Только спустившись с Малыша на грешную землю, я понимаю, как же у меня болят бедра, отчего моя походка становится донельзя забавной. Но Скай честно старается не ржать и даже сочувственно ерошит мне волосы. Прекращаю я дуться лишь после того, как он обещает помочь.

На постоялом дворе на нас бросают беглый, оценивающий взгляд, а получив плату за комнату — так же, как и стражники, теряют интерес. Я же вообще не смотрю на трактирщика, все силы уходят на то, чтобы двигаться не как беременный пингвин. Пока я жалею себя, Скай заказывает ужин у подошедшей служанки — мясо с овощным салатом. Кажется, девица пытается строить сварогу глазки, но хрен ему, а не баба, когда я рядом страдаю. Мясо я заглатываю не жуя, ощущая, как оно проваливается в желудок, а салат раскладываю на тарелке по кучкам, по цветовой гамме.

Пока Скай разговаривает с хозяином о делах, я поднимаюсь наверх. Хотя поднимаюсь — это громко сказано. На второй этаж я вползаю, как на самую крутую гору, шипя ругательства после каждой третьей ступеньки.

Очутившись в комнате, скидываю всю одежду на стул и забираюсь под одеяло, с блаженным стоном вытягиваясь поперек кровати. Когда появляется Скай, я почти сплю. Чувствую, как прогибается кровать под его весом, а потом меня аккуратно отодвигают к стенке. Недовольно мычу, так как возвращается боль, утихшая на время. Скай успокаивающе проводит ладонью по моим ногам, снизу вверх, задерживаясь чуть дольше на внутренней стороне бедер. Кожу опаляет сначала жаром, а потом холодом. Сдавленно охаю, дергаюсь и уже собираюсь высказать сварогу все, что думаю, но… с удивлением понимаю, что ничего не болит. Счастливо вздыхаю и отворачиваюсь от Ская, утыкаясь носом в стенку. Сварог прижимается со спины, собственническим движением закидывает на меня руку. Размеренное дыхание действует не хуже колыбельной. Незаметно мы проваливаемся в сон.

Утро наступает непозволительно рано.

При свете дня город мне нравится еще меньше. Шума, запахов и существ становится в разы больше, и непонятно, из каких нор повылезала вся эта разношерстная толпа. Скай, видя мое недовольство, пытается утешить — мятные леденцы несколько примиряют меня с суровыми реалиями. Да и к ярмарке я привыкаю, прекратив обращать внимание на внешние раздражители уже во второй лавке. Что-то давно забытое поднимается со дна памяти, словно для кого-то другого все это обыденно, и я, как утопающий, хватаюсь за эту соломинку, примеряя на себя чужую маску.

Несмотря на магию, технологии в этом мире не стоят на месте. Конечно, что-то здесь на уровне средневековья, например, транспорт и еда, а вот оружие — поражает воображение: от обычных мечей до странных ружей, стреляющих молниями. В плане одежды выбор также богат, женская половина щеголяет и в длинных, с пышными юбками платьях, и в штанах, заправленных в высокие сапоги. Замечаю, что существ, как и я прячущих лицо в глубоких капюшонах, довольно много, поэтому мы не сильно выбиваемся из толпы. От пестроты красок и вороха информации голова идет кругом.

Зависаю я у небольшого деревянного помоста, где показывает представление заезжая труппа. Скай, притащив мне откуда-то пирожков, покидает меня, четыре раза повторив, чтобы я не двигался с места. Я согласно угукаю, не отрываясь от разыгрывающегося прямо перед моим носом действа. Смысл пьесы прост, как пять копеек — про любовь, которой ничто не помеха, тем более скупердяй-папаша со стороны девушки и не менее алчная до денег мать со стороны парня.

Выступление заканчивается одновременно с пирожками, далее на помост взбирается какой-то старичок, не рассыпающийся на ходу лишь чудом, и начинает читать стихи. На втором четверостишие я, стараясь не зевать так откровенно, как стоящая рядом со мной детвора, отползаю подальше, уступая место восторженно вздыхающим девушкам.

Оглядываюсь по сторонам и даже пытаюсь принюхаться, но Скай как сквозь землю провалился. Потоптавшись на месте и борясь с противоречивыми желаниями, в итоге решаю не удаляться от сцены, а побродить по палаткам рядом.

Денег у меня все равно нет, поэтому просто смотрю, что же народ продает. Здесь можно найти все, от диковинной зверушки на поводке и редчайших, сотканных из золотых нитей тканей, до самых обычных овощей и фруктов, видел, как один умелец продавал якобы целебный воздух в закупоренных бутылках из-под вина. Вообще ярмарка напоминает по строению многолучевую, заключенную в несколько колец разного диаметра звезду, в центре которой и расположена сцена. Запутаться в этом лабиринте — как не хрен делать, так как все это еще и не идеально геометрическое.

В общем, грешен я. Свернув раз в пятый, понял две вещи: что заблудился и что заблудился не абы где, а в ряду, где продавали рабов и довольно экзотичную продукцию, за которую в другие дни можно было угодить на виселицу.

Я уже развернулся, чтобы выйти в соседний ряд, как мое внимание привлек запах, который мое обоняние по случайному стечению обстоятельств выцепило в этой мешанине. Он был особенный, присутствовало в нем что-то до боли знакомое, родное, давно забытое. Я, ведомый любопытством, как на поводке, пошел по следу. Запах вел меня к прилавку, почти полностью скрытому под шкурами, и повозке, снятой с колес. Оставалось каких-то пару шагов.

— Тео! — меня перехватил за пояс Скай и отдернул в сторону. Я испуганно вздрогнул, будто выпав из странного транса и запоздало беря контроль над своей звериной частью.

Капюшон от неосторожного движения Ская сполз с моей головы. В глазах мужчины промелькнуло узнавание. И продавец, и запах были мне известны, только я никак не мог понять отчего.

Продавец дернулся к нам, но замер, услышав тихое, на грани слышимости рычание Ская.

Я перевел взгляд с палатки на ее хозяина, чувствуя, что еще чуть-чуть и пойму.

— Вас что-то заинтересовало? — произнес сбоку подошедший мужчина, и я повернулся на голос.

О, вот его-то я узнал. Один из незадачливых охотников на мою шкурку. Бездумно рыпнулся в его сторону, но Скай, все еще удерживающий меня, предупреждающе впился ногтями в бок. Рычание вибрировало в глотке, и если бы не сварог, я бы бросился на мужчину.

— Нет, мы уже уходим, — Скай буквально поволок меня прочь от палатки, натянув капюшон почти до носа.

— Скай! — пытаюсь выдернуть руку из цепкой хватки, но он лишь сильнее сжимает мое запястье, и я едва не скулю от боли.

— Мы возвращаемся. Живо!

Слова протеста застревают в горле, когда встречаюсь взглядом со Скаем. Перечить я не осмеливаюсь и покорно следую за альфой.

***

Сон не приносит покоя, он слишком ломанный, вымоченный в липком, похожем на блеклую жижу хаосе. Сознание двоится, делится на два полюса, и в то же время четкая грань между человеческой и звериной частью слишком зыбкая, отчего картинка накладывается одна на другую. Страх запутаться в чужой сущности крадучись забирается под кожу, наполняет тело. Я барахтаюсь, упрямо цепляюсь за обрывки расползающегося полотна сна, пытаюсь выстроить карикатурно правильные линии, но они рушатся, как карточный домик. Когда второй Я берет верх, меня выбрасывает из этого мутного водоворота.

Вздрагиваю, пробуждаясь от очередного кошмара.

Воздух в комнате стылый, пропитанный сыростью и травами. Под тяжелым одеялом жарко, почти душно, но я упрямо жмусь к Скаю, прячу мерзнущий кончик носа между острых крыльев лопаток, обнимаю его крепко-крепко, неосознанно боясь, что он вновь уйдет и оставит меня совсем одного. Внутренний зверь, получив такой желанный доступ к телу альфы, счастливо повизгивает и не дает снова уснуть. Стук сердца, бешено колотящегося о ребра, отдается в горле.

В ногах шумно ерзает Кляйн, легко проходится когтями по коже, ненавязчиво намекая, что пора вставать. Сделав над собой усилие, приподнимаюсь на локте и бросаю взгляд на окно, на улице темно, хоть глаз выколи. Рассветом там и не пахнет. Одариваю «дымчатую» тварь возмущенным взором, но на усатой морде ни капли раскаяния. Оскаленная пасть служит весомым аргументом.

В последнее время волчата на пару с котом заимели дурную привычку вытаскивать меня с утречка пораньше в лес, без моей компании им не гулялось, видать. Подозреваю, что это затея Майна. Так как романтик во мне скоропостижно скончался, то восторга от ползания по сугробам я не испытывал. Откосить от этого дела тоже не получалось, живность стояла над душой и жалобно скулила до тех пор, пока я не сдавался. Точнее, пока не зверел Скай и не выпинывал меня силком из дома. В конце концов, мне пришлось смириться.