— Что бы ты ни задумал, Нейт, мой ответ «нет», — шепчу в темный потолок и замираю от каждого прикосновения — невесомого, успокаивающе-мягкого, словно он гладит своенравного кота, грозящего вцепиться от одного неосторожного движения.

— Я всего лишь хотел отдать тебе свой подарок, — на несколько долгих секунд одна рука исчезает, а потом с тихим шелестом на стол падает белый лист. Мне даже вглядываться не надо, кажется, я свой договор узнаю по запаху.

— И теперь ты хочешь?.. — замолкаю, давая Нейту самому закончить фразу.

— Зная твою недоверчивость, я хотел предложить тебе взять меня первым, но теперь не уверен, сможешь ли ты в таком состоянии…

— Не переживай за меня, Нейт! — хрипло смеюсь и разворачиваюсь в объятиях альфы лицом к нему, соприкасаясь носами и чувствуя тяжелое дыхание на своих губах. — Течка не помеха.

Безумие — заразная штука — передается воздушно-капельным путем, оно расцветает на коже огненными цветами, сжигающими остатки контроля. Смущение и стыд прячутся в полумраке. Мы похожи на подростков — неумело и мокро, с лихорадочной жаждой целуемся, сталкиваясь зубами, и бессистемно шарим под одеждой, пытаясь охватить все и сразу. Со стоном запускаю руки за пояс Нейтовских брюк и делаю то, о чем мечтал последние полгода — по-хозяйски мну в ладонях упругие полушария.

— Ты в курсе, что урчишь точь-в-точь как твой кот? — довольно хмыкает мне на ухо Нейт и в отместку повторяет мой жест, собственнически впиваясь ногтями мне в ягодицы, и прижимается еще теснее. — А похож на жадного хомячка, нашедшего кокос. И сожрать не можешь, и выбросить жалко.

— И это все мое, — с видом маньяка висну на альфе, поддерживая игру.

— Лишать меня девственности будем на диване? — Нейт подхватывает меня под задницу и, дождавшись, когда я обхвачу его торс ногами, несет в кабинет.

— Это не самый худший вариант, поверь, — расстегиваю на Нейте рубашку и пытаюсь дотянуться до ремня.

— Даже не хочу знать, где был твой первый раз. — Меня не слишком аккуратно скидывают на диван и начинают бесцеремонно раздевать.

— В машине, на переднем сиденье. Тесно, неудобно и паршивая звукоизоляция. Из-за руля у меня потом еще неделю поясница болела. — Опрокидываю замешкавшегося Нейта на спину и сам забираюсь сверху, жмусь к сильному телу, растекаюсь тягучей патокой.

От запаха и вкуса Нейта ведет, как от спиртного. Покорность заводит, а может, всему виной течка. Поплывшее подсознание шалит, выхватывая случайные мазки-кадры, собирающиеся в рваную мозаику. Одежда исчезает, расползается под пальцами цветными лоскутами, а возможно, Нейт помогает избавиться от нее. Вывожу на обнаженной коже безумный алфавит, чередуя прикосновения с поцелуями. Нейт хрипло дышит и жмурится, напрягается лишь после того, как я добавляю третий палец. Даю ему несколько минут, чтобы привыкнуть, успокаивающе касаюсь губами нервно вжимающегося живота. Внутри Нейт тугой, и от этой тесноты почти больно. Альфа сильной хваткой рук впивается в бедра, прося, — к рассвету на коже расцветут синяки. Двигаюсь я медленно, входя в Нейта по миллиметру, пока не оказываюсь целиком в нем, упираясь пахом в его зад. Меня трясет, как в лихорадке, а по спине течет пот. Мир перед глазами крошится в пыль.

— Живой? — склоняюсь над Нейтом и провожу большим пальцем по щеке, очерчивая линию скулы.

— В тебе всегда было что-то от садиста. Но эту твою черту я тоже люблю.

— Спасибо, — благодарно целую.

Двигаюсь плавно и удушающе-медленно, приручаю Нейта к чувству заполненности, такому непривычному в первый раз, пока он не расслабляется подо мной. Пью его стоны, тихие, на грани слышимости, похожие на рычание крупной кошки.

Хватает меня ненадолго. Глухо всхлипываю и кончаю, вздрагиваю в его объятиях и обмякаю. Позволяю перевернуть себя на спину. Ощущение тяжести воспринимается как нечто привычное, как и болезненные укусы на разгоряченной коже. В зад упирается горячий и влажный от смазки член Нейта. Прикрываю слезящиеся глаза.

— Дыши, Джей!

Мой крик застревает в глотке.

***

Солнце — непривычно-яркое — встает лениво медленно, солнечными каплями растекается на холодной поверхности стола. Зябко кутаюсь в рубашку Нейта, шумно вдыхая его запах, прочно въевшийся в кожу. Я еще долго не смогу от него отмыться. Или не захочу? Болит все, что только можно — особенно сорванное горло. В растянутой заднице мокро от смазки и спермы, да и сам я похож на жертву концлагеря — красные следы укусов и чернильно-синие пятна синяков.

Кофе оказывается приторно-сладким и теплым. Грею о фарфоровые бока мерзнущие пальцы.

Со спины прижимается горячий Нейт, цепко обнимает руками за талию, будто боится, что я улечу.

— Хочу знать о тебе все.

Зажмуриваю глаза, пытаясь вычленить из растревоженного улья мыслей главные.

— У меня есть младший брат-бета и кот в наследство от покойной бабки. Ненавижу лето и плохо переношу жару, боюсь уколов и зубных врачей, обожаю оранжевый цвет, вишню и красный чай… — Поворачиваю голову и утыкаюсь холодным кончиком носа в плечо Нейта, бездумно улыбаюсь. — Но все, что тебе нужно знать сейчас — я люблю тебя.