Сидит на мягкой скамье, согнувшись, локтями упирается на колени, сжатые в кулак пальцы прижимает к губам. Стучит зубами от напряжения, а взгляд не поднимает выше, упираясь им в бледный, блестящий пол. Его не прогоняют, ведь по правилам посетители могут находится в здании с часу дня до шести вечера. И он сидит всё это время на месте, не пьет, не ест, не отходит, хотя хорошо понимает, что его не пустят без разрешения. Потирает ладони, вдыхая через нос запах медикаментов, и выдыхает через рот, но от тяжести в груди это не спасает.

Он будет сидеть.

Будет ждать.

Ночной город. Пустые улицы с перевернутыми мусорными баками. Природный шум тонет. Его не слышно здесь, среди высоких небоскребов. Ароматы «гаснут» за запахом машинного масла. Уже привычная серость, привычная тишина. Привычное темное небо под слоем легкого тумана. Знакомая темнота за каждым углом.

Смотрю в окно, взглядом скольжу по стенам высоких зданий, каких-то неживых деревьев с тонкими стволами. Растрепанные птицы взмывают в воздух, но выглядят болезненно. Засранец давно спит в моих руках, поэтому аккуратно поглаживаю его по спинке, напряженно сглатывая, когда машина сворачивает на знакомую улицу, где ещё тише. Как обычно. Ничего нового, словно здесь никто не живет. Люди закрылись в своих богатых домах, и больше им ничего не требуется. Проезжаем мимо круглосуточного магазина, и я вытягиваю шею, видя у большого окна мужчину в плаще и без обуви. Хмурюсь, когда он оборачивается, каким-то враждебным взглядом провожая нас.

Дилан с Томасом, которые не затыкали рты на протяжении всего пути, притихли, будто сами ещё полностью не осознают, что мы вернулись «домой». Им, как и мне, нужно привыкнуть. Раньше я восхищалась такой атмосферной, ночью, темным, непроглядным небом, холодным ветром, но теперь всё это вызывает внутренние противоречия. Словно «прошлая» я борется с той, что немного расширила свои границы, которая увидела чуть больше и теперь не может усмирить этот пыл познаний.

— Ты не передумала впускать Томаса к себе домой? — Дилан всячески демонстрирует свое неодобрение той затеи, которой придерживается Сангстер, но я качаю головой, взглянув на парня, который отвлекся от дороги, уделив мне пару секунд:

— Нет, я не против, — улыбаюсь Томасу, который поворачивает голову, показав мне большой палец и одобрительно кивнув головой. Сейчас только час ночи.

Растираю ладонями плечи. Хорошо ощутим перепад температуры, а у меня дома нет электричества и горячей воды. Что ж, буду скучать без дома Софии, который буквально пропитан теплотой.

Дилан вновь смотрит на дорогу, хмуро правда, но без такого выражения лица его непривычно видеть:

— Не боишься, что мать обнаружит пропажу алкоголя?

— Думаешь, она объявится в ближайшее время? — нет, я вовсе не хотела, чтобы мой голос звучал так — недовольно, раздраженно. В последнее время я старалась не думать о матери, я даже не писала ей сообщения, на которые всё равно не получаю ответа последние недели. Мысли о ней угнетают. А разговоры тем более.

Отворачиваюсь, уставившись в окно, и молчу, видя, как Томас и Дилан бросают на меня короткий взгляд, после чего переглядываются, как-то заерзав на сидении, будто оба ощущают себя виноватыми, но они здесь не при чем. Всё это в моей голове. Мне не хочется вновь становиться прежней, поэтому стоит держать себя в руках.

Откашливаюсь, борясь с чувством неловкости:

— Не знала, что ты любишь выпить, — обращаюсь к Томасу, который явно не стесняется своих «грешков», поэтому улыбается в ответ:

— Я ещё курнуть люблю. Травка помогает расслабиться и забыться на какое-то время.

— Забыться? — поддаюсь вперед, внимательно слушая.

— Ну, знаешь, когда в тебе столько дерьма копится, хочется от него как-то избавиться. А травка помогает временно забыть о существующих проблемах, — русый парень признается в том, что иногда прибегает к запрещенным смесям, а я задумчиво наклоняю голову:

— Помогает забыть… — повторяю, а Дилан кашляет:

— Но это не значит, что нужно курить траву, Эмили.

— Знаю, — резко отвечаю, сев прямо, и складываю руки на груди, вздохнув. — Просто интересно, какого это — ненадолго забыть о проблемах.

— Какая разница? Забыть не значит избавиться, — Дилан ворчит, крутя руль, а Томас хмурит брови, всего на секунду выражение лица его становится каким-то враждебным, но не по отношению к Дилану, не по отношению ко мне. Он смотрит перед собой, немного опускает взгляд на боковое стекло, и какое-то время сверлит себя взглядом. Будто его злость направлена на самого себя. Но в следующий миг он улыбается. Широко, вновь повернув голову в мою сторону, словно поймал меня за наблюдением:

— Но алкоголь в достаточной дозе тоже помогает.

— Что б тебя, — шепчет ОʼБрайен, вызывая смех со стороны Томаса:

— Да ладно, всего раз можно, так? — парень уставился на меня, и я не могу не ответить улыбкой на его сверкающие глаза:

— Конечно.

— Серьезно? — Дилан опять раздраженно шепчет, а Томас протягивает руку к моему лицу, указательным пальцем коснувшись кончика моего носа, после чего возвращается в нормальное положение, расслабившись. Я смотрю на него, но уже без улыбки. Не могу логически объяснить, но Сангстер заставляет меня волноваться. Нет, я не смущена, скорее в прямом смысле обеспокоена. Это необычно.

— Не будь занудой, — Томас обращается к Дилану, а тот усмехается:

— Я четыре часа провел за рулем.

— Я же предлагал поменяться.

— Дать сесть за руль тому, кого лишили прав?

— Вот видишь, ты зануда, — Томас улыбается, переглядываясь с Диланом, который, хоть и ворчит, но всё равно кидает смешок в ответ, а я улыбаюсь, наблюдая за ними со стороны. Они правда похожи на хороших друзей, которые просто не могут не подкалывать друг друга.

Машина тормозит у тротуара. Хмурю брови, растерянно заморгав:

— Приехали? — мотаю головой, взглянув в окно. Да. Вот мой дом. Всё такой же темный, на вид холодный, неприветливый. И внутри не пахнет выпечкой и яблоками — это уж точно.

Дилан и Томас выходят на улицу, чтобы размяться, а я ещё какое-то время торчу в салоне, после чего всё-таки беру себя в руки и вылезаю наружу, тут же застегивая молнию на куртке, ведь ветер больно холодный. Засранец просыпается, так что прижимаю его к себе, чтобы согреть, и беру рюкзак, отходя от автомобиля. Томас оглядывается, дергая плечами от холода:

— Противненько, — не то слово.

Дилан закрывает дверцу водительского сидения, и прячет ключи в карман, перекинув ремень рюкзака через плечо:

— У тебя есть последний шанс передумать, — напоминает мне, но я только улыбаюсь, видя, как Томас щурит веки, бросив взгляд на Дилана:

— Старпер, — откашливается, якобы скрыв свое обращение. ОʼБрайен хмурится:

— Томас, — тот улыбается, подскочив ко мне:

— Ничего, мы и вместе забухаем, так? — смотрит на меня с какой-то надеждой на положительный ответ, поэтому пожимаю плечами, кивая, хотя понятия не имею, какого это — «бухать».

— Серьезно? — Дилан уже какой раз повторяет это, жаль, я не могу видеть выражение его лица, так как Том разворачивает меня, ведя к крыльцу дома. Я двигаюсь скованно, а ищу ключи медленно, правда, вида не показываю. Открываю дверь с тяжестью, и та недовольно скрипит, отворяясь, так что жестом приглашаю «гостей» войти. Томас с улыбкой и с наигранным поклоном входит, а вот Дилан топчется на месте, сверля меня взглядом, так что нервничаю, вздернув головой:

— Что?

— Пожалеешь, — парень проходит в коридор. — Томас не умеет пить, — улыбается, когда закатываю глаза, закрывая за собой дверь.

Дилан не проходит в гостиную за Томасом, останавливается, опустив взгляд на пол, где на коврике, который я переступаю, валяются конверты. Это почта. Давно её не проверяю, даже не разбираю. ОʼБрайен садится на одно колено, положив рюкзак на пол, и берет конверты, начиная внимательно рассматривать, а я отпускаю Засранца носится по дому, сворачивая в гостиную, чтобы не оставлять Сангстера одного с алкоголем.