -- задаёт Оззи тот самый вопрос, который никак не мог сформулировать наяву. -- Закон был дан! А если это так, то кто его мог дать?
Отец смотрит на сына с удивлением, как если бы тому было не более года от роду, и он вдруг заговорил целыми фразами, хотя в столь нежном своём возрасте так говорить ещё не должен. Леонард хочет что-то ответить сыну, но не успевает. Внезапно из темноты сзади него возникает совершенно жуткое существо: некое подобие гигантского скорпиона! Только у него не одно жало, а несколько и спереди большой загнутый клюв чёрного цвета. Чудовище уже изготовилось к прыжку, яд капает с его высоко занесённых жал... Прежде чем отец успевает понять, какая опасность угрожает ему, Оззи выхватывает меч и, чтобы отвлечь внимание на себя, с громким криком бросается наперерез чудовищу. Однако скорпион резким движением одной из своих лап отбрасывает Оззи в сторону, так что тот на минуту теряет сознание. Когда (во сне же!) он приходит в себя, то ни отца, ни скорпиона не видно в пещере. Не раздумывая, Оззи устремляется в погоню по петляющему туннелю, освещённому чадящими факелами. Туннель этот кажется бесконечным, но в конце концов заканчивается большим округлым залом с колоннами по краям. Здесь Оззи видит отца, который окружён какими-то ужасными и угрожающими существами. Дело, действительно, плохо: врагов слишком много. И вряд ли Оззи с Леонардом в силах справиться с ними. Но это не останавливает Оззи: у него всё равно нет выбора -- остаётся только умереть вместе с отцом в последней битве... И Оззи с отчаянной решимостью бросается вперёд. Несколько монстров падает под его ударами, но силы всё-таки не равны: Оззи сбит с ног, а и вражьи лапы уже скребут его тело, разрывая одежду и готовясь растерзать. Но самым страшным является то, что за этими лапами и когтями Оззи не видит отца.
Однако в самый последний момент, когда, казалось бы, не остаётся никакой надежды, круг монстров распадается, и над ещё каким-то чудом живым Оззи молча склоняется Леонард. Лицо его сурово, но спокойно. И рядом с отцом стоит Чужестранец.
Когда Оззи очнулся от этого страшного и удивительного сна, рядом, за исключением маггрейдского скакуна, никого не было. Звёзды над головой ещё угадывались, но небо уже светлело. Странно, но от сновидения не осталось тягостного впечатления: последнее видение отца с Чужестранцем успокаивало и вдохновляло.
День вновь обещал быть солнечным.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
СПОР АНАСИСА С ДЕОРОЙ
Второе судебное заседание посвятили показаниям свидетелей.
Правда, со свидетелями, как и опасался Анансис, дело складывалось не лучшим образом. Начальника стражи Корнилия изолировали в помещении главной тюрьмы и, таким образом, лишили спиртного, но, несмотря на предпринятые усилия, Корнилий впал в болезненный ступор и выступать одним из властных свидетелей обвинения никак не мог. Главный рыбарь Александр, отец Беллы, не стал давать показаний, хотя и не мог толком объяснить, где именно находится его дочь. Анасис думал было возбудить и против него обвинение в пособничестве, но пока решил отложить это на более позднее время. Ещё одним ударом для Главного хранителя было то, что наотрез отказалась выступать в качестве свидетеля вдова казнохранителя Деора, и только её сын Яков дал прямые и ясные показания.
Яковом Анасис остался доволен. Тот держался собранно, на вопросы отвечал чётко и, похоже, совсем не боялся, чего хранитель от него не ожидал.
"И что могло произойти с этим юношей? -- подумал Анасис, глядя на Якова со своего судейского места. -- Он совсем не трусоват, как я думал раньше... Если так дальше пойдёт, то из него выйдет толк! Надо бы уже и о смене подумать!" На самом деле, как и большинство людей, одержимых страстью властвовать, Главный хранитель никогда всерьёз не задумывался о воспитании так называемой "смены". Разве можно найти такую смену, которая, с одной стороны, будет достойной, а с другой -- не станет покушаться на власть раньше того времени, когда ей будет позволительно эту самую власть принять.
А вот отказ Деоры до крайности Анасиса возмутил. Внутренне кипя от возмущения, он с трудом дождался большого обеденного перерыва. К счастью, отправленная в дом Деоры стража, действовала проворно, и у Анасиса нашлось время переговорить с нею.
-- Деора, как же ты поступаешь со мной?! -- воскликнул хранитель, уединившись с
вдовой казнохранителя всё в том же чайном дворике. Ведь ты же обещала свидетельствовать против Леонарда!
Деора невозмутимо присела за чайный стол.
-- Может, почтенный хранитель нальёт мне чаю? -- сказала она ледяным тоном.
Анасис просто оторопел от такой наглости.
-- О чём ты говоришь? Какой ещё чай?! -- продолжил горячиться он.
--
Речь идёт о суде, на котором решается наша судьба, а ты требуешь от меня чаю?! Опомнись, одумайся!
-- Значит, я должна свидетельствовать против Леонарда? -- переспросила Деора, продолжая явно в пику Анасису хранить невозмутимое выражение лица.
-- А как же? Мы же договаривались!
-- Но я не давала слова выступать против Чужестранца! -- Деора сцепила руки на столе и, прищурившись, пристально взглянула в глаза хранителю, так что у того вдруг мороз пошёл по коже. -- А потом, если я не ошибаюсь, главным доказательством обвинения на процессе должен стать сам Чужестранец? Ведь почтенный хранитель должен будет предъявить его всему собранию, не так ли?
Анасис на это только нервно мотнул головой, всплеснул руками, уселся за стол напротив и уже пригашенным тоном проговорил:
-- Понимаешь, Деора, без самого Чужестранца обвинение может развалиться. У Леонарда слишком большой авторитет в Эллизоре...
Деора смерила хранителя презрительным взглядом:
-- Вспомни, что обещал мне ты, почтенный хранитель? Обещал, что Чужестранец не будет живым доставлен в Эллизор... Но ведь обещание не выполнено, тогда как я свои до сей поры держала и приложила всё свое умение, чтобы дважды поставить почтенного хранителя на ноги. В общем, я сделала всё, что могла, и даже позволила выступить свидетелем обвинения своему сыну, но...