Увижу ли я следующую осень?
Пронзила вдруг шальная мысль. Отец Филип провёл рукой по лицу, что за последние годы стало словно чужим — старым, морщинистым. Взгляд упёрся в землю. Он понимал, что ничто в мире этом не вечно, а он тем более.
Анхель! Вот он куда дольше проживёт, чем многие, знающие его. Просто двадцать четыре года как он в этом мире. И лишь шрамы его затянулись, в остальном он всё такой же молодой, как и при первой «встрече». Ни единой морщинки не рассекло лицо его, не ушла сила из рук его. Что с него взять? Он же ангел.
Спускался вечер, Солнце, наверное, уже село, за облаками не видать. Но темнеть постепенно уже начало, а значит скоро ночь. Сколько же я тут просидел? Вроде немного, но, кажется, достаточно, чтобы устать старому телу. Но нет — священник поднялся, опершись на палку. Да, без неё теперь никуда. Левая нога болит в последнее время всё сильнее, порой и ночь не спишь совсем, как ноет. А порой и крикнуть хочется от неожиданного укола боли.
Старость… чего ещё ждать? Скоро и к Богу призовут — пора уже. Достаточно пожил. И пожил достойно. Осталось поведать Анхелю некоторые тайны, кои он умолчал, но пора их рассказать. А там и к Богу не страшно.
Горизонт заливало темнотой, заметно холодало, ветер становился сильнее. Листья громче зашуршали по желтоватой траве. По небу пронеслась стая птиц к своим гнёздам. Недалёкие ясени под ударами ветра сбрасывали первые листья. Природа готовилась к переменам, которые приведут к обновлению. Природа не знает слова «смерть». Всё, что умирает в природе, рождается снова и так год за годом.
* * *
Анхель вернулся затемно. Священник сидел на последней скамье в храме и, кажется, спал.
— Отче? — Осторожно спросил он. Священник открыл глаза и повернулся к нему.
— А, Анхель. Ты вернулся. — Он улыбнулся. — Присядь со мной.
Анхель, помедлив немного, сел рядом со священником. Ему не понравился тон, с каким говорил его наставник в этом мире. Что-то было в нём… прощальное.
— Я слушаю тебя.
— Да — слушай. Выслушай то, что я давно должен был поведать, но почему-то боялся. Надеюсь, ты простишь это старику.
Долгое время я считал эти события несвязанными Провидением, их подозрительно много выпало на мою долю. Но за последние несколько лет я понял, что это звенья одной цепи. Помнишь, я тебе рассказывал про одержимую девочку Терезу? — Анхель кивнул. — И ты помнишь, чем всё закончилось?
— Она умерла.
— Верно. Вот только это не всё. Когда она навеки застыла, высказав страшные вещи, кои повторять страшусь по сей день, то в храме отворилась дверь. Я обернулся и увидел… Я думаю, что я это действительно видел. Что мне это не померещилось. Человек в чёрном. Точь-в-точь как тот, которого мы видели на берегу Новы. Но я видел его в настолько краткий миг, что уверил себя, что это наваждение. Дверь захлопнулась обратно, и больше я никого не видел. Я побежал к двери, открыл её, но никого не было. На земле остались его следы, всего несколько шагов он сделал и след оборвался. А после дождь смыл и те отпечатки босых ног.
Когда он встретился нам, мне показалось, что он мне слегка кивнул с мимолётной тенью улыбки. А может, я всё это понапридумывал, припомнил тот морок. Он сказал тогда, что ответы заключает твой меч. И тогда я решил попробовать то единственное, что мог — я срисовал руны с меча и отправился в Ватикан.
— Ватикан? А сказал ведь совсем иное. — С ухмылкой произнёс Анхель.
— Ну да. — Засиял и отец Филип. — Мне показалось, что если я скажу, что на год уеду в город для помощи умирающему епископу, ты не пойдёшь туда за мной. Ты не любишь города.
— Старый хитрец…
— Прости меня. Это было… для общего блага.
— Ты ведь знаешь, как Я отношусь к подобным фразам.
— Знаю. И правильно, что ты так справедлив к себе и словам своим. Немногие люди так могут.
— А могут ли вообще?
— Не об этом речь.
— Ватикан. Ага — помню. Что ты узнал?
— Скажу только то, что найти упоминания о подобных писаниях было очень сложно. Почти два месяца я потратил, чтобы найти записи очень древних времён о подобной письменности. И когда нашёл, я ужаснулся тому, что это значит.
Эти письмена — руны, древние, притом намного, чем всё, что известно нам, простым людям. Ватикан хранит свои секреты очень ревностно, и мне было нелегко пробиться в святая святых его библиотеки.
Смысл этих рун неясен до конца. Точнее, трактовка есть, даже две. Но они противоположны.
— То есть как — противоположны?
— Я не знаю, кто и как это заметил, но руны, если прочитать их через отражение, дают обратный смысл тому, если читать так, как они есть.
— Ничего не понял.
— Читая так, как они есть на твоём мече, мы получаем «Несущий меч сей — воин света, что идёт по дороге против тьмы». А если прочитать их в отражении, например, речной глади, то руны приобретают следующий перевод: «Тьмой порождённый несущий сей меч и свет его первый враг».
— Как так может быть? — Возмутился Анхель.
— Я не имею ответов на эти вопросы. В Ватикане наверняка есть ещё что-то помимо этого. Но меня торопило время, я не смог изучить всё.
— Это всё, что ты хотел мне поведать?
— Пожалуй, что да.
— Мог бы и раньше. Нет в этом ничего страшного.
— Я боялся, что ты…
— Сбегу, что ли? — Усмехнулся он. Священник улыбнулся в ответ и согласно кивнул. — Ох, и глуп ты, отче, хотя и монах.
На этих словах разговор был завершён.
* * *
Стук в дверь разбудил обоих, спящих в своём доме около прихода. Стучали усердно, хотя и осторожно. Анхель поднялся первым, открыл дверь — время было чуть свет. У дверей стояли двое — это были рудокопы из недальних штолен, где добывали серебро. Вид у них был, мягко говоря, оторопелый.
— Анхель! На нас напали. — Выпалил стоящий справа Вацлав.
— Зверьё какое-то дикое. — Подхватил столь же запыхавшийся Милан.
— Что за зверьё? — Удивился Анхель. Не было тут такого зверья, чтобы за ним бежать средь ночи пришлось. Двое замотали головами.
— Да толком не разобрали…
— Здоровые, на волков похожи…
— Хвост тока длинный…
— Ага. И здоровенные. Я сперва подумал — медведи…
— Да какие медведи? Как есть волки! Только очень большие!
— А хвосты как у крыс!
— Тихо! — Крикнул Анхель. Поток панических фраз, сыпавшийся из перепуганных рудокопов, смешивался, и понять что-либо становилось сложно. Он ткнул пальцем в старшего Вацлава. — Говори нормально, что да как?
— На жилу, значит, напоролись вчера, уж расходиться хотели. Да там такая жила, что чуть с ума от радости не сошли. Не оставлять же! Кинули жребий, треть осталась сторожить — времена, сам знаешь. Ну вот. Стемнело, сидим, байки травим. Тут слышим, крадётся кто-то и вроде бы не один даже. Мы кирки да молотки похватали. Пару факелов бросили вперёд, где шумели, а там… А там! Трое зверин, каких в жизни не видывал. Волки — вот такие ростом. — Он приложил ладонь к своему плечу. Роста он был выше среднего, на голову ниже Анхеля. — Мы обалдели. А эти на нас. Ну, мы вроде факелами стращать, да куда там — не боятся. Януша и Филипа разом схватили зверюги, да как швырнут оземь. Глядь, неживые уже. Нас там семеро было, и тут вмиг пятеро осталось. Дальше, только как бежали с Миланом, помню. Да крики позади — мы-то сбегли, а наши-то там все, поди, полегли от зверюг…
Голос предательски сорвался и он умолк. Милан стоял рядом, обхватив себя руками, да не слабо притом. Он из последних сил старался сдержаться и тоже не разрыдаться. Вацлав сел на землю, утирая рукавом предательские слёзы.
— Что за напасть? — Послышался голос отца Филипа. Анхель обернулся, священник стоял в дверях и, видимо, слышал всё. Хотя, как иначе-то?
— С рассветом туда пойдём, не раньше. — Твёрдо скомандовал Анхель. — Милан, иди в деревню, буди моих, пусть топоры берут и сюда. Как Солнце встанет, пойдём к штольне.
Милан молча, отрывисто кивнул и трусцой побежал от домика вниз по тропе. Вацлав так и сидел на траве. Анхель прошёл в дом и скоро вышел со своей сумкой-ножнами. Вид у него был озабоченный, но он держался достойно. Ему не пристало нервничать лишний раз — не водилось за ним такое.