— Вы с Эмили стали близки, и не возражай, ибо я не был обкуренным все эти дни, и мне вовсе это не кажется, — достает из-под подушки пачку сигарет, сунув одну себе в рот и зажав между зубов. — Не боишься, что она забудет тебя?

Томас оказался намного умнее, чем считал Дилан. ОʼБрайен нервно стучит пальцами по поверхности стола, поднося одну ладонь к лицу, чтобы потереть губы. Только кажется, что проблем больше быть не должно и можно расслабиться, как на тебя сваливается ещё одна, что намного тяжелее, чем предыдущая. Приходится всё больше углубляться в неё, больше думать, больше путаться. Всё оказывается намного труднее, и Дилана пугает то, что может ждать его в итоге.

Но все мысли испаряются, вся тяжесть внезапно пропадает с плеч, а в глотке застревает вздох, когда парень чувствует касание холодных пальцев на горячей коже своей шеи. Он не шевелится, взгляд замер на столе, не моргает, внимая. Эмили не в силах избавиться от желания. Она знает, на что идет, и к чему это может привести, но всё равно противостоит своим страхам. Девушка аккуратно касается пальцами кожи шеи парня, следит за его реакцией, но та не следует. Он оцепенел. Пальцами сжимает кожу, мнет затылок, чувствуя приятную щекотку внизу живота, от которой хочется широко улыбаться, но мускулы лица Эмили расслаблены. Она водит пальцами по родинкам на коже, опускаясь по плечу к выступающим ключицам. Дилан напряженно вжимается в спинку стула, когда девушка осторожно нащупывает кости под кожей, осторожно скользит пальцами обратно вверх к его подбородку. Его глаза невольно прикрываются, веки сами моментально тяжелеют, а желание откинуть голову и пропасть на несколько минут вот-вот возьмет вверх. Хоуп щупает выступившую на коже шеи вену, осторожно надавливая на неё, чтобы почувствовать, как внутри нее бьется кровь. Быстро. Давление подскакивает у обоих. Легкое головокружение — и Дилан наклоняет голову на бок, когда Эмили начинает растирать и мять ладонью его шею. Девушка слабо улыбается, ведь видит, что парень прикрыл глаза. Он получает удовольствие и не может уже скрывать это. Ему не под силу контролировать свои эмоции, как раньше. У него кружится голова, а от приятной вибрации в животе сводит ноги. Хоуп продолжает массировать его шею, наконец, запуская пальцы обеих рук в темные, взъерошенные волосы парня, который тут же тяжело выдыхает, чувствуя резкое желание так же прикоснуться к Эмили, кожа которой покрывается мурашками. Дилан еле поднимает руку, находя пальцами правую ладонь девушки, та не отдергивает её, наблюдая за тем, как парень щупает её запястье, до боли сжимает, поглаживая большим пальцем отметины на коже. С губ Хоуп слетает вздох. Громкий. Ей жарко. Ладонь ОʼБрайена скользит выше по руке, останавливаясь на локте руки девушки, которая подходит вплотную к спинке стула, глотая воду в сухом горле. Убирает одну руку с головы парня, касаясь его ладони, и сжимает губы, когда Дилан тут же хватает в замок запястье, действуя как-то жестко, грубо, но иначе он не может. Хоуп уже успела это понять. Дилану ОʼБрайену присуща «грубая нежность».

В глотке встревает ком — и Эмили резко убирает свои руки. Обе, отчего парень вздрагивает, нехотя вырываясь из состояния полного удовольствия. Он хмурит брови, моргая, и не успевает опомниться, как краем глаза видит, что Хоуп уходит с кухни. Дилан успевает только бросить в спину короткое: «Эмили», — прежде чем она исчезнет за дверью. Сидит, смотрит в сторону коридора, прислушиваясь к тихим шагам. Она бежит. ОʼБрайен громче стучит пальцами по столу, опустив взгляд, и сжимает зубы, ударив ногой по ножке стола, который отъехал немного в сторону.

— Стол-то в чем провинился?

Вздохи парня обрываются, когда на кухню заходит София. Она поглядывает назад в коридор, хмурясь:

— Эмили какая-то нервная. Думаю, ещё не отошла от вчерашнего, — зевает, прикрывая ладонью рот, и улыбается своему внуку. — Голоден?

— Нет, — через силу отказывается. Ему не хочется сейчас говорить. София ставит перед ним сделанный Хоуп чай, и садится напротив, сложив руки на груди. Внимательно всматривается в лицо парня, который теперь уже стучит по кружке пальцем и притоптывает ногой, находясь в своих мыслях. София хмурится, с тревогой наблюдая за эмоциями на лице человека, которому ближе «каменное» выражение. Женщина хочет начать кусать ногти, но поддается вперед, положив руки на стол:

— Поверь, будет проще, — говорит, будто знает, что так терзает парня изнутри. Тот не поднимает на неё взгляд, но стучать прекращает. София думает, пытаясь не оттолкнуть его от себя:

— Тебе стоит уже отпустить, понимаешь? — хочет коснуться его руки ладонью, но этот человек «неприкасаемый» для неё. — Я не хочу тыкать пальцем в небо, но что-то мне подсказывает, что вам обоим будет легче, если ты прекратишь ставить прошлое на первое место.

Томас ругается под нос, заставляя себя подняться с кровати, и ворчит, вдыхая запах никотина, который повис в комнате. Идет к двери, резко открывая её, и замирает, усмиряя недовольство от недостатка сна. Эмили не делает шаг назад, выдавливая улыбку:

— Разбудила? — с опаской спрашивает, а Томас приоткрывает рот, опираясь на дверь плечом:

— Эм, нет, я как раз, — мельком поглядывает в сторону комнаты, придумывая. — Собирал вещи. Мы же сегодня уезжаем.

— Да, жалко, — Хоуп потирает ладони. — Могу я…

— Что? — Эмили запнулась, поэтому Томас интересуется, желая услышать продолжение её слов.

— Могу я тебя кое о чем попросить?

София негодует, пытаясь избавиться от мыслей о парне, который уже покидает кухню:

— Куда-то подевались все ножи, — женщина открывает ящик, находя лишь один, который лежит в раковине.

Дилан поднимается по лестнице, обдумывая слова Софи, но сказать — это одно. Изменить ход своих мыслей — другое. Изменить целую систему внутри себя, залезть и сменить поток мыслей, их направление. Он не уверен, что подобное ему под силу.

Выходит на этаж, притормозив, и хмуро наблюдает за Томасом, который закрывает дверь, выходя из комнаты Эмили. В его руках небольшой сверток, который привлекает внимание парня на несколько секунд, но потом он вновь поднимает недоверчивый взгляд на Сангстера, который поворачивает голову, подходя к двери комнаты парней, уставившись на ОʼБрайена. Стучит пальцами по дверной ручке, бросив взгляд назад, и шепчет:

— Это, должно быть, чертовски неловко, так?

Дилан стискивает зубы, зло хмыкнув:

— С чего бы? — двигается к Томасу, заставляя того отойти в сторону. — Мне всё равно, — открывает дверь, входя внутрь, и русый спешит за ним:

— Походит на сцену из сентиментального кино, не находишь? — тихо прикрывает за собой дверь, наблюдая за состоянием Дилана. Тот никогда открыто не признается. Сангстер делает пару шагов в центр комнаты, держа в руках сверток. Видит, как ОʼБрайен избегает зрительного контакта, поэтому фыркает от недовольства:

— Черт, ты — ёбаный кретин, — не шепчет, проговаривает каждое слово четко, громко, чтобы Дилан точно расслышал. И он слышит. ОʼБрайен медленно, с открытой угрозой разворачивается, устремив свой «режущий» взгляд на тощего парня, который стоит прямо, не подаваясь давлению.

— Чё? — с разожженным огнем в груди шепчет Дилан, готовый уже как следует врезать Томасу, но тот не собирается лезть с ним в драку. Он бросает на стол сверток — ткань ничем не скреплена, поэтому содержимое вываливается наружу. Острые. Сверкающие на свету, что льется из открытых окон. Выражение лица Дилана сильнее мрачнеет. Ножи. Гребаные ножи.

— Видимо, она не хотела, чтобы ты знал о всё ещё существующей проблеме, — Томас говорит это с какой-то раздраженной обидой, ведь Дилан до сих пор не доверяет ему. — Хочет быть нормальной в твоих глазах, а ты… — щурится, с разочарованием махнув ладонью. — К черту. Я не хочу разбираться в вашем дерьме. Я помогаю Хоуп, потому что она — мой друг. И хочу кое-что заметить: с ней, с человеком, которого все считают ненормальным, общаться куда проще, чем с тобой, — хватает ещё спящего Засранца, который шел за ним из самой комнаты Хоуп, и идет к двери, покидая комнату.