Многие дозорные, в основном успевшие обзавестись семьями, жили в городе и даже в береговой деревушке, но всё же большинство мархаловых ребят селились в общем доме, что стоял недалеко от караульной вышки. Дом этот, единственный в округе был выстроен из, обожженных огнем до каменной прочности, глиняных плит. Наверняка на случай поджога, потому как был единственным строением, стоявшим поблизости от ворот. В обнесенной изгородью усадьбе, помимо боевого двора (где упражнялись в умениях дозорные и эти же умения приобретали молодые войны) и конюшни, была своя оружейная (оружие здесь делали не вровень тому, коим торговали) и ещё множество необходимых мастерских.
Любой горячеозёрец старше пятнадцати лет, если только от рождения не калека, обязан был служить городу. И все - от торговца до конюха - обучались воинскому делу и, в случае нападения они сражались в бою наравне с дозорными.
***
Город атаковали в ночь. Когда вспыхнули и зачадили смрадной гарью, облитые невесть, какой пакостью лиственничные створы больших ворот, задремавший было на вышке дозорный, не до конца ещё оклемавшийся после праздничных дней, затарабанил древком копья в привешенный на слегу литой железный кругляк; загудевший по дурному, поднимая город.
Береговая деревушка, всполошенная заревом огня и гулким звоном сполоха, в раз согнала сонную дурь - улицы осветились огнями факелов и копотных смоляных фонарей, загремели щеколды калиток и лошадиных станков, лай спущенных с привязей псов, сопровождавших всадников, эхом разнесся по спящему берегу. Нарга споро похватала склянки и тугие вьюки с травами, загрузила в повозку, запряженную старой, изгнанной из конюшен за хромоту, кобылой и они с Рэй заспешили по дороге, клубящейся поднятой лошадиными копытами пылью, к подсвеченному леденящим душу огненным отсветом городу.
"Чужая земля, чужая, длящаяся не одно десятилетие, война. Каждый горячеозёрец готов к ней кажется от роду. Какая радость им, пришлым чужакам, на которых по сию пору смотрят едва ли не с презрением и Мархаловой только упредой не плюют в след, ввязываться в этот бой?" - Афгар хмуро косился на проводника, совещавшегося с Мархалом у стен дозорного дома. На лице Лана была яростная решимость стоять до конца. Нарга обмолвилась, что следопыт старшине жизнью обязан, да и они, приходилось признать, тоже...
- Лан, - окликнул следопыта Талас. Жесткий взгляд северянина не предвещал ни чего хорошего. Проводник молча обернулся.
- Куда ты тащишь его?! - страж раздраженно кивнул на, стоявшего в стороне, Велдара. - Едва ли он найдет противника по силам.
- Если бы не дозор, его, как и нас всех, уже бы сожрали вороны в каменной пустыне! - нахмурил брови Лан. Он успел надеть броню и стянул волосы на затылке разлохмаченной по краям, замызганной повязкой. - Мы все обязаны жизнью Мархалу и его войску, Я думаю, тебе это известно.
- Мы обязаны, - гневно сощурив глаза, процедил Талас. Куда девалась его сдержанность? - Мы можем этот долг возвратить! А парень - не воин!
- Ты - наставник, и его жизнь - твоя забота, отправь мальчишку к Нарге. - Вмешался охотник.
- Тебя в своё время много кто отводил от войны? - в упор глянув на наёмника, поинтересовался Лан. Но тот лишь усмехнулся.
- Вел! - обернувшись, рявкнул Афгар - Проваливай в город!
Велдар зло уставился на попутчиков и не двинулся с места. Он слыхал разговор до последнего слова и в эту минуту почти ненавидел взявшихся за заботу попутчиков...
***
Дом старосты, стоявший на самой окраине города, в считанное время превратили в лекарскую избу, куда сбежались все женщины, худо-бедно понимавшие в травах и лекарском ремесле. Сюда, на край города, огню не добраться даже в случае большого пожара, так говорила Нарга, но яркое против тёмного неба пламя, видневшееся из-за крыш, пугало Рэй. Но она как зачарованная подолгу стояла на крыльце и смотрела вдаль, пересиливая непонятное желание выбраться из-за кованых игл высокого забора и пойти к воротам, где идет бой, ведь там, Мгла задери, среди светлинских наёмников теперь её место...
Горячеозёрцам удалось потушить пламя, и теперь они, насколько это было сейчас возможно, пытались укрепить изрядно обгоревшие брёвна ворот. Тогда как нападавшие (по пестрым одеяниям и отблескивающим в свете пожара металлическим бляхам на лошадиных сбруях, рискнувший взобраться на привратную верхницу, Хайда определил голодранцев животорговской своры) пытались выломать поврежденную огнем створу. Что, в конце концов, им удалось, толпой, словно в кулачной драке, фарнатовцы ворвались в город, столкнувшись с сыплющей бранью дозорной братией.
Тайер, почерпнув в деревянную бадью горючего масла из караульных запасов, взобралась по опорам сторожевой вышки и плеснула его за стену, на головы не успевших ворваться в город головорезов. Масло вспыхнуло от огней факелов, но кто-то расторопный тут же метнул в светлинку короткое копьё, ударившее в стык смотанных верёвкой жердей. Верёвка лопнула, высвобождая тяжёлые слеги и наёмница, не успев перехватиться, загремела вниз. Велдар, каким-то немыслимым чудом в окружающей суматохе, увидел её падение и бросился на помощь, угодив в ощетинившуюся оружием толпу, немедленно поглотившую его, вынудив отбивать удары своих и чужих. Мальчишку закружило в подгорченном дымом водовороте схватки, скалящемся яростными лицами друзей и врагов, бесконечной вереницей мелькавших перед глазами, оглушающем, слившимися в дурной гомон, криками боли, бранью, звоном оружия, мучительно-испуганным ржанием и стуком подков по деревянным щитам у ворот. И единственной мыслью Вела было уже не добраться до светлинки, а выбраться из этой круговерти живым. Кривое зазубренное лезвие вражеского клинка, от которого парню не достало сноровки увернуться, скользью прошло по левому боку, он выронил меч, получил увесистого пинка в тот же бок и оказался на земле, корчась от нестерпимой боли. Кто-то из своих, не было сил разглядывать, вздернул его за шкирку словно щенка и оттолкнул к стене. Прижавшись лопатками к горячим от близкого пожара бревнам городской кузницы Велдар впервые на памяти вспоминал Великую Хозяйку, ту, что направляет людские дороги и отводит погибель...
Дозорные, отстоявшие и сохранившие свободным город в границах сарзасского удела, оказались не простыми соперниками для людей Фарната. В ватаге животорговцев хороших воинов не было. Сарзасские пленники, променявшие рабский торг на разбойничий поромысел, редкие выжившие беглецы из войска властелина, но большая часть фарнатовской братии, как и сам предводитель, были родом из разрушенных Противостоянием поселений. Поначалу небольшие отряды спасшихся от армии Барагола поселян нападали на неохраняемые торговые обозы, убивая лишь людей. После - начали прихватывать и добро; и вскоре смекнули: зачем порешать обобранных купцов, если их можно продать. Небольшие отряды собрались в разбойничью шайку, держащую в страхе все малочисленные города, обзавелись вожаком и, позабыв былую месть, наладили постоянный торг с Сарзасом...
Дозорные оттеснили фарнатовцев к самым воротам, не давая возможности прорваться в жилую часть города, отстоящую далеко от въезда. Горела крыша дозорного дома и часть внешней стены, куда попало выплеснутое Тайер масло, но этот пожар не мог учинить Горячим озёрам большого вреда...
Кордонских не учили оборонять города, их делом было хранить границы союзного удела от не знающих угомона северных племён, верховоды которых, прикормленные Бараголом, то и дело снаряжали походы в противу объединившихся после войны правителей, да слали пакостников и вербовщиков баламутить мирно обжившийся народ.
А уж о том, что кто-то вдруг отважится напасть на окруженную тройной стеной граничную крепость, и помыслить было невозможно. Талас, хотя и был в числе последнего, направленного Свором в пору Противостояния в помощь Светлой, воинского отряда, так же в этом мастерстве не слишком преуспел. Животорговцы имели численное преимущество, но как видно привыкли брать нахрапом, а к продолжительному бою оказались не готовы и против организованного отпора Мархаловых ребят были слабоваты. Зато сноровисты в поджоге - мигом запалили караулку и полуразбитую дозорную вышку, полыхнувшие так, что стало как по дневному светло. Северянин прихватил не в меру шустрого лучника на площадке чудом уцелевшей верхницы на внешней стене, когда тот, сквозь смрадный чад смолистого дерева и мутное предутреннее марево, нацеливал очередную стрелу, облепленную у наконечника вязкой, споро горящей дрянью. Покуда Талас, добравшись до паскудника, приложил его лбом о деревянную перекладину, стрелок успел поджечь близкую к торговой площади деревянную кузницу.
