— Парень, — голос издали. Он поднимает хмурый уставший, совершенно опустошенный последними событиями его жизни взгляд, не сразу находя того, кто зовет его. А с чего он вообще взял, что обращаются к нему? Потому что он здесь один сидит. Мужчина в очках и белом халате стоит у приоткрытой двери, куда входить посторонним воспрещено без заявления, и хмуро смотрит на парня:

— Иди за мной, — строгий взгляд изучает лицо надоедливого гостя, который поднимается со скамьи, большими шагами направившись в его сторону. Мужчина оглядывается по сторонам, зная, что это не по правилам, но его задача — помочь пациенту, и если для этого требуется нарушить подписанные им требования к работе, то пускай.

Этот человек работает для других.

Парень хмуро смотрит на него, недоверчиво щурясь, но проходит в коридор, после чего доктор закрывает железную дверь, обратившись к нему:

— Я — Харисфорд, лечащий…

— Я знаю, кто вы, — как-то грубо.

— Хорошо, — мужчина снимает очки, взглянув на измотанного парня. — Твое имя?

Парень мнется, оглядываясь по сторонам, и вытирает ладонью мокрые губы, откашлявшись:

— ОʼБрайен.

— Итак, ОʼБрайен, — доктор немного сморщился. — Предупреждаю: тебе не понравится то, что ты увидишь.

Светлое утро уже заглядывает в холодную пыльную комнату. Ветер врывается сквозь приоткрытые окна, ведь ночью после выпитого алкоголя всем стало резко душно.

Дилан ворочается на кровати, раньше всех ощущает на себе давление, боль в голове и чувство тошноты, так что ворчит, переворачиваясь набок. и автоматически начинает прокручивать весь вчерашний день, ощутив, как в горле встревает ком. Распахивает глаза, чувствуя, как кто-то ворочается рядом, и смотрит в спину Эмили, внезапно понимая — это не гостиная. И не её комната. Резко, зря конечно, поднимается на руках, уставившись на Томаса, спящего по другую сторону спиной к девушке. Да, это комната матери Хоуп.

Господи, они всё-таки сделали это? И самое странное, что Дилан совершенно не помнит, как они с Эмили поднялись сюда. Его мозги окончательно вышибло после…

Мысли замолкают. Он падает обратно на подушку, прекращая шевелиться, когда слышит, как в унисон ворчат Томас и Эмили. Девушка переворачивается на живот, ткнувшись лицом в подушку. Её темные, словно угли, волосы разбросаны, спутаны, а сонное ворчание звучит тихо и больше напоминает мяуканье голодного Засранца, который спит в ногах.

ОʼБрайен смотрит на Хоуп, не в силах сдержать глупой, по собственной оценке, улыбки, и трет ладонями лицо:

— Серьезно?

========== «контакт» ==========

Секунды. Нескончаемый счет в уме. Высокий потолок длинного, холодного и узкого коридора не имеет конца. Парень еле сдерживается, чтобы не заткнуть нос и удержать тем самым растущее отвращение к месту, где пахнет рвотой и отходами. Доктор идет впереди, ведет гостя по коридорам мимо железных дверей с запертыми окошками. Но эти громадные стены не сдерживают криков, воплей, что исходят по другие стороны, из палат, где пациенты рвут на голове волосы, сражаются со своими внутренними демонами, извиваясь на железных кроватях. Где их руки и ноги прикованы, где нехватка свежего воздуха влияет на здоровье организма, а пустые стены вокруг доводят до ручки. Седой мужчина поглядывает на Дилана, проверяя его состояние, но видит лишь бесчеловечное равнодушие ко всему творящемуся вокруг. Быть может, так даже лучше.

Но мужчине никогда не узнать, что на самом деле творится в голове парня, который до конца не верит, что её держат в таком месте. Что она — одна из таких пациентов.

Она не умалишенная.

