— А еще можно просто послушать меня и заказать собственно уран с Амазона, — он не мог не вставить лепту.

Втроем мы спустились по лестнице; под ногами хрустели раскрошившиеся от постоянного давления на них осколки выбитых окон и мелкие камешки. Брюс шел позади, замыкая своей фигурой цепочку. Дверь, несмотря на неприступный вид, оказалась не заперта. Несильное давление — и она со скрипом отворилась. В лицо пахнуло сыростью, затхлостью, запахом мокрой известки и гнили. Похоже, здешние подвалы не отапливались чертову дюжину лет.

— Кто-нибудь додумался захватить с собой фонарик? — голос Тони отразился легким эхом.

— Можно подсветить телефоном, — я предпочла говорить значительно тише, отчего-то опасаясь каждой тени, какая могла промелькнуть в подобном месте.

Фырканье Тони различалось больше, чем в привычной среде:

— Не можно, а это единственный возможный вариант в нашем положении.

Он хоть раз может ответить нормально?

Тони зажег фонарик на задней панели. Я подсвечивала себе и Брюсу заодно, идя плечом к плечу; его телефон был обращен к счетчику. Очень скоро свет, падающий из открытой двери, иссяк. Густая, липкая, словно давящая тьма приглушала то малое, на что были способны мобильные устройства, и пришлось пробираться практически вслепую.

Тони, оказавшийся за нашими спинами, двигался очень близко, и его размеренное дыхание приободряло. Как он мог оставаться таким спокойным? У меня тряслись поджилки, и если бы не сосредоточенное сопение Брюса, отвлекающее от ненужных мыслей, я бы уже давно впала в состояние нарастающей паники.

— Еще раз наступишь на меня, первая найденная руда окажется в твоем самом интересном месте, — явно не выдержал Брюс. Предупреждение прозвучало в темноте шепотом.

— А ты не мельтеши… тут и без твоего ни хрена не видно.

— Руда? — я обернулась к Тони и едва не споткнулась, однако лица его так и не разглядела.

— Уран выщелачивается из рудных пород кислородной продувкой.

— Стойте, — Брюс замер.

— Что? — Тони притормозил следом, касаясь грудной клеткой моего плеча.

— Слышали?

— Нет… — Тони упрямо потеснил нас и протиснулся вперед, отчего я уперлась лопатками в шершавую стену, чувствуя спиной насквозь пропитанный холодом и сыростью бетон.

Свет телефонного фонарика заметался по узкому проходу, натыкаясь на бесчисленные преграды в виде старой, прогнившей, полуразвалившейся мебели: какие-то стулья без ножек; настенные полки; ящики столов, забитые мусором, кусками штукатурки, истлевшими обрывками бумаги и мышиным пометом. Выхватил из тьмы напряженное, разом скривившееся от яркого света лицо Брюса, прижавшегося к противоположной стене в шаге позади. Скользнул по ржавым трубам под потолком, обтянутым местами лопнувшей изоляцией.

— Может, крысы? — охватила неприятная, липкая тревога. Тони обернулся ко мне, задумчиво нахмурился, и лишь затем слабо пожал плечами.

— Может. Что там с счетчиком?

Брюс снял с головы очки и с зажатым в руке телефоном неловко взгромоздил те себе на нос.

— Потрескивает, но слабо. Утешает то, что на улице он вообще молчал.

Тони двинулся в рассеянный светом полумрак.

— Дальше пойдем, — ультимативно. Я обреченно посмотрела на Брюса, однако тот был полностью погружен в свое дело. Откуда в парнях столько храбрости? Или это мнимая бравада?

— Думаете, здесь несколько ходов? Как в подземном лабиринте? И… где мы будем искать эти руды? — я честно подавляла странное желание прижаться к Брюсу плечом, а еще лучше — зацепиться за Старка и прилипнуть, подобно второй куртке.

Брюс пожал плечами:

— Здание слишком большое, — произнес он, — здесь может быть целая сеть коммуникаций. Котлы отопления, электрические щиты, канализационные шахты…

— Неплохо было бы изучить план, прежде чем соваться, — вставил Тони.

— Как только познакомлюсь с директором проектировочного бюро, так сразу.

Странно, но Старк на его реплику весело хмыкнул. Его что, забавляет это безумие?

Видимо, подвалами не пользовались уже лет десять.

— Здесь множество пятен вдоль стен, — нарушил тишину Брюс после установившегося ненадолго молчания. Я с опаской разглядывала чудовищные, расползшиеся трещины, вздувшуюся от сырости штукатурку и какие-то масляные пятна. В тусклом свете было не разобрать цветовую гамму, но по стенам будто размазали грязный жир. Осторожно кончиками пальцев прикоснулась к стене: холодная настолько, что не понять, сухая она или сырая. — Как будто… — он нахмурился, как если бы сравнение вертелось в голове, но уловить мысль отчего-то было трудно. — Как будто здесь люди ходят. Часто. И в темноте. Видишь? — он вскинул бровь, обращаясь к Тони. — Почти все следы на одном уровне. Обычно люди возят руками по стенам, чтобы не сбиться с пути.

— А руки в масле? — скептицизм в голосе Старка можно было потрогать руками.

— В воске, — нашелся Брюс, и я подумала, что он, наверное, в этом странном «лабораторном тандеме» более сведущ за химическую сторону процесса, нежели Тони, в душе которого жил физик-подрывник. — В парафине.

— И что? Заигравшиеся дети, сектанты?

— Наркоманы, — просто ответил Брюс, а у меня по коже пробежали мурашки.

Прибор в его руках затрещал сильнее. Мы преодолели проход, вылившийся в площадку с несколькими дверьми.

— Заперто, — буркнул Тони, уже успевший ринуться к тем. — Тут тоже.

Я на пробу последовала его примеру, осторожно повернула ручку двери, потом еще одну… с тихим щелчком замок поддался.

— Тут открыто, — отступила в сторону, давая понять, что первая ни за какие коврижки не двинусь. Впрочем, Тони оказался тут как тут без лишних объяснений.

Телефонный свет врезался в пыльную черноту. Еще один коридор.

Уши резанул неприятный, шаркающий шорох.

— Эй, — я не удержалась и потянула Тони за рукав куртки. — Мне показалось, что кто-то, — мальчики уставились на меня; под внимательными взглядами нахлынуло столь неуместное сейчас смущение, — точно кашлянул, не знаю. Так глухо, будто из-под земли или сквозь толстое стекло.

— Здесь нет стекол, — резюмировал Брюс, обшаривая мобильником пол, стены, низкий потолок, по которому тянулись все те же ржавые трубы. — Зато земли сколько влезет. Возможно, там внизу есть еще один ярус.

Я наотрез отказывалась выпускать клочок кожаной куртки из пальцев. Необоснованный страх пропитывал тело, мысли, как когда-то в далеком детстве — страх темноты, неизвестности, притаившихся во мраке чудовищ. Страх, затаившийся в темном шкафу, в чулане, где висят зонты и плащи. Тот самый неразумный детский ужас, проникающий в воображение с наступлением ночи и рисующий картины одну кошмарнее другой.

— Померещилось, — Тони сделал шаг вперед, однако скоро притормозил, поняв, что я все еще хватаюсь за его рукав. Секунда, и ладонь, гораздо крупнее собственной, уверенно обхватывает пальцы. Сухие, холодные, но слишком нужные сейчас руки. — Пойдемте.

Я облизнула пересохшие губы и покорно повиновалась.

Помещение, в которое вывел коридор, напоминало склад. Впечатление было такое, словно сюда годами стаскивался ненужный хлам со всего огромного здания. Все та же пыльная мебель: старые лакированные столы, поставленные друг на друга ножками вверх, затканные паутиной и покрытые толстым слоем жирной пыли; какие-то шкафы с перекореженными дверцами; серванты со стеклянными полками и даже пружинная кровать с криво лежащим матрасом — замызганным, заляпанным пятнами.

Тело было напряжено и натянуто, подобно гитарной струне. Глаза всматривались в разбавленную светом темноту до рези, тишина в ушах звенела на все лады, сдавливая виски.

Тони упрямо направился к неладной кровати. Пятна на матраце навевали неприятные ассоциации с больничными простынями: серыми, жесткими от бесконечных стирок и с желтоватыми разводами не отстиранной крови.

Неожиданно, не говоря ни слова, он сунул телефон в карман (темная кожа озарилась слабым ореолом, а от оставшегося моего сотового участок помещения погрузился в полумрак) и резко отдернул матрас. В воздух взвились густые клубы пыли.