— Знал бы ты, как сильно мне порой хочется стать таким же, как ты, — сказал он. — Таким же свободным. Свободным от условностей. От титулов и званий. Даже от имён. От всего.

Патрик тихо рассмеялся.

— В точку, — сказал он. — Ты знаешь, что у мохаве раньше не было личных имён? При рождении всем присваивалось одно единственное родовое имя.

— Это вроде как если бы всех членов семьи звали Джонами? — Дэвид поднял одну бровь.

Патрик кивнул:

— Именно так.

Дэвид усмехнулся:

— В таком случае, твои мохаве недалеко ушли от грёбаных жидов, детка. Ибо те тоже озабочены своим родовым именем. Только вкладывают в него совершенно иной смысл, как мне кажется.

Патрик пожал плечами:

— Люди вообще мало чем отличаются друг от друга, Дэйв. Люди все одинаковые.

— Мне не нравится твоя логика, — возразил Дэвид. — Потому что, если следовать ей, то я и мой отец тоже одинаковые. И я и Сид Джонсон одинаковые. Мне так не нравится.

— Дэйв…

— Нет-нет, я понял, что ты имеешь в виду. И ты по-своему прав. Но не в том суть. Я бы на самом деле хотел быть таким, как ты. Свободным духом. По сути, именно такие, как ты, и есть истинные бунтари. Такие же, как я — всего лишь жалкие стадные свиньи, несмотря на всю внешнюю атрибутику.

— Стадные свиньи — это что-то новое, — засмеялся Патрик.

Дэвид потянулся, чтобы обнять его, но движение отдалось сильной болью в руке. Помимо ссадины на предплечье теперь обозначилась довольно выраженная припухлость.

— Завтра моя сраная конечность будет размером со Статую Свободы, — резюмировал Дэвид, разглядывая собственную руку.

— Тебе ещё повезло, что ничего не сломано, — отозвался Патрик.

Дэвид усмехнулся:

— По большому счёту, детка, мне вообще повезло, что я жив. И что я не угробил байк. Я люблю этот грёбаный «Кавасаки». Наверное, если с ним что-то случится, я буду орать в голос, как плакальщицы на иудейских похоронах[2], — он взглянул на Патрика. — Ты не привязан настолько к своему байку. Ты не поймёшь. Порой мне кажется, что ты ни к чему не привязан, и это привлекает ещё сильнее.

Патрик отвернулся, закуривая новую сигарету.

Дэвид считал его исполненным свободы, не привязанным ни к чему и ни к кому существом.

Пускай так и останется.

Не заметив, как изменилось выражение лица Патрика, Дэвид легко толкнул его в бок:

— Можно задать тебе вопрос?

Патрик кивнул:

— Валяй.

— Почему ты никогда не говоришь о своей матери? Даже если я спрашиваю, ты переводишь разговор на другую тему. Я рассказываю тебе практически всё о своей семье, а ты о своей — ничего. Я даже не знаю, как её звали.

— Её звали Лилиан, — бросил Патрик, стряхивая пепел. — Но сейчас мне не хочется об этом говорить.

— Ты знаешь всех моих призраков в лицо, но прячешь своих собственных, — Дэвид кивнул. — Это заслуживает уважения, знаешь. Воистину поработить индейца невозможно.

— Кстати, о призраках, — сказал Патрик. — Тебе нужно вернуться туда.

— Куда? — не понял Дэвид.

— В папину библиотеку. Которая, как ты говоришь, когда-то была твоей комнатой. Тебе нужно туда вернуться, только так, чтобы кроме тебя в доме больше никого не было. И ты вспомнишь. Я уверен, что вспомнишь.

— А в том, что я этого хочу, — Дэвид горько усмехнулся, — ты тоже уверен?

Патрик посмотрел на Дэвида и провёл тыльной стороной ладони по его лицу.

— Правда лечит, — сказал он. — Ты ведь хочешь стать свободным. Так сделай это. Освободись.

— Ты уверен, что мне это поможет? Что мне станет лучше?

— Я уверен, что тебя это освободит. Я не сказал, что тебе сразу станет хорошо. Но тебе нужно это сделать.

— Я подумаю, — кивнул Дэвид.

Он отвернулся куда-то в сторону, куря уже четвёртую по счёту сигарету. Взгляд его холодных глаз был до предела напряжённым.

Патрик вновь посмотрел на огромную ссадину на левом предплечье Дэвида и поймал себя на странном желании сделать что-то вроде того, что предлагал Дэвид, когда тот спросил Патрика, не хочет ли он поцеловать.

Что-то вроде этого, но не совсем.

Ему хотелось зализать рану.

У него бывали моменты такой отчаянной дикости, и, положа руку на сердце, он их любил.

Он любил эту свою часть.

И именно эта его часть отчаянно кричала, что Дэвиду нужно вернуться туда.

В библиотеку.

В комнату.

В свои десять лет.

Ему будет плохо, но так надо.

Кому и зачем так надо — этого Патрик объяснить не мог.

Как не мог объяснить своего желания зализать рану на предплечье любимого всем его сердцем существа.

Не мог.

И не пытался.

Но знал.

И, когда Дэвид, вновь повернулся к нему, он уже знал ответ.

«Я сделаю это, мой Лизард Кинг.

Для тебя».

[1]От англ. member — член, участник. Полноправный член клуба (специфический байкерский сленг).

[2]Речь идёт о древней еврейской традиции приглашать на похороны профессиональных плакальщиц; обычай по сей день соблюдается некоторыми крайне консервативными представителями иудаизма.

========== Церемонии ==========

Они почти одновременно получили дипломы — Патрик на три дня раньше, чем Дэвид.

Шон пришёл на церемонию вручения дипломов с дочками. Кристин с ними не было, и Патрик вздохнул с облегчением. Хорошо, что отец не додумался притащить свою жену с собой. Сёстрам Патрик, как ни странно, обрадовался. По какой-то никому не известной причине Марта и Морин были в восторге от Дэвида. Марта тут же залезла ему на колени, что побудило Морин попытаться спихнуть сестру.

— Девочки! — возмущённо воскликнул Шон. — Ведите себя прилично!

По его выражению лица было понятно, что он не знает, как реагировать на ситуацию. Ему по-прежнему не нравился Дэвид. Шона пугали эти «ледяные» глаза и то, насколько сильно к этому типу был привязан Патрик.

Патрик, который, казалось, вообще был неспособен на чувства и привязанности и не любил никого.

Кроме Лилиан.

Воспоминания о Лилиан заставили Шона содрогнуться, и он решил, что сейчас явно неподходящий момент, чтобы думать об этом.

— Пап, у Дэйва дома живёт кот! — воскликнула Морин, дёргая Шона за рукав. — Настоящий, только без хвоста. А ещё он умеет лепить фигурки!

— Кот — умеет лепить фигурки? — рассеянно отозвался Шон, всё ещё пребывающий в собственных мыслях.

— Да нет же, папа, не кот! Дэйв! Он и для меня что-нибудь вылепит, правда, Дэйв?

Дэвид погладил девочку по волосам и кивнул:

— Правда.

Патрик наблюдал за этим с нескрываемым интересом. Почему-то ему подумалось, что из Дэвида вышел бы хороший отец.

Распрощались они мирно. Шон не говорил ни слова о том, что Патрик должен вернуться в их с Кристин дом и вообще не упоминал о жене. Марта и Морин пообещали прийти к Дэвиду и Патрику в гости при условии, что им разрешат поиграть с котом. Дэвид пообещал разрешить.

Сэм Райхман на церемонию вручения диплома не пришёл — его клиенту было назначено слушание в Колорадо-Спрингс, и Сэму пришлось уехать на несколько дней. Дэвид внутренне был даже рад этому. Слушать лицемерные речи отца ему совершенно не хотелось. К тому же, его ждал более приятный сюрприз: на церемонию прилетела из Хьюстона его тётя Ребекка со своей дочерью Алисией.

От Дэвида не укрылось то, как Алисия смотрела на Патрика. Каждый раз, когда их глаза встречались, она смущённо отводила взгляд, её щёки заметно розовели, и она становилась похожей на стеснительную барышню из дамского любовного романа, а никак не на мрачную представительницу субкультуры готов.

— Я читала, что индейцы мохаве были довольно суровыми и кровожадными, — сказала Алисия Патрику. — Это правда?

Патрик улыбнулся ей.

— Я удивлён, что человек, не имеющий индейских корней, читает об индейцах мохаве, — сказал он. — Нет, мохаве вовсе не кровожадны. В своё время они доброжелательно встретили белых людей и пытались вести с ними торговлю — ровно до тех пор, пока белые сами не проявили агрессию. Вожди мохаве стремились наладить дипломатические отношения с вождями других племён, полагая, что сотрудничать более выгодно, чем воевать, — он снова улыбнулся. — Но с теми, кто сам лез на рожон, мохаве действительно очень сурово расправлялись.