Доктор, наконец, тормозит у одной железной двери с номером «двести четыре» и снимает очки, протирая стекла краем ткани своего рабочего халата:

— Повторю, пожалуй, — вздыхает, вглядываясь в лицо парня, чтобы заметить хотя бы намек на страх. — Вам это не понравится, — поворачивается спиной к нему, вынимая связку ключей из кармана, а ОʼБрайен невольно моргает, громко сглатывая…

— Терпеть тебя не могу! — первое, что слышу, когда кое-как добираюсь до кухни своего собственного дома. Тяжелая голова не позволяла подняться с кровати около часа, а сухое горло требовало холодной воды, так что жажда победила с успехом, заставив меня покинуть теплую постель матери. К слову, она уже была пуста, так что этот факт напряг меня, вынудив понервничать. Мысль о том, что я осталась одна дома, — пугает, напрягает, выводит меня из внутреннего равновесия. Как бы мне не хотелось вновь чувствовать зависимость от других людей, я себя не уберегла от этого ощущения. И сейчас все переживания в груди отпускают, ведь вижу двух парней на светлой кухне, один из который держится за голову, сидя за столом, и ворчит на второго:

— Кто встает так рано после пьянки? — рано? Сейчас около часа дня. Для меня это довольно поздно, тем более если учесть, что сегодня выходной день. Дилан улыбается ему, поставив стакан воды перед парнем, который размахивается вялой рукой, желая хлопнуть друга по заднице, но тому даже не стоит стараться уворачиваться, ведь Томас ещё не проснулся окончательно. Тем более, чувствует себя он не самым лучшим образом, как и я. Хотя, мне казалось, что после алкоголя мне будет хуже, но ощущение тошноты и давление в висках, легкое головокружение и сухость во рту — это, думаю, нормальная реакция любого человека на выпивку. Прижимаю ладонь к больной голове, потираю горячий лоб, щуря веки, ведь яркий солнечный свет неприятен тяжелым глазам, которые, кажется, вот-вот должны вытечь из глазниц. Дилан идет к фильтру, чтобы залить его водой из крана, и его улыбка пропадает с лица, когда взгляд упирается в меня. Опускаю лицо, надеясь, что спутанные локоны волос скроют мои румяные щеки, но парень отворачивает голову, молча занимаясь своим делом, и этому я рада.

— Как ты себя чувствуешь? — Том сжато улыбается мне, прижимая холодный стакан к виску, а я вздыхаю, хрипя:

— Могло быть и хуже, — выходит шепотом, но не специально. Голос сам становится тише, присутствие Дилана немного сковывает, и мне охота побороть это смущение, что новым огнем разгорается в груди.

Я мало помню, но такое чувство, что на языке до сих пор могу ощутить привкус сладкого вина. Хочешь — не хочешь, а воспоминания сами лезут в голову, заставляя меня прятать глаза.

— Я нашел у тебя аптечку, правда, большинство лекарств старые, — видимо, Дилан единственный, кого не одолевает головная боль, и он этим явно гордится, как бы говоря: «Вот до чего доводит вас алкоголь». Парень поглядывает на меня, но надолго не задерживает взгляд, ощущая неловкость, и именно её чувствует между нами Томас, который щурит веки, отпивая холодной воды, и как бы устало вздыхает, еле сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Понимаю. Мы с Диланом — два взрослых человека, но боимся даже зрительного контакта.

— Пожелания будут? — ОʼБрайен стоит боком ко мне. Посматриваю на Сангстера, который включает свой телефон. Неужели, он выключил его на время поездки? Не волнуется, что его родные будут переживать?

— Эмили, — Дилан выдавливает из себя мое имя, так что верчу головой, делая пару шагов к темноволосому парню:

— Голова болит, — отвечаю, а ОʼБрайен начинает рыться в аптечке, о существовании которой я даже не знаю. Беру стакан, желая занять себя чем-нибудь, чтобы не впитывать в себя молчание, повисшее на кухне, и наливаю воды из фильтра, встав в шаге от Дилана, который бросает на меня быстрый взгляд, продолжая изучать упаковки таблеток. Подношу стакан к губам, радуясь, что, наконец, с сухостью будет покончено, и слышу за спиной непрекращающуюся вибрацию. Мы с Диланом оборачиваемся, взглянув на Томаса, который мрачнеет на лицо, сводя брови к переносице, и смотрит на экран, который издает разные звуки, будто ему приходят оповещения о пропущенных звонках и сообщения.

— Ты кому-то был сильно нужен? — Дилан интересуется, и его голос срабатывает, как переключатель, так что на лице Томаса вновь сияет эта незамысловатая улыбка до ушей:

— Да, — тянет, щелкнув пальцами, и вдруг поднимается со стула, так и не дав понятного объяснения. — Мне нужно идти, — убирает всё ещё вибрирующий телефон в карман, игнорируя мой обеспокоенный взгляд. — Завтра увидимся, ребят, — как-то виновато произносит.