Доминик старался не терять чувство уверенности в собственных действиях, хотя именно Мэттью был тем, кто медленно подавался назад. Сосредоточение на ощущениях принесло Доминику спасение – он наконец-то понял, оказывая ответную услугу и посасывая пальцы Беллами, как это делается.

Мэттью стонал от каждого движения, свободной рукой сжимал простыни рядом с головой Доминика так сильно, что тот мог слышать треск и шелест сминаемой ткани. Этот, возможно, казавшийся кому-то мучительным и долгим процесс был похож на систему обучения-контроля – сначала он осторожно складывал в вашу голову знания, расширял возможности вашего ума, снова и снова повторял одно и то же, а потом имел полное право жёстко раздолбить на экзамене.

– Oh, well, – протянул он так, что Доминик весь покрылся мурашками.

Ему снова казалось, что происходит что-то необратимое. Все эти события, секс, ссоры, слегка пьяные поцелуи, божественное присутствие делали из них других людей.

Этот холодный мистер Беллами был сплошной животный импульс, сочетающий все возможные противоречия в себе. Этот мужчина невообразимого ума, обменявший его на полчаса на чужом члене. Он умудрялся делать с телом Доминика невообразимые вещи, отказывая «проклятой рациональности», несмотря на то, что того самого места, которым обычно всё заканчивалось, было вполне достаточно.

Доминик никогда не думал, что он настолько дубовый любовник, потому что Беллами творил с ним такое, отчего простыни потом можно было просто выжимать. Не упоминая того, каким чертовски тугим он был и как он сжимал зубами в нужное время в нужном месте, пока его руки зарывались в волосы или сжимали плечи.

Трахать его попросту было высшей наградой, потому что он был инстинктивным богом, даже когда без лишних церемоний пользовался моментом.

– Руки на бёдра, – приказал он. – Я долго буду ждать?

Доминик распахнул глаза, слабо осознавая, что последние как минимум пять минут он провёл в параличе от настоящего экстаза. Совсем скоро Доминик прочувствовал все недостатки своего пресса, подаваясь навстречу, но ему было плевать на боль в мышцах. Он смотрел перед собой и ничего не видел. Чувство реальности лопнуло, как воздушный шарик, Доминик поплыл на волнах, которые накрывали его с головой, начиная откуда-то с колен, но всё это, понятное дело, было лишь отговоркой воспалённого ума, который просто не мог осознать такое количество удовольствия.

Сверху влепили пощёчину.

– Я сейчас потеряю… сознание, – просипел он. Доминик и сам не заметил, как голос сел от стонов.

Руки вцепились в горло, всё поплыло перед глазами, и последний укус не смог спасти его – он подмахивал на пределе возможностей, крупно дрожа, и чуть не умер от облегчения, когда кончил.

Он не мог понять, потерял он сознание или нет, но ему казалось, что кто-то…

Первым, что он увидел через неопределённое количество времени, еле разлепив глаза – тонкую нить проводка, следующего в небольшое ухо.

– Ты… – в глотке расположилась пустыня. – И давно ты трахаешь меня, пока я без сознания?

Мэттью снял наушник и щёлкнул пробелом.

– Всего лишь второй раз. Не о чем волноваться.

– Теперь у меня официально болит всё. Мой пресс убьёт меня завтра, – сказал Доминик и простонал, жалея, что так резко поднялся с кровати.

– Верхняя часть бёдер и ноги тоже.

Казалось, его забавлял ковыляющий по номеру в поисках более-менее чистых вещей Доминик.

– Какого хрена здесь нет ванной. Хочу в ванну, – Доминик остановился на полпути к шортам и ткнул в Беллами пальцем. – И больше никакого насилия.

– Я вам больше скажу, – сказал Мэттью с издёвкой, – что вы, мистер Ховард, вряд ли бессознательны, когда стонете как сучка.

– Вы чёртов некрофил-любитель, мистер Беллами, – фыркнул Доминик и захлопнул за собой дверь, слыша только тихий смех вслед.

Успокоив себя тем, что всё вернётся на круги своя сразу же после концерта, а потом они отоспятся и приедут домой, чтобы продолжить существовать как раньше, Доминик предался отнюдь не ласковым струям воды, смывая с себя отвратительную липкую корку. Некоторые вещи, конечно, было проще не знать. Чёртов извращенец, кто бы мог подумