Когда все люди со станции начинают «заплывать» внутрь вагона, я невольно хватаюсь пальцами за куртку Томаса, чтобы меня не утянули за собой. Радуюсь, что парень не реагирует на это агрессивно, а наоборот даже придерживает меня за локоть, после чего, глотая комок за комком, мне приходится идти за ними в вагон. Теперь ясно, почему Дилан настоял подождать. Мы занимаем место у самых дверей сбоку, чтобы не мешать людям выходить. Все равно нам ехать чуть не до самой конечной. Томас, наконец, получает разрешение вручить мне Засранца, поэтому тот засыпает у меня на плече. Поезд начинает двигаться, несмотря на толпу, в вагоне тихо. Люди еще толком не проснулись, поэтому стоят в полудреме, покачиваясь и опираясь друг на друга, что в полной мере ощущают на себе Томас и Дилан, которые стоят спиной к пассажирам — лицом ко мне. Я с улыбкой, хоть и с сожалением, наблюдаю за тем, как они пытаются удобнее встать, чтобы на них буквально не ложились. Мне повезло — стою у двери, в углу, и никто мне не мешает, хотя, если бы парней здесь не было, то все пассажиры навалились бы на меня.

Поворачиваю голову, рассматривая пейзаж за стеклом: высокие городские дома уже сменяются ровными полями с желтой травой, хвойные деревья кажутся мне выше, чем те, что растут в парках, легкая холмистость на горизонте радует глаз. И какое-то неясное умиротворение внутри от вида этой природы. Голубое, совсем не холодное небо, яркое, даже слишком, солнце. Щурюсь, впитывая кожей его тепло, и чувствую, как через открытые окна по вагону ветер разносит аромат хвои и солёной воды. Потрясающее сочетание. Мне охота прикрыть веки и позволить забыться всего на пару минут, чтобы как следует пропустить через себя столь блаженное состояние. Опираюсь лбом на стекло, прижав котенка к груди, и даже не дергаюсь, когда вагон шатает и Томас внезапно ставит руку рядом с моим лицом, чтобы сохранить равновесие. Немного поворачиваю голову, взглянув на Дилана, который делится наушником с русым парнем, и прикрывает глаза, видимо, от усталости. Мне дается возможность рассмотреть его, как следует, но в этом не нуждаюсь, ведь уже какой раз вот так нагло изучаю его лицо, убеждаясь в одной настоящей истине — он привлекателен. Думаю, так говорят девушки моего возраста, но для меня эти слова, нет, даже простое осознание — необычно. Перебираю пальцами шерсть Засранца, пытаясь вспомнить, какие на ощупь были волосы ОʼБрайена, но не могу.

Порой, когда вот так смотришь на него, то невольно одолевает желание прикоснуться к одной из родинок на его щеке. Парень постоянно чешет их пальцами, будто хочет избавиться от этих нежелательных отметок, но они совсем не портят его внешний вид. Наоборот. Интересно, сам он это понимает?

Если бы Дилан не общался со мной, то давно бы нашел себе здесь девушку и друзей. Странный всё-таки он.

Время шло медленно, но это вовсе не раздражало. Час, два, три — черт, не важно. Мне пришлось по душе ехать в поезде, так что не успела заметить, как вагон стал полупустым, а за окнами уже виднелся морской горизонт с одной стороны, и поля с густым хвойным лесом вдали на холмах с другой. Слышу шум прибоя, крики чаек и стрекочущих насекомых в траве.

— Нам выходить, — Дилан поднимается с места, заставляя нас пойти за ним, и я даже с грустью вздыхаю, когда приходит время покидать вагон. Станция небольшая с прозрачной крышей над головой. Белые крупные облака быстро плывут по синему, больно яркому небу. Словно сейчас лето. Спускаюсь по ступенькам со станции, следуя за парнями, когда поезд уже пропадает с поля зрения, оставляя лишь способность слышать его визг. Приятный теплый ветер колышет уже желтую траву, я вижу высокие холмы, забитые елями, елками и прочими деревьями невиданной высоты. Мне не удается все как следует рассмотреть, я просто не успеваю насладиться картиной, что окружает меня со всех сторон. Слышу и вижу море. Поверить не могу, что такие места существуют в моем мире. Когда ты всю жизнь сидишь за стенами города, то даже представить не можешь, сколько потрясающего находится снаружи.

Прикладываю ладонь к нагретой под солнцем макушке, кручусь во время ходьбы, не в силах остановиться.

— Не тяжело? — Томас кивает на мой рюкзак, но качаю головой, ведь вещей у меня немного с собой. Держу Засранца, который, жаль, спит, не видя всей этой красоты. Поют птицы, но подобных звуков раньше никогда не слышала, поэтому не могу определить, кому принадлежат голоса.

— Печет, однако, — Томас идет немного вперед, тропинка здесь одна, с одной стороны от неё обрыв к пляжу с морем, с другой поле и лес. Думаю, рельсы поезда уходят как раз в чащу.

Смотрю в небо, щурясь, и улыбаюсь, жадно глотая свежий воздух. Эта природная тишина… Она потрясающая.

Дилан идет рядом, поправив ремни своего рюкзака, и опускает на меня взгляд:

— Жарко?

— Немного, — отвечаю, вновь накрыв макушку ладонью, чтобы не так сильно пекло. ОʼБрайен не сразу и как-то медленно снимает с головы бейсболку, натянув её мне на волосы, так что от неожиданности сего действия с его стороны, притормаживаю, вынуждая себя продолжить идти, словно ничего не произошло.

— Вечером будет холодно, здесь всегда так, — оповещает, пряча руки в карманы джинсов, а я запаздываю с ответной реакцией, поэтому киваю спустя несколько минут, поправляя бейсболку на голове за козырек. Стоит сказать «спасибо», так? Но смущение не позволяет.

Жаль, что идем мы не долго. Спустя какое-то время нам навстречу начинают попадаться люди — женщины, мужчины, старики, совсем маленькие дети с родителями. И я на автомате опускаю лицо, не желая встречаться с ними взглядом, пока один из маленьких мальчишек не врезается по неосторожности мне в ногу, поднимая на меня большие, зеленые глаза. Я с ужасом готовлюсь к тому, что его мамочка сейчас устроит скандал, но вместо этого женщина касается моего плеча, с виноватой улыбкой спрашивая:

— Вы в порядке? Простите, я сколько раз уже говорила ему по сторонам смотреть, совсем не слушается.

От неожиданности я хлопаю ртом, как рыба, но все же нахожу возможность дать ответ:

— Ничего, простите, — провожаю взглядом мамочку с ребенком, немного не понимая, что с этими людьми не так?

— Эмили, — Дилан зовет, ведь сильно отстаю, поэтому ускоряюсь, решая оставить размышления на вечер. К слову, он уже близился.

Мы вышли к небольшому городку, который во многом отличался от того, из которого мы приехали — здесь много соборов, узких улиц, невысоких зданий. Приходится перелезть через невысокий, совсем хилый, забор на поле, на котором пасутся овцы. Я с легким страхом наблюдаю за этими животными, вижу их впервые. Такое ощущение, что я попала в фильм восьмидесятых. Такая приятная атмосфера. Здесь ходят автобусы и электрички, есть дороги и машины, бары и клубы, забегаловки и рестораны, но все воспринимается мною иначе.

— Я голоден, — Томас подает голос, оборачиваясь к Дилану, тот осматривается, взглядом ища место, где можно недорого поесть:

— Бабушка сказала, что с шести часов открыт парк. Там есть дешевые забегаловки.

— Парк? — Я догоняю ОʼБрайена, заинтересованно спросив. — Это как парк развлечений?

— Кажется, я видел колесо обозрения, когда мы проходили мост, — припоминает Томас, видя, как внимательно я его слушаю. Мне доводилось издали видеть парк в нашем городе, но я никогда не была внутри.

— Можно пойти туда, вот только моей бабушке не говорите, что мы тратим деньги на еду. Она придет в ярость, — судя по выражению лица, Дилан не шутит.

Городок небольшой, но количество жителей не перестает удивлять. Стоило нам войти в парк, как нас окружили толпы людей, здесь полно родителей с детьми, так что я стараюсь держаться ближе к парням, чтобы не потеряться. А ведь могу, ибо никак не прекращу осматриваться: большие карусели, разновидные аттракционы, аромат попкорна и сладкой ваты… Здесь смешано столько потрясающих запахов, что голова идет кругом.

— Когда стемнеет, будет намного красивее, — Дилан держится близ меня, а его слова проходят мимо моих ушей. Черт, куда ж еще красивее?