Разрываю наш зрительный контакт, ложась на спину, и укладываю котенка на своем животе, правда, он всё равно сползает на бок, вытягиваясь. Дилан молчит. Он не долго скованно сидит, так же осторожно, без лишних движений ложится на спину, повернув голову. Смотрит на меня, пока я пытаюсь лечь удобно, чтобы не придавить Засранца. Тот ворочается, довольно урча, когда ложусь на живот, лицо поворачиваю к парню, а котенка устраиваю возле шеи, приобняв рукой. ОʼБрайен всё ещё молчит. Он переворачивается набок, держа руки сложенными на груди, будто бы продолжает сидеть. Вряд ли это удобно.
— У тебя есть температура? — моргаю, ощущая себя неловко от такого продолжительного молчания. Дилан медленно кивает головой, дав мне понять, что даже на это у него не хватает сил. Его сонные глаза медленно моргают, так что решаю не задавать ему много вопросов. Но мне нужно говорить, чтобы не давать себе думать о том, что прямо сейчас я лежу в кровати с парнем. Не хочу пропускать через себя это волнение.
Ведь мне нравится это ощущение. Я смущена.
— Спасибо, — благодарю его, но не объясняю, за что. Дилан слабо хмурит темные брови, глубоко вздыхает через нос, так и не дает ответа, продолжая молча разглядывать меня в темноте. Сейчас уже семь. Думаю, ему стоит лечь спать, чтобы поправиться. Организм требует сна, так почему он пришел?
— Ты о чем-то хотел поговорить? — шепчу, поглаживая пальцами мордочку уже засопевшего Засранца. ОʼБрайен моргает, ерзая на кровати, и прикусывает губу, щуря сонные глаза:
— Хотел убедиться, что ты не свалишь через окно.
Улыбаюсь, широко растягивая губы, и вздыхаю, удобнее уложив голову на подушке. Дилан ещё секунду удерживает на мне взгляд, после чего приподнимается на локте, желая сесть и, по всей видимости, уйти, но останавливается, вновь поворачивая в мою сторону голову. Хмурюсь, так же приподнявшись на руках:
— Что-то не так? — откашливаюсь, уверяя его. — Если тебя что-то беспокоит, то ты можешь поговорить со мной об этом.
Его зубы напряженно сжаты. Парень ставит меня в тупик, когда резко прижимает пальцы к моей шее, наклонившись к моему лицу. Всасываю воздух, замерев, как и он.
Дилан сжимает пальцами кожу моей шеи. Моих губ касается его горячий выдох. Опускаю глаза, не в силах справиться с больным сердцем, которое терзает меня изнутри, пока парень так близко. Он касается своим носом моего, кажется, так же сильно растерявшись, как и я. Могу судить по его сбившемуся дыханию. Моргаю, проглатываю мнимое волнение, поднимая голову, и смотрю на человека, губы которого заметно дрожат, когда он их сжимает, начав глубоко дышать через нос. Жар разливается по телу, лицо горит. Дилан откашливается, но не подбирает слов. Он отдаляется, отпуская мою шею, и отворачивается, быстро слезая с кровати, после чего так же поспешно покидает комнату, закрыв за собой дверь.
Смотрю перед собой, медленно прижимая ладонь к горячей щеке. Сердце больно стучит в груди, а громкие вздохи срываются с губ.
Оба застряли в одном тупике.
========== Глава 22. ==========
Темной ночью приобретают человечность
— В чем дело, Энди? — мужчина сидит на диване, смотря в телевизор. На часах больше часа ночи, за окном гремит и сверкает, буря только начинает разыгрываться, демонстрируя всю мощь, на которую способна. Холодными ветрами врывается в теплые дома, воем разгоняет приятные сны у жителей, льдом сочится под ткань одеял. Но в доме Хоуп мороз встречается с обыденностью, ведь в стенах здания и без того царит мрак и холод, такой уже родной.
Но в груди по-прежнему тепло.
Девочка стоит в дверях гостиной, её мокрая кожа бледна, а голубые глаза напуганы.
— Я видела странный сон, — говорит шепотом, оглядываясь назад, будто ощущая на себе чей-то взгляд — преследователя из ночного кошмара.
— Плохой сон? — отец уточняет, хлопая тяжелой ладонью по месту рядом с собой. — Иди ко мне.
Девочка маленькими шажками поспешила к единственному человеку, в котором нуждалась в такие моменты. Она забирается на диван, садясь под боком отца, тот обнимает её рукой, потирая маленькое плечо, и задумчиво произносит:
— Помнишь, что я говорил тебе? Если чувствуешь, что кто-то угрожает тебе, то смело нападай первая, — наклоняется к лицу ребенка. — Знаешь, настоящая опасность скрывается не в темных углах домов, не под кроватью, не в шкафах ночью. Настоящая опасность — люди. Они действительно могут сделать тебе больно. Бойся не кошмаров, а тех, с кем приходится сталкиваться в реальности. Понимаешь?
Эмили кивает головой и расслабляется, прикрывая веки, а отец оставляет на её виске поцелуй, вновь направив взгляд в сторону выключенного телевизора.
***
Девушка чувствует себя хорошо. Вот, что напрягает. Кажется, она постоянно жила с каким-то внутренним напряжением, с ощущением преследования, чувством, что кто-то бесцельно наблюдает за ней из-за угла темного коридора. Ощущением, что всем и каждому в радость насмехаться над ней, и никто не упустит такой шанс, стараясь задеть за живое, ударить в самое чертово сердце, сжать его пальцами, сдавить до выделения крови, вырвать и оставить её умирать. Давление от взглядов, давление от слов. Давление — вот, чего нет сейчас. Этим утром Эмили Хоуп впервые почувствовала себя… Свободной?
Девушка чувствует прилив сил, хотя спала около трех часов. В коридорам светлого дома ещё тихо, но это не должно удивлять. Эта ночь была тяжелой, так что всем необходимо отоспаться, вот только Эмили в этом не нуждается. Она выходит из комнаты в приподнятом настроении, сама поражаясь тому, что не может не улыбаться. Как ей охарактеризовать этот внутренний покой? Идет к ванной комнате, слыша шум воды, и в мыслях нет развернуться и скрыться, нет, она продолжает шагать, набирая в легкие больше воздуха. Кто бы там не находился, Эмили спокойно поздоровается. Она. Спокойно. Заговорит. Толкает дверь рукой, заглядывая в светлое помещение, и осознанно принимает факт — ей уже не тяжело смотреть на него. Эмили даже скрыто ликует.
Дилан поднимает голову, взглянув на вошедшую. Набирает в ладони холодной воды, чтобы повторно ополоснуть уже мокрое лицо. Ждет, что девушка прямо сейчас развернется и скроется, но она переступает порог, прикрывая за собой дверь, и, хоть старается не задерживать взгляд на парне, улыбается:
— Доброе утро, — да, её губы слегка дрожат, но в целом Хоуп произносит это с легкостью в груди. Поджилки не трясутся, голос не дрожит, и ОʼБрайен бы смог даже откинуть всё свое смятение, но всё равно бубнит под нос, опуская взгляд на свои ладони:
— Доброе, — умывает лицо, запуская пальцы в волосы, и ерошит их, отходя немного в сторону, чтобы дать больше места Эмили, которая подносит зубную щетку к струе воды. Дилан так же берет свою. Делают всё молча. Но странность в том, что ни один, ни второй не ощущает давления от тишины, никакой неловкости. Девушка водит щеткой по зубам, как и парень. Изредка бросают взгляды друг на друга, но, замечая, что делают это одновременно, тут же отворачиваются.
— Не спится? — Дилан всё-таки говорит.
— Я выспалась, — Эмили уверяет. — А ты? Думала, будешь спать до полудня.
— Ранний подъем — это неизменная часть меня, — ОʼБрайен поглядывает на профиль Хоуп, которая хмурится:
— Как твое горло?
— Лучше. Температура спала, — парень смотрит через отражение в зеркале на неё.
— Хорошо, — Эмили подносит щетку к воде, чтобы помыть, и вдруг поднимает голову, поворачивая её в сторону Дилана, который давится пастой, опуская взгляд. — Хочешь, я сделаю чай с лимоном? — улыбается, наблюдая за реакцией ОʼБрайена, но тот как-то поник, сощурив веки:
— Но лимон надо резать, — косо смотрит на девушку, которая вмиг поникла. Ей не нравится, что Дилан постоянно припоминает о её «грешках». Эмили не хочет, чтобы он думал об этом, считал, что она по-прежнему склонна к подобному. Хоуп желает стать «нормальной», отказаться от старых привычек.
ОʼБрайен видит растерянность на лице Эмили, поэтому откашливается, вновь умывая лицо водой, чтобы окончательно избавиться от сонного ощущения:
