— Бросишь меня? О, хотя нет, не отвечай, я знаю все твои оправдания наперед. Наверняка это что-то пафосное и до жути бессмысленное. Угадал? По глазам вижу, что угадал! – угрожающе взмахиваю перед носом Ская пальцем. – Только знаешь что, хрен тебе! Либо ты терпишь меня до конца своих дней и не жалуешься…

Договорить мне не дают, целуют, обрывая на полуслове, и все, что мне остается – возмущенно мычать в чужой рот, до боли впиваясь пальцами в его плечи. Он проводит языком по моим губам и отстраняется, насмешливо щурясь. И мне в который раз за день хочется макнуть его головой в сугроб.

— Ты всегда будешь моим омегой. — Он присаживается рядом со мной, и я охотно приваливаюсь к его боку, украдкой вдыхая смешанный с кровью запах.

— Да. — Больше мне нечего ему сказать.

Звезд на небе много, но одна подчас

Лунная дорога выбирает нас

Все сомненья – тина, ты — один из ста

Мальчика мужчиной делает мечта.

из мюзикла «Остров сокровищ»

Эпилог

Бескрайняя пустыня окрашена в невинно-белый цвет, холодный и чужой. На нетронутом холсте остаются переплетающиеся стежки следов, которые после недолгих раздумий слизывает колючий, смешанный с игольчатыми снежинками ветер.

Идущий впереди Скай оглядывается, желая убедиться, что я не потерялся. От вида снежного зверя, являющегося порождением этого странного ледяного мира, перехватывает дух, и я на миг сбиваюсь с шага. Невольно взмахиваю хвостом и приподнимаю уши.

Идущие следом волчата заинтересованно принюхиваются, не совсем понимая причину моей внезапной радости.

Им без разницы, куда ведет нас Скай и что будет дальше. В действительности они более правильные омеги, чем я – подчинение сильному у них в крови. Один Кляйн недоволен, дымчатому коту не нравится вечная зима этого края и жгучие морозы.

Я пропускаю момент, когда на горизонте появляется темная щеточка леса. Он приближается медленно, с неохотой, и у меня закрадывается сомнение: вдруг это мираж или чья-то злая шутка.

Деревья оказываются огромными, врезающимися в низкие небеса, широкими и чернильно-черными ощерившимися острыми ветками. Узкую тропинку видно с трудом, и если бы не Скай, черта с два бы я ее нашел.

Мы останавливаемся на небольшой полянке, в корнях очередного исполина. Скай перекидывается без труда, а мне приходится попыхтеть – грань между двумя ипостасями рушится тяжело. Жадно втягиваю воздух сквозь сжатые зубы и стараюсь прогнать мельтешащие перед глазами цветастые клочки. Снег жжет обнаженную кожу. По спине ласково скользит теплая ладонь, а сверху на плечи падает подбитая мехом куртка. В этот раз превращение у меня прошло успешно – нет ни хвоста, ни звериных ушей. Зябко ежусь и торопливо натягиваю на себя штаны и сапоги. Не зря же я всю дорогу тащил в зубах этот дурацкий мешок.

— Долго еще? – обхватываю себя руками в тщетной попытке удержать стремительно покидающее тело тепло.

Оценив мой озябший вид, Скай отдает мне свою куртку, чересчур большую — я в ней тону — и тяжелую. Сам он остается в тонкой рубашке и, видимо, совсем не чувствует холода, лишь глаза вспыхивают чуть ярче.

— Мы миновали внешнюю границу. Через пару дней прибудем на место.

— Н-надеюсь, — клацаю зубами.

Пока Скай разбивает лагерь на ночь, я бреду в чащу леса, собирая по пути ветки. Попадаются пару раз шишки и даже странные ягоды, выглядящие на фоне белых сугробов, как капли крови на снегу. Срываю пару веточек и решаю показать Скаю, вдруг находка окажется съедобной.

Видимо, я забредаю слишком далеко, потому что в привычный шум леса вплетаются подозрительные звуки, похожие на приглушенный, полный отчаянья скулеж. Сгружаю свою ношу под куст и настороженно прислушиваюсь.

Здравый смысл предлагает не лезть никуда в поисках приключений, а любопытство жжет изнутри. Внутреннее Я нетерпеливо ерзает и скребется, разделяя мой интерес.

Найти наполовину заваленную снегом нору получается не сразу, приходится изрядно поплутать. Выручает меня Кляйн, неожиданно увязавшийся следом. Он лениво мяукает рядом с помятым сугробом и, видя мое недоумение, принимается рыть снег.

— Ох, черт! – запоздало спешу на помощь.

Руки быстро замерзают, но я упрямо разгребаю снег вперемешку с ветками, слыша тихий писк и рычание.

Я совсем не чувствую запаха взрослого зверя, он прочно выветрился, словно его и не было никогда.

Находка – два щенка, спрятанных в гнезде из сухой травы и пуха – пытается зарыться поглубже, скрыться, а когда я достаю ее на свет, кусается. Маленькие, совсем недавно рожденные свароги, едва умеющие ходить. Один из них имеет такую же расцветку, как Чип и Дейла, разве что шкура немного светлее, а белоснежных полос на спине больше. Второй – будто припорошенный пеплом. С любопытством заглядываю в глаза – серебристо-светлые, будто выцветшие на солнце.

Подхватываю зверят на руки, кутаю их в одну из курток и торопливо иду назад. О том, что скажет Скай, не хочется и думать. О своих мотивах – тем более.

Он понимает все еще до того, как я оказываюсь на поляне. Объяснять что-то я не желаю, поэтому просто опускаю сверток на снег и раскрываю полы куртки, показывая копошащихся там щенков.

— Тео! – и столько всего он вкладывает в мое имя. Я отчего-то чувствую себя виноватым и удрученно вздыхаю, шмыгаю носом.

— Я не мог пройти мимо. Они же погибнут, — не знаю, почему оправдываюсь. Чип и Дейла появляются бесшумно и тут же принимаются обнюхивать щенков.

Скай присаживается рядом и поднимает за шкирку второго сварога, того, чья шкура отсвечивает серебром. Он вертит возмущенно ворчащего волчонка, а потом отпускает, и тот торопливо прячется за своего брата.

— Этот сможет обернуться, — коротко бросает он и отходит к костру. Пока я носился по лесу, он успел собрать хворост и даже подогреть кусочки хлеба и мяса.

Снова вздыхаю и, подтянув к себе Кляйна, принимаюсь уговаривать его на то, чтобы он сбегал в лес и принес мне тушку какого-нибудь зверька, чтобы я мог покормить свое новое приобретение. Котяра сначала делает вид, что не понимает, но потом все-таки сдается и скрывается в лесу, растворившись в ночи.

Убедившись, что щенки никуда убегать не собираются, я с решительным видом направляюсь к Скаю. Присаживаюсь рядом с ним.

— Ты злишься, — не спрашиваю, а утверждаю. Меня окидывают хмурым взглядом и снова отворачиваются.

— Ты не сможешь их вернуть. Или просто оставить.

— Не бойся, я не собираюсь их бросать. Считай, что у тебя внезапно появились дети.

Теперь в темно-синих глазах вспыхивает что-то такое, отчего кожу опаляет жаром, а внизу живота сладко екает.

Невольно сдвигаю ноги, что не остается незамеченным. Меня дергают за руку и валят на снег, придавливая сверху. Скай целует жадно, властно проникая языком в рот, и я послушно отвечаю, вплетая пальцы в его волосы и притягивая его еще ближе к себе. Шумно вздыхаю, когда ладонь опускается на живот и ласково проходится по теплой коже.

Все прерывает пронзительный скулеж и тявканье. Скай с сожалением отстраняется, а я вижу, что это Кляйн вернулся с добычей, что и стало причиной такого ажиотажа у щенят, почуявших кровь.

— Иди, заботливая мамочка, корми теперь свой выводок.

Встаю, чувствуя, как покалывает возбуждение под кожей и, одернув куртку, направляюсь к щенкам. С губ не сходит радостная улыбка.

Кто знает, что ждет нас дальше.

— Спасибо…

Спасибо за то, что я счастлив.