Доспехи хоть и были начищены до блеска, новыми совсем не были — множество глубоких царапин подчёркивало то, что это боевые доспехи, а не красивые парадные. Глубокий рубец на грудном панцире переходил в жутковатый шрам на шее, выходящий на нижнюю челюсть и истончающийся чуть выше верхней губы. Если бы не этот шрам, лицо архангела Михаила было бы идеалом.

Белоснежные крылья подрагивали, то и дело сбрасывая налипающий снег, который был на них совсем не виден.

Две крылатых фигуры стояли друг напротив друга в тягостном молчании. Азраил буравил Михаила взглядом, но тот оставался спокоен. Его явно не трогали чувства стоящего перед ним.

— Где она? — Не выдержал и спросил Азраил.

— Кто? — Стальным голосом отозвался Михаил.

— Его душа. Я верну ему душу, и он вспомнит всё и сотрёт в пыль повергшего его.

— Ты ведь понимаешь, что даже если так случится, то ты будешь следующим.

— Я готов рискнуть! — Срываясь на крик, прохрипел Азраил, делая шаг вперёд и доставая меч из ножен. Ещё несколько шагов и меч тёмной стали упёрся в горло архангела. Тот был безоружен, но не дрогнул, не отступил — ни один мускул не дёрнулся на его лице. Оставаясь спокойным, подобно каменному изваянию, Михаил закрыл глаза, глубоко вздохнул и, сделав шаг назад, потянулся рукой к шее. Пальцы нырнули под доспех и через мгновение выудили оттуда цепь из белого металла, толщиной в палец ребёнка. Она оказалась достаточно длинной, Михаил снял её через голову. На ней висела небольшая хрустальная капсула, отдалённо напоминавшая по форме медицинские ампулы с лекарствами. Но внутри этой «ампулы» содержалось нечто более весомое, нежели лекарство — ярко-синее пульсирующее свечение билось внутри неё. Раскачивая резервуар, внутри рвалась наружу душа поверженного архангела.

Михаил, не глядя на светящийся резервуар, протянул цепь в сторону Азраила и, не дожидаясь, пока тот протянет руку, повесил её на лезвие меча. Аккуратно пальцем он толкнул её, и та заскользила по тёмной стали вниз к рукояти.

— Это ошибка, Азраил. — С этими словами Михаил отошёл ещё на несколько шагов и, развернувшись, расправил крылья. Через плечо он бросил взгляд на стоявшего позади Древнего, а затем, несколько раз взмахнув крыльями и сильно толкнувшись, взлетел. В воздух поднялись облака потревоженного снега. Когда они осели, хлопанья крыльев было уже не слышно — архангел Михаил покинул этот мир.

Некоторое время Азраил смотрел вслед улетевшему архангелу. Почти сразу, как он пропал из поля зрения, с неба повалил редкий снег, который достаточно быстро превратился в метель. Поднявшийся ветер завывал, швыряя в лицо Азраила горсти колкого снега. Он прикрыл глаза и отдался тем чувствам, что испытывал — холод, пронизывающий ветер, лёгкое покалывание от влетающего в лицо снега, а затем медленный спуск растаявших капель к подбородку и далее на шею и под доспех. Вой в ушах казался волчьим, но кому, как не ему, знать, как воют эти дивные звери — бёвульсы. Хотя их братья в этом мире — волки, недалеко ушли по красоте песни от древнего хищника, который не выжил в мире бездушных людей.

Потерявшие души выродки Древних родов были столь кровожадны, что даже будучи потерявшими рассудок дикарями они уничтожали всё и вся вокруг себя. А когда в них начала просыпаться память, они не удосужились остановиться. Сдержаннее, но они продолжали лить моря крови. Одно слово — люди…

Тяжко выдохнув, Азраил открыл глаза, щурясь от летящего снега, он огляделся — тело Немезии занесла метель, превратив его в два удалённых друг от друга бугорка. Расправив крылья, Азраил поймал ветер, подогнул колени, а через миг высоко подпрыгнул — ветер понёс его спиной вперёд. Несколько взмахов мощных крыл, и он воспарил над снежной долиной залива и, развернувшись, на попутном ветре понёсся в сторону берега.

— Анхель. Ответь на вопрос: что за Сатана из тебя там вырвался? — Трусцой семеня к подъезду, спросил Шекспир. Вопрос висел в воздухе уже давно, но никто не решался спросить. А в таких ситуациях язык Шекса самое то — никогда не выдержит и спросит, что более всего хочется.

Анхель посмотрел на него, и по взгляду стало ясно, что он и сам не знал, что это было.

— Понятия не имею. — Всё же дал очевидный уже ответ учитель. Голос его давал понять, что он не врёт, да и взгляд тоже. Вообще Анхель себя вёл, как нашкодивший ребёнок, который решил говорить правду, какой бы страшной она ни была. Только бы избежать наказания. А для Анхеля не было наказания хуже, чем недоверие его учеников.

Они шли первыми, точнее почти бежали. Вдобавок к холоду несколько минут назад добавилась метель. Следом за ними Вихрь нёс выбившуюся из сил Зверь. Обычно стоявшая до конца, девушка сдалась под гнётом холода и усталости. Анхель не стал пояснять, отчего после провала в памяти всем стало тяжелее идти, а особенно ей. Немезия выжала все соки из тела девушки, Анхель вовремя остановил это. При худшем раскладе она попросту могла не выжить от подобного «использования».

У Вихря на лице за то время, что они шли, налился весьма красноречивый синяк, покрывавший приличную часть лица с правой стороны. Глаз понемногу заплывал. Он часто дёргал шеей — видимо с ударом Анхель всё-таки переборщил ненароком. Оставалось надеяться, что ничего серьёзного. Хотя, по идее, ничего больше случиться не должно — трое повержены, а стало быть, миру больше ничего не угрожает до появления очередного Мессии — кажется, так гласит этот их Закон.

Наконец они дошли до подъезда, пикнул электронный замок, и дверь в тёплый подъезд отворилась. Анхель вошёл последним, пропустив вперёд Вихря со Зверью. Шекс уже вызвал им лифт. Анхель по привычке пошёл по лестнице — всё равно в лифт он бы уже не влез. Подъём не занял много времени. Квартира уже была открыта, вокруг Звери кипела активность — Шекспир наливал ванну с еле тёплой водой, Вихрь согревал до поры её руки, зажав между своих. Войдя, Анхель дал понять, что её пора переносить в ванну, Зверь отказалась от помощи и, покачиваясь, но дошла сама. Когда дверь защёлкнулась, Анхель не преминул напомнить процедуру отогревания, хотя все её и так знали.

Далее Анхель вскрыл небольшим ножом синяк Вихрю, спустив налившуюся кровь — выглядело жутко, но, по крайней мере, не заплывёт глаз полностью к утру. Да и синяк рассосётся быстрее.

Шекспиру повезло больше всех. Он, конечно, тоже кряхтел от боли в груди, но худо-бедно для него всё кончилось без травм, синяков и так далее. Зато он стал хоть на некоторое время усидчивее и тише — говорить, а уж тем более смеяться, было больно. Анхель подозревал если не перелом, то, как минимум, трещину в рёбрах, но надеялся, что обошлось без этого.

Из ванны слышались звуки льющейся воды и тихие сдержанные стоны Звери. Дело понятное — для неё сейчас и еле тёплая вода кипятком казаться будет, после подобного переохлаждения. Но она сильная — выдержит. Она сама шла бы, пока не упала замертво. Сила её вредной натуры велика, но у всякой силы есть предел.

Устало Анхель плюхнулся в кресло, рядом на диване сидел Шекспир. Вихрь на кухне спускал кровь из синяка на лице — то ещё зрелище. Иногда он болезненно шипел, но не более. Маленькое зеркало, в которое он осматривал результат своих действий, и то было забрызгано кровавыми каплями. Да и весь он выглядел, как викинг, вышедший из боя.

Анхель закрыл глаза — веки облегчённо упали и мгновенно налились свинцом, не желая быть открытыми хотя бы до утра, а лучше до полудня. Слишком много времени он жил, как на иголках, и вот, кажется, всё наконец-то закончилось. Закончилось…

Анхель вскочил с кресла, жадно глотая воздух.

— Марла! — Выпалил он. В суматохе всего произошедшего они совсем забыли, что её тело, вероятно, так и лежит там, на проспекте. Как такое вообще могло произойти — они потеряли члена команды не более пяти часов назад, но уже забыли о ней. А сколько сейчас вообще времени? Анхель включил компьютер — часы на нём показывали 6:10 — прошло больше, чем ему показалось, но ненамного. Видимо, тот пространственный прыжок сбил его внутренний хронометр.