Судя по обтрёпанной военной форме, это один из давно утерянных вахтенных. Занятно.
Мужчина по инерции пробежал ещё пару шагов, потом осмыслил увиденное, остановился и уставился на меня. Очень-очень внимательно. Где-то на дне его зеленовато-серых глаз зарождается какое-то непонятное, дикое, злобное торжество. Хриплым, прокуренным до сквозных дыр голосом этот странный военный осведомляется:
-Господин директор Антинеля Норд, не так ли? Интересно, что вы делаете тут… один и без охраны, - последовавшая за этим явно риторическим вопросом улыбочка была опасна, как граната с вырванной чекой – хотелось оказаться как можно дальше, когда грянет взрыв. Без паузы на ответ военный продолжил:
-Впрочем, это не важно. Важно сейчас совсем другое…
Миг, неуловимо быстрый жест – и он стоит напротив, целясь мне в лоб из своего револьвера. Я по-прежнему вжимаюсь спиной в грязную стену, двумя руками держа у горла края палантина, и смотрю в полном непонимании. Всё это как-то чересчур нелепо и словно невзаправду. Пустой, слабо освещённый тоннель, по которому время от времени, как толчки крови в артериях, пролетает затхлое дыхание подземного ветра. Холодный даже сквозь пряжу палантина и блузу кафель стены. Крупный небритый мужчина в старой военной форме, зачем-то наставивший на меня револьвер… Еле шевеля губами, я тихо произношу:
-Что вы делаете, зачем? Немедленно уберите оружие и дайте мне пройти. Вам не кажется, что вы сейчас поступаете очень… неправильно?
-Нет, Норд, я поступаю очень правильно. У вас воображения не хватит представить, насколько правильно, - мужчина криво оскалился на один бок. Он смотрел в упор, не моргая и не шевелясь – это был жёсткий и твёрдый взгляд снайпера, единожды поймавшего жертву в перекрестья прицела и не собирающегося выпускать. Это был взгляд профессионала. Быстро проведя кончиком языка по обветренным губам, он продолжил:
-Вы, глава Антинеля – самое жестокое и бессердечное существо, которое я когда-либо видел, хотя видел я многое. Афганский ад, тюрьмы и лагеря… Но там была война. Война многое может оправдать… Но творить такое здесь, в НИИ? Язык не поворачивается назвать вас человеком, Норд. Я не знаю, откуда в вас столько ненависти, и даже не хочу узнавать. Я просто хочу избавить от вас Антинель. Вы держите здесь всех за горло, не давая вздохнуть – кроме разве что кучки столь же отмороженных личностей, преданных вам до гроба… Вас боятся – и не смеют ослушаться, даже не помышляют ослушаться. Но многие, кого я знаю, мои бывшие соратники из шестого, тюремного корпуса – они давно подали бы в отставку, лишь бы не исполнять то, что вы приказываете, но всех их держит ужас. Иррациональный, по сути… Потому что их много. А вы – а вы один, Норд. И мне оч-чень повезло встретить вас здесь, наедине, без лишних свидетелей и без эскорта…
-Это весьма спорное утверждение, капрал, - я, взглянув на его знаки отличия, качаю головой.
-Что касается везения. Хотя со всем, высказанным до этого, в принципе поспорить не могу да и не собираюсь. А… вам не совестно убивать безоружного?.. Это чисто научный интерес, на грани психологии, философии и этики. Ничего личного. Просто любопытно.
-Настолько же, насколько вам было не совестно отправлять в топку крематория молоденьких девушек только лишь за то, что они нарушили комендантский режим… или принесли вам плохо сваренный кофе, - к концу фразы безымянный капрал почти зашипел от ненависти, всё-таки дав волю эмоциям. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зевнуть от скуки. Ах, как всё банально. Эти личные мотивы… сила, куда более движущая, чем всякое там народное самосознание, совесть общества и тому подобные забавные абстракции.
Военный коротко выдыхает и без дальнейших слов жмёт курок… О, эта милая Антинельская игра в рулетку! Сухой щелчок револьвера… зависший миг… Судорожный вдох, пальцы у горла впиваются в мягкий чёрный мех, крепко-накрепко смыкаются ресницы. Единичный и как бы даже удивлённый вскрик, тут же задушенный. Стук револьвера о плиточный пол. Запах крови, медный, солоновато-резкий – мелким крапом на грязном кафеле. Кап… кап… кто ставил на красное?..
Я приоткрываю глаза, нервно облизнув пересохшие губы. Очень хочется пить, зачёрпывая всей ладонью, подхватывая тёмно-алые капельки кончиками пальцев, чтобы не упустить ни одной, чуть дрожа от жадности и по-кошачьи жмурясь от удовольствия. Испить крови врага, пока он ещё жив, пока лежит на плиточном полу, сдавленный железными кольцами одного из силовых кабелей, что суть мои вены, как я суть сердце Антинеля… Пока он ещё смотрит на меня подёрнутыми пеленой боли серо-зелёными глазами.
Поправив сползший с плеча палантин, я, наконец, отделяюсь от стены и присаживаюсь рядом с навеки безымянным капралом на одно колено. Бережно стираю кончиком пальца струйку крови, бегущую из уголка чужих губ, и, не удержавшись, по-детски облизываю. Какая горячая…
-Всё очень хорошо, капрал, могло бы у вас получиться, - говорю я ему доверительно, - если бы не два обстоятельства. Я являюсь неотделимой частью этого здания, я знаю каждый его закоулок, каждый миллиметр пространства, и оно не даст меня в обиду, не причинит мне вреда… а если и пугает иногда, то не всерьёз. Вы не знали этого, капрал, точнее, знали лишь наполовину – у Норда нет сердца, потому что он сам – сердце Антинеля, надёжно спрятанное за решёткой рёбер-стен… А ещё – я всегда выигрываю в рулетку. Даже когда шансы один к пяти. Жаль, вы уже не поведаете мне, на кого истратили тот самый недостающий патрон. Наверняка какая-то интересная история.
-Вы… вы… найдутся ещё, как я… - капрал, преодолевая слабость, скалит зубы, глядя на меня с ненавистью, но без страха. Какой стойкий оловянный солдатик, верный своей давно уж сгоревшей балерине… Я касаюсь гладкой металлической чешуи провода, и он послушно разжимает хватку, обвив мне запястье и свернувшись в кольца у ног. Чуть качаю головой:
-Нет, капрал, нет. У нас здесь одна на всех судьба: остаться в Антинеле или умереть. Потому что отсюда невозможно сбежать. Здесь – настоящий конец света, капрал.
Он ещё с полминуты смотрит; потом умирает. Внутреннее кровотечение… Я ещё немного сижу рядом, уткнувшись подбородком в одно колено. Провод, чуть взблёскивая в тусклом свете ламп и извиваясь, оплетает мне правую руку металлической повиликой, преданно ластясь. Мне почему-то грустно… Остывающая кровь медленной лентой змеится по небритой щеке и пропитывает старую военную форму капрала гвардии шестого тюремного корпуса Антинеля.
От врезавшегося в тишину безумным пилотом-камикадзе мотива имперского марша я невольно вздрагиваю и резко встаю – в кармане истошно возится мобильный. О господи.
-Слушаю вас, - негромко и бесцветно произношу я, внутренне ёжась. Мне кажется, это как-то нехорошо, разговаривать здесь и сейчас. Револьвер – кусочек металла с запертой внутри смертью – лежит у правой руки капрала. Я подбираю его, одновременно слушая выкрики командора Дьена Садерьера в телефонной трубке.
-… а если бы что-то произошло?! – вопрошает он трагически.
-Что-то уже произошло, Дьен, - устало говорю я, щёлкая барабаном револьвера, чтобы на пустое место встал патрон. – И я больше не хочу ничего слышать…
Отключаю телефон и, приставив револьвер к виску, нажимаю курок. Осечка. Как и всегда.
========== Лоскут № 16 ==========
Макияж. Запасная обойма. Сладкое.
…в приёмной, налитой до краёв тёплым золотистым светом, сидит и сосредоточенно красится секретарша Суббота. Если на миг зажмуриться и потереть висок пальцем, можно вспомнить, что её зовут Диана Монти. Весьма очевидный случай несовпадения наклейки на таре и её содержимого: никакого сходства с Дианой. Видимо, именно поэтому я постоянно забываю её неподходящее им. Оно не складывается в единое целое с этой высокой стройной брюнеткой с нежной персиковой кожей и влажными золотисто-карими глазами прелестной жертвы.