Анхель пригляделся, хотя, по чести сказать, не находил в этом ничего приятного. Но он оказался прав — ему не показалось. Маска страха и боли пропала с детского личика. Глаза, мёртво смотревшие вдаль несколько секунд назад, сейчас пялились на него. Смотрели прямо ему в глаза. Анхель отшатнулся от неожиданности.

По щеке девочки пролетела тень ухмылки. Нет — это не посмертные конвульсии. Голова противно улыбнулась ему…

— Это только начало, Мессия. — Проговорила она вдруг мерзким дребезжащим голосом. Голос был вполне детским, но к нему было примешано что-то ещё, словно скрежет по стеклу.

Анхель замер, не зная, что делать. Голова вновь улыбнулась ему, причём далеко не детской улыбкой, а мерзкой и похотливой. Так, наверное, улыбаются маньяки-педофилы своим жертвам. А затем разразилась смехом. Совершенно сумасшедшим и диким, если не сказать, припадочным.

Анхель попятился и упёрся в дерево. Неожиданно для него оно оказалось мягким и начало его обволакивать, словно втягивая в себя. Попытки вырваться от засасывающей его силы ни к чему не привели, и он сдался, закрыв глаза. Анхелю хотелось завопить от ужаса, но он прикусил губу и с трудом закрыл себе рот ладонью. Мягкое и чуть тёплое обволакивало его уже полностью. Темнота прорезалась звуками проезжавших машин, разговоров, лаявших вдалеке собак…

Анхель открыл глаза — потолок.

Тот самый потолок, под которым он вчера вечером уснул. Он был в цепких объятиях своего же одеяла, в которое он в пылу сна закрутился, как в кокон. Ладонь накрепко зажимала рот, напрочь лишая шанса как кричать, так и глубоко вдохнуть, чего сейчас очень хотелось.

Как хорошо, что он жил один, и никто не мог наблюдать этого…

Отняв ладонь ото рта, он глубоко вдохнул и выдохнул. Выпутался из одеяла и сел. Просидев достаточно долго, он посмотрел на лежащий около кровати телефон. Тумбочки не было, и телефон лежал на полу. Некоторое время борясь с какими-то мыслями, он всё-таки поднял его и углубился в записную книжку. Найдя нужный контакт, он нажал на вызов. Закрыв глаза, ждал. Гудки продолжались достаточно долго, но тут оборвались:

— Внемлю, учитель.

— Шекспир, можешь собрать наших сегодня?

— Да не вопрос. А что такое?

— На месте объясню всё. Разговор серьёзный — пусть всё будут.

— Хорошо. Во сколько?

— Давай часов в семь в зале.

— Лады. До встречи, значит.

— До встречи. — Анхель отключился. Глаза он так и не открыл. Телефон он не выпускал из рук, крепко сжимая его. Разговор будет действительно из ряда вон.

Выдохнув ещё раз, он отложил телефон и встал, направился в душ, где и пропал почти на час.

Зал, в котором обычно собирались Анхель и его кружок фехтования, находился в Красногвардейском районе в здании техникума. Просторный и удобный. Протекающая крыша не в счёт.

На куче матов, набросанных в произвольном порядке, лежал парень лет двадцати. С мечтающим взглядом он рассматривал потолок, мимика лица выражала активную мыслительную деятельность. Хлопнула дверь, послышались шаги. Парень наклонил голову и, увидев вошедшую девушку, поднял руку.

— Здорова, Шекспир. — Махнула она ему в ответ. — Я первая?

— Я — первый, ты — вторая. — Улыбнулся ей парень. Затем он принял сидячее положение. Девушка закатила глаза.

— Вечно вовремя прихожу и потом жду всех. — Забурчала она себе под нос.

— Немчура ты Немчура, что с тебя взять? — Посмеиваясь, проговорил Шекспир.

На самом деле девушку звали Леонтия Шейль и она по отцу была немкой. Немчурой её звали все и так как это почти правда, она не обижалась. Она вообще была не сильно обидчивой. Она всегда была сдержана в делах и словах, пунктуальна и щепетильна ко всему — немка, собственно. Лишь неряшливая причёска была исключительно местной.

Хвост или косу она делала только во время тренировок или в дальних походах, а так — длинные неряшливые волосы почти до талии жили своей жизнь. Вкупе с одеревенелой походкой и постоянно грустным взглядом — это немного раздражало глаз, но лишь слегка. Девушка она была вполне образованная, хотя читать не очень любила, ей больше нравилось рисовать, писать стихи на одну и ту же тему и разводить флуд в интернете.

Шекспир же был типичным молодым писателем. Постоянно что-то сочинял и завсегда отмачивал шутки про всех и про всё. Он был из тех, кто в любом коллективе свой и кто всегда сможет найти общие темы с кем угодно. Он всегда был на волне креатива, как типично писательского, так и стилистического. Никто не удивлялся, когда он вдруг приходил с зелёными волосами или в джинсах невероятного оттенка с безбашенной нашивкой.

Творчество из него прямо-таки пёрло, и он весь этому порой отдавался. Играл на гитаре, пел свои песни, иногда сочиняя их на ходу.

У него была не слишком короткая и не длинная стрижка, несколько серёг в левом ухе, масса фенечек, цепочек на руках. Постоянная небритость ему на редкость шла и придавала немало шарма его внешности. Обычно летом или, как сейчас, тёплой осенью он носил какую-нибудь рубаху а-ля восьмидесятые, тёртые джинсы и неизменные кеды, которые до сих пор активно поставляет Китай.

— Да! Мне есть чем гордиться — я хоть не опаздываю вечно.

— Возьми с полки пирожок. — Раздалось из коридора. Двое повернулись на голос, и зал вошёл высокий парень с длинными светлыми волосами. — Я, кстати, тоже вовремя — и мне пирожок.

— Ну, вот и Депп пришёл. — Просиял Шекспир. — Как оно?

— Как обычно. — Ответил Депп, пожав плечами.

Один из самых своенравных членов команды. Несмотря на некоторый консерватизм и напускной темперамент, он всегда был себе на уме. Мог внезапно всё бросить и уйти или, напротив, упорно работать над чем-либо, не обращая внимания на усталость или негатив. Наоборот — негатив к себе он обожал. Порой специально натравливал на себя кого-нибудь, чтобы насладиться моментом, когда на него орут, хотя драки не любил. Поэтому одним из любимых занятий было ползать по социальным сетям и заниматься троллингом. Был неглуп и вполне начитан. Книга всегда была при себе — неважно, какая, он читал всё, что ему хотелось, а порой она была в сумке только для веса.

Выглядел он почти как Шекспир, но предпочитал более новые веяния: тёмные шёлковые рубахи, закатанные джинсы, кроссовки, а в непогоду военные берцы. Бывало, конечно, он приходил в громоздких Рэнджерах, которые были ему почти до колен. В данном случае он приходил раньше потому, что нужно было минут пять, чтобы выбраться из них. В них у него были исключительно зелёные шнурки — ему так нравилось.

Волосы у Деппа были длинные, до плеч, а то и ниже. А также аккуратная бородка, обрамляемая обычно одно-двухнедельной щетиной. На левой руке у него была татуировка, смысл которой был понятен только ему. Остальные же видели огромный крест-дерево, опутанный колючей проволокой, с висящими на ней разными символами. Само дерево, как он объяснял, отражало его жизнь, и иногда обновлялось.

— А все как обычно? — Спросил он.

— Естественно.

— Ясно. А что будет-то?

— Сэнсэй сказал, серьёзный разговор намечается.

— О как. Кто набедокурил? Не я!

— И не я. — Тут же развёл руками Шекспир. Затем дружно глянули на Немчуру. Та сидела у стены на скамье и что-то делала в телефоне. Но, почувствовав на себе взгляды, посмотрела туда-сюда и отрицательно покачала головой.

— Скукота… — Усмехнулся Депп.

Дверь хлопнула вновь, и послышались шаги более одного человека. В зал вошли трое — двое парней и девушка. Войдя, они огляделись, начались перекрёстные приветствия. К центру зала вышел Шекспир и на манер некого великого оратора произнёс, подняв руку:

— Засим осталось двое не явившихся. Скажите же, кто, по-вашему, будет последним? — С секунду помолчав, он продолжил уже обычным голосом. — Вот гадом буду, Зверь прискачет последней.

— Поддерживаю, отозвалась Немчура, так и не отрываясь от телефона.

— Ставлю на Вихря! — Прокричала вошедшая девушка.

— Я с Марлой согласен. — Покивал Депп.