- Я вижу, эта тема не дает тебе покоя.

- Ладно. - Эррол примирительно поднимает ладони вверх. - Но он тебя оттолкнул. И что теперь ты намерен делать?

Хороший вопрос, а главное — своевременный.

- Ну, он же мой альфа. Хочет-не хочет, а свои обязанности пусть выполняет.

- В смысле? - непонимающе моргает Эррол и даже притормаживает.

- Пусть возьмет на себя ответственность!

- Ой, дурак!..

* Земля дрожит под ногами,

Так что приготовьтесь к войне.

Когда она начнется, тебя прибьет к земле,

Когда встряхнет все вокруг,

Но необходимо выжить,

Так ты остаешься с нами?

Ты это чувствуешь? Тогда сделай это!

Заставь меня это почувствовать!

Thousand Foot Krutch «Визит вежливости»

Комментарий к

Дождались, че *лыба до ушей*

========== 4 часть ==========

Похоже, ты одичал, а ветер в бубен стучал

Ночью песни кричал о любви

Тебя волнует луна, танцует морем волна

Просто это весна, посмотри. (с)

Н. Носков «Паранойя»

4 часть

— Возьми меня! — и не разобрать, чего больше в голосе: просьбы или приказа. Прикасаюсь щекой к бедру Ская, трусь носом о грубую ткань брюк и бросаю умоляющий взгляд на сварога — снизу вверх, прижимая звериные уши к голове и вильнув на пробу пепельно-серым хвостом. — Ну, возьми! Хоть немного!

— Нет, — Скай непреклонен, ни получасовые ползания у его ног, ни скулеж на одной ноте не приносят результата.

— А если я добавлю «пожалуйста»? — с надеждой смотрю в темно-синие глаза.

— Все равно нет, Тео.

— Ты меня не любишь! — капризно тяну, припоминая стандартную девчачью уловку. Нет, ну а вдруг?! Сверху раздается скептическое хмыканье. Ясно, осечка. Набрав в грудь побольше воздуха, завожу шарманку по новому кругу. — Ну, возьми меня, Скай!

— Нет.

— Я буду хорошо себя вести. — И, подумав, добавляю, прижав в молитвенном жесте руки к груди: — Честно-честно.

— Насколько хорошо?

— Буду молчать, особенно во сне, жрать, что дают, и не возмущаться по поводу кулинарных талантов повара, а в случае, если какой-нибудь самоубийца полезет к нам с нехорошими намерениями — спрячусь за тебя.

Альфа отрывается от книги и одаривает мою скромную персону оценивающим взглядом. Я принимаюсь усерднее вилять хвостом и крепко обнимаю Ская за ногу, кладу голову на его колено, цепко впиваясь когтями, дабы он не сбежал, как в прошлый раз.

Пауза затягивается. Шумно вздыхаю и жалобно шмыгаю носом, чувствуя, что еще чуть-чуть, и либо расплачусь, либо начну громко ругаться. Терплю из последних сил, так как от долгого нахождения в неудобной позе болят колени и ноет поясница.

— Обещаешь? — с сомнением произносит Скай, но я его уже не слушаю, поняв, что на втором часу осады крепость пала.

Вскакиваю на ноги и, радостно взвизгнув и коротко поцеловав сварога в щеку, выбегаю из дома, по счастью не снеся дверь с петель. Вслед мне что-то орут: слов не разобрать, но по тону — что-то явно нецензурное. Только чудом не навернувшись с крыльца, игнорирую протоптанную, петляющую тропинку и мчусь к сараю напрямую, увязая в сугробах едва ли не по пояс и, по чистому везению, не ныряя в снег рыбкой. Впрочем, такие мелочи меня не заботят. Я на всех парах влетаю в ветхое строение, держащееся исключительно на соплях и честном слове.

— Малыш!

Кампи, заслышав мой вопль, давится черенком лопаты, неосторожно оставленной кем-то из детей в пределах досягаемости прожорливой твари, и, испуганно всхрапнув, шарахается в сторону. Я запрыгиваю в стойло, игнорируя дверцу, и принимаюсь гладить забившуюся в самый дальний угол животину, шепча на ухо успокаивающие слова. После долгих уговоров, попахивающих мольбой, животинка выплевывает деревянную палку и благосклонно, с воистину царским величием принимает из моих рук угощение — морковку. Ведро морковок. Из соседнего стойла протестующе фырчит Красавчик, но ему достается лишь пара сухарей, завалявшихся в кармане.

По сараю разносится довольное чавканье Малыша и недовольное сопение Красавчика.

Пока кампи увлечен поглощением овощей, быстро седлаю его — благо за несколько месяцев практики у меня было хоть отбавляй. Как только зубы Малыша клацают о дно пустого ведра, впихиваю между клыками уздечку и быстро отдергиваю пальцы. Малыш, в который раз купившийся на уловку, обиженно скалится и угрожающе щелкает когтями в опасной близости от моей тушки. Предупреждающе рычу, показывая в ответ свой набор клыков, за что меня одаривают полным возмущения взором. Виновато улыбаюсь и ласково провожу ладонью по крупу Малыша. Ржание, доносящееся из соседнего стойла, уж больно напоминает ехидный смех, которое прекращается после меткого броска ведра. Судя по звону — попал.

Когда Малыш, ненавидящий снег до глубины души, понимает, что его ведут на улицу, где этого добра навалом, то упирается всеми шестью ногами, еще и пытается заехать мне хвостом по носу, но я оказываюсь проворнее, да и Скай приходит. Перед ним кочевряжиться кампи не стал и пустил сварога в седло.

Мне был вручен отороченный черным коротким мехом длинный плащ с глубоким капюшоном. Сей предмет гардероба был нужен для сокрытия звериных частей меня — ушей и хвоста. Перекидываться полностью у меня получалось через раз, поэтому чаще всего я щеголял по деревне именно так, легко привыкнув к пятой конечности.

На Малыша я забрался следом, чуть не навернувшись при этом, и крепко обнял Ская за спину, вцепившись в него изо всех сил. Сварог и кампи многозначительно переглянулись, но издеваться не стали — с места в карьер не бросились, начали движение неспешно, да и сугробы были глубокие, особо по ним не поскачешь, провалиться по самые уши можно.

Верхом я никогда не катался, тем более на такой шустрой животинке, которая, стоит только зазеваться, норовит вцепиться тебе в ногу. В общем, ощущения незабываемые! Больше скажу: захочешь — хрен забудешь.

— Куда мы едем-то? — решился я задать насущный и давно терзающий мое любопытство вопрос.

— В город, надо забрать несколько писем. Да и тебе будет интересно увидеть ярмарку.

— Разве здесь есть город? — удивленно вскидываю брови.

Я успел облазить всю ближайшую окрестность вдоль и поперек, но никаких признаков цивилизации, кроме нашего поселения, не увидел. Одни бескрайние болота да леса. А еще странные — правильно-округлые или овальные озера, бессистемно раскиданные в самой чаще.

— Мы воспользуемся порталом.

— О!

Кампи движется размеренно, плавно и почти незаметно, словно ты находишься в лодке, и по воде время от времени проходят волны. Но сидеть неудобно, так как седло сделано из тонкой кожи, а радужный гребень жесткий и упирается вокурат между ног. И если у Ская он маленький и едва осязаем, то у меня он увеличивается, расширяется и становится более ощутимым. Да и ноги от позы враскорячку быстро затекают.

Теперь понятно, почему на кампи ездят поодиночке.

Чип и Дейла провожают нас до самых врат. И пока Скай возится с настройками, я старательно пытаюсь убедить волков вернуться в деревню. Хорошо, что Кляйн не упрямится и, лениво зевнув во всю пасть, грациозно скрывается в чаще, одарив меня недовольным взором.

Поскулив, свароги уходят следом, а я облегченно вздыхаю. Эррол рассказывал, что за диких, незарегистрированных и неучтенных сварогов дают высокую цену на черном рынке. Кстати, я тоже являюсь «диким», так как официально не состою ни в одной стае. Для того чтобы вступить хоть куда-нибудь, надо собрать ворох бумажек и отстоять длиннющие очереди. И вообще для этого надо ехать в столицу. Но такая регистрация нужна лишь тем, кто живет в больших городах, среди других рас или одиночкам — в целях безопасности. Для тех, кто обитает в многочисленных стаях — достаточно признания старшего. Даже устраивают настоящие церемонии. Скай сказал, что у меня, как только переступлю порог совершеннолетия, будет второй вариант.

К городу мы добираемся ближе к ночи. Я едва не сплю, поэтому не обращаю внимания на заминку на пропускном пункте. Стражники бросают на меня любопытные взгляды, но услышав несколько фраз от Ская, мигом теряют интерес. Мне хочется есть, спать и сдохнуть, так как между ног противно тянет. Город рассмотреть не удается: Скай сразу сворачивает с оживленных улиц и едет какими-то окраинами. Здесь фонарей почти нет, а света из окон слишком мало, чтобы составить четкую картину. Одно ясно точно — запах города мне совсем не нравится. А еще, невзирая на позднее время и окраину города — здесь слишком шумно и многолюдно. Множество шорохов, приглушенных разговоров, с отдельно выхваченными сознанием словами. Я морщусь и жмусь ближе к Скаю, прячу лицо в его волосах. Он успокаивающе гладит меня по бедру.