Они говорили за завтраком о какой-то сущей ерунде, давно такого не было. Погода, цены, планы на лето, воспоминания о каких-то людях (в такие моменты Доминик даже дышать боялся), а потом – снова молчаливый перекур и такая же поездка. Доминик повторял свой конспект, чтобы было чем блеснуть на собеседовании, об остальном он не переживал, а Мэттью отсутствующим взглядом наблюдал за дорогой и ходом движения.

Он был водителем от бога, раз не разбился еще в Сочельник.

Глядя в приоткрытое окно на залитый солнцем и потрепанный недавней непогодой Плимут, не верилось, что когда-то асфальт покрывали лужи и даже небольшой ковер из снега, который все равно растаял через пару дней.

Легкий ветер трепетал его волосы, и Доминик засунул пальцы в окно, чувствуя, как они начинают холодеть.

– Ты вертишь меня по кругу, детка, по кругу, – пробормотал Мэттью. Это было уморительно – его в целом нечитаемое лицо и задорный басок из колонки в двери.

Этот момент был последней возможностью расслабиться и не думать ни о чем, прежде чем Доминик начнет таскаться по делам и утомлять себя, поэтому он откинулся на сиденье и закрыл конспект, повторяя за Мэттью:

– Ты вертишь меня по кругу, детка, как пластинку, детка, по кругу, кругу, кругу.

Они переглянулись и улыбнулись – Доминик широко, Мэттью в силу своих возможностей.

Под конец поездки не хотелось вылезать из машины.

– Моя любимая, – едва слышно шепнул Мэттью, Доминик скорее прочел это по его губам.

– Хорошего дня, мистер Беллами. Если буду нужен – только позовите.

– Обязательно, ma joie.

Мэттью будто ждал чего-то, и Доминик положил его ладонь к себе на колено и тихонько сжал, а после собрал монатки и вывалился из серого Рено.

Ему за эти четыре часа было и неловко, и невыносимо, и хотелось рухнуть на ближайший стул и не двигаться, а после хотелось бить морды каждому мимо проходящему, и когда он все-таки добрался до своей аудитории, в которой сидели, возможно, те же люди из TEFL, он заколебался на секунду. Потом отряхнул невидимую пыль с белоснежной рубашки и облокотился о небольшой столик в коридоре. Ему уже было все равно. И бесконечные переговоры, и обсуждения других студентов его раздражали. Хотелось смыться.

Он договорился пойти пятнадцатым и, оглядев толпу, тихонько свалил.

Когда на телефон пришло сообщение «вы сейчас пропустите свою очередь», Доминик чуть не подавился кофе. Он рисковал обжечь язык, так быстро он допивал остатки черного божества, и все равно не мог прийти в себя, даже когда бежал в другой корпус, сломя голову.

Там его уже ждали.

– Фрэнсис зашла, – он понятия не имел, кто это. Наверное, та блондинка немного в теле, что охраняла тут дверь битый час.

– Кто-нибудь уже выходил? – спросил Доминик, чувствуя первые признаки волнения, и постарался дышать как можно глубже.

– Ништяк! – орал где-то в конце коридора Нестер. – Я попал! Я француз, вашу ж мать!

– Заткни свой французский рот, – шикнули сразу несколько человек, и снова в коридоре воцарилась напряженная тишина. Нет, эти люди не хотели ждать в соседней аудитории – они хотели торчать под дверью и обсуждать собственные недостатки.

Почему-то Доминик зашел спокойный как слон, но, вытянув первый вопрос, очень смутился. Он не чувствовал паники, но руки его тряслись сами по себе. Он никогда не замечал за собой излишней нервозности, однако. Он просто прочел вопрос.

Подпункты имели уклон и в психологию, и в методику, но Доминик, про себя фыркнув, взял предложенный листик и назвал себя.

– Присаживайтесь и ожидайте.

Секретарь, видимо, пришла из другого корпуса. Он ни разу ее не видел на устных экзаменах.

Остальное время Доминик ковырялся в носу, похихикивая с околесицы, которую несла его блондиночка в теле. Ее речь кишела фонетическими ошибками, и ему было почти неприятно понимать, что эта леди тоже совсем недавно учила детей. Доминик задумался над тем, когда же люди перестали предъявлять жесткие требования к учителям. Он пометил на бумажке и это тоже. Как говорил мистер Беллами, никто не предъявит учителю требования выше, чем он сам. К остальным он просто не будет прислушиваться. Такова гордыня учительская.

Доминик от волнения улыбался, много хихикал и глотал окончания слов.

Когда мистер Беллами спросил у него, каков был его ответ, Доминик мог только сказать:

– Я не помню, мистер Беллами. Я не помню. Я помню только «спасибо, ожидайте ответ, мистер Ховард» и… все?

– Как вы чувствуете себя?

– Я горы готов свернуть! – Доминик схватил кружку с крепким кофе, который мистер Беллами «одолжил» у Капраноса.

– Вы же хотели отдыхать?

– Уже не хочу.

Доминику было так хорошо, как не было давно. Он понял, что только что все его мучения закончились. Что все было позади, и один год магистратуры, наполненный кучей непонятных и даже диких вещей тоже. Поразительно, но мистер Беллами будто разделял его настроение, однако Доминик решил не тешить себя фантазиями.

– У меня есть мастер-план, – мистер Беллами почесал подбородок, усаживаясь с кружкой за свое место напротив Доминика.

Доминик только брови вскинул.

– Я могу узнать, – он запнулся, – хотя я и так уже знаю – прошли вы или нет.

– Вы вошли в привычку льстить мне. Это очень странно.

– Вы поедете в Париж, моя радость. Вы едете в Париж.

Несмотря на то, что Доминика беспокоили мысли о мистере Беллами и его одиночестве, после довольно долгого перерыва на одного очень надоедливого студента, он не мог удержать широкую улыбку от фееричного появления на своем же лице. Она распласталась там, как ленивый пятиклашка, который отказывался делать уроки.

Доминик не мог не улыбаться. Он мечтал вернуться в Париж с тех самых пор, как покинул его.

– Чем вы будете заниматься?

– Разбираться в себе, наверное, – Мэттью пожал плечами.

– Если вы узнаете сегодня, с меня минет.

Капранос зашел на самом интересном, и то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал. Он напевал себе под нос песню.

– Очередные художества? – спросил с издевкой мистер Беллами.

– Ага! Сте-ре-гись, мистеру Беллами сдаем, мистеру Беллами сдае-е-ем.

– Я тоже рад вас видеть, – пробормотал мистер Беллами и уткнулся в какие-то бумажки едва ли не носом.

– На пересдачу попадем, – продолжал Капранос. На пристальный взгляд Доминика он лишь спросил: – Что? Я распеваюсь, между прочим.

– Черт, – Доминик подскочил с места. – Валери найдет меня. Если мистер Капранос здесь, то и она тоже.

– Бегите, – прогудел мистер Беллами, дернув бровью.

Даже не оторвал взгляда от своей макулатуры. Не то чтобы Доминик обиделся, он просто ожидал иного прощания. Но обещание разузнать все до вечера до того раззадорило, что он буквально слетел по лестнице с четвертого этажа.

Чудесным образом Доминик проработал еще полдня, чтобы иметь возможность обнять своего мистера Беллами, когда тот приехал забрать его с работы.