-- Ничего, -- наконец заговорил он, -- я думаю, он выздоровеет. Не зря же я его нашёл!

   Некоторое время они сидели возле чужестранца молча. Потом Белла спросила:

   -- Как ты думаешь, кто он?

   Оззи признался, что не знает.

   Тогда Белла сказала:

   -- А ведь ты рискуешь, Оззи, если он чужестранец, то его нельзя было приносить в дом.

   Оззи вспыхнул. Он вообще такой -- горячий.

   -- Уходи тогда скорей! -- закричал он. -- Раз ты боишься и пока не поздно!

   Белла, конечно, на горячность Оззи обиделась. Но виду не подала:

   -- А почему ты думаешь, что я боюсь? Я совсем не боюсь! Я думаю, ты прав! Людям надо помогать!

   Оззи даже удивился:

   -- Но все думают и говорят, что раз в Законе написано, что помогать

   можно только своим, то нельзя... другим оказывать помощь...

   Белла немного сникла:

   --Да, так говорят... Но, мне кажется, это не совсем правильно... -- тут она, разумеется, испугалась, что говорит уж совсем не то, и, не иначе как от испуга, спросила: -- А ты сам видел, как это написано в Законе?

   -- Ну, откуда ж...

   -- Так ведь твой отец -- один из хранителей Закона, член Высшего Совета!

   Оззи засмеялся:

   -- Ну, ты даёшь! Кроме хранителей, никто не может держать Закон в руках!

   Тут сверху раздался звук шагов, и к ним в подвал спустился вернувшийся домой отец Оззи Леонард.

   Вообще не понятно, каким образом Оззи думал объяснять отцу появление в их доме чужестранца. Ведь не собирался же он прятать его от отца постоянно, да это и невозможно было.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЛЕОНАРД, ОТЕЦ ОЗЗИ

   Оззи часто видел страшные сны.

   Для послевоенных детей это не удивительно. Пусть они сами и не пережили эту Последнюю мировую, но родителям и дедушкам-бабушкам досталось испытать такое, что боли хватит ещё на много поколений вперёд. Если, конечно, эти поколения, вообще говоря, будут существовать. Поэтому Оззи не всегда понимал, что в кошмарных снах было отражением его переживаний, а что -- порождено страхами людей, живших до него.

   Некоторые сны повторялись. Так, не раз ему снилось, что он играет с кем-то из сверстников на террасе, залитой солнечным светом. Свет этот, неяркий и словно ненастоящий, льётся через толстый слой стёкол и гофрированного пластика. Оззи подбегает к большому цветку в кадке, хватает и треплет его и вдруг понимает, что цветок искусственный, неживой. Внезапно рассеянный солнечный свет начинает меркнуть, и на террасу вползает густая непроницаемая тьма. Оззи пытается убежать, но не может двинуться с места и кричит от ужаса, кричит до тех пор, пока сильные руки отца не подхватывают его и не уносят с террасы.

   Отец для Оззи -- это всё. Нет в его понимании никого выше и важней отца. Он взял на себя все хлопоты по воспитанию сына. Но не только поэтому Оззи любит отца: ещё его отец -- герой Эллизора, в своё время он храбро сражался с дикими обрами и чудом уцелел. Не каждый из сверстников Оззи может похвастаться, что его отец прославленный герой клана! Есть ещё у Оззи два старших брата, но они уже взрослые, у каждого свои дела и живут они отдельно. Один из них так вообще -- в Маггрейде.

   Оззи и любит и боится отца.

   Всё время, пока отец стоял над чужестранцем, рассматривая его, Оззи пытался найти слова, чтобы объяснить отцу, кто этот человек и откуда он появился в их доме. Но ничего убедительного в голову не приходило. Что мог он сказать отцу, одному из хранителей Закона, когда нарушение Закона, что называется, налицо, причём нарушение, допущенное сыном самого хранителя.

   Леонард умел сдерживать гнев. Если бы кто-то наблюдал, но не слышал их разговор, то решил бы, что этот уже немолодой, мужественный человек, с несколько жёсткими, заостренно-орлиными чертами лица просто слегка журит своего сына.

   -- Где? -- прежде всего спросил отец.

   Оззи сразу понял вопрос:

   -- В лесу... -- потупился он.

   -- Я же просил тебя туда не ходить... Там очень опасно... Мало ты рисковал, когда ходил за червями для Корри?

   -- Отец, я заскочил с краю за грибами... А там... оказался -- он... Не мог же я там бросить... человека... Его бы до утра растерзали собаки!

   -- Ты нарушил Закон!

   -- Но... отец...

   -- И я не знаю, как мы будем выпутываться из этой ситуации!

   -- Отец, но ты же не выдашь его Совету?!

   -- Почему ты так беспокоишься за этого чужака?

   -- Отец, но он раненый и беспомощный, ты же сам меня учил: нельзя бросать беззащитных!

   Леонард внимательно посмотрел на сына: да, в этом Оззи прав. Но ситуация однозначно была тупиковой: рано или поздно о чужестранце узнает Высший Совет, и тогда обвинения в нарушении Закона им всем не избежать.

   -- Кто ещё знает? Кроме Беллы?

   Белла, как только пришёл Леонард, отправилась домой. А способна ли она не проболтаться? Оззи считал, что Белла будет держать язык за зубами. Она очень серьёзная девушка.

   Леонард согласился. Он уже давно думал, что Белла могла бы стать неплохой парой для Оззи.

   -- Так, кто ещё?

   -- Только Эндрю с Силеном и Яков...

   -- Ничего себе "только"... -- Леонард задумался. -- Ну, да... да... Хуже всего, что Яков тоже...

   -- Отец, но он же мой друг!

   -- Друг-то друг... Но он трусоват... Да и болтлив... А его мать Деора... Впрочем, теперь уже ничего не поделаешь...

   Вдруг, на топчане, прерывая их разговор, зашевелился чужестранец. Он открыл глаза, и Оззи удивился их бездонной синей глубине. Как небо в разрывах туч ранней осенью. Таких глаз Оззи прежде не видел! Правда, они горели лихорадочным огнём, но всё равно поражали своей красотой.

   Чужестранец пытался что-то сказать. Отец Оззи склонился над ним. "Леонард!" -- совершенно отчётливо произнёс незнакомец. "Леонард! -- повторил чужестранец. -- Ты должен помочь!"

   И снова потерял сознание.

   -- Ничего не понимаю! -- Леонард сел на табурет рядом с топчаном. -- Откуда он меня знает? Я его первый раз вижу!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВНЫЙ

ХРАНИТЕЛЬ ЭЛЛИЗОРА

   Утром следующего дня проходило очередное заседание Высшего Совета Закона. Обсуждали организацию очередного праздника Листопада, но Леонард почти не слушал выступающих. Он всё время думал о Чужестранце. Да, именно так: с большой буквы Леонард про себя называл его. Настоящее имя всё равно пока неизвестно. В какой-то момент Леонард поймал на себе пытливый взгляд Главного хранителя Закона Анасиса. Уж не проведал ли он чего? Нет, с Чужестранцем что-то странное: ну откуда ему знать имя Леонарда? Они же никогда в прошлом не встречались. Как будто...

   Конечно, Леонард уже далеко немолод, в его прошлом было много разных событий: и войн, и путешествий, даже бегство из плена, но всё равно Чужестранца он никогда прежде не видел, а то бы обязательно запомнил. Очень яркая внешность. Кстати, а сколько ему лет? Он не стар, это точно. Но и не юн, это тоже очевидно. Где же и когда могли они пересечься: да так, чтобы он знал его, Леонарда, имя?

   А может быть, кто-то просто указал Чужестранцу на Леонарда или, что вероятней, кто-то послал его к нему? К примеру, из той же Лавретании, откуда уже давно нет никаких вестей. Или взять и всё рассказать Анасису? Так и сказать, что Чужестранец направлялся к нему, Леонарду, с вестями. В таком случае тот перестаёт быть чужаком, и нарушения Закона нет. Вообще Главный хранитель Закона имеет право официально утверждать исключения! Но и риск тоже большой: Анасис может не поверить, что в его пользу будет признать Чужестранца. Анасис недолюбливает Леонарда и, скорее всего, устроит расследование, а если выяснится, что Чужестранец здесь по другим причинам, то ложь немедленно вскроется. Да и врать Леонард не умеет, лукавство чуждо ему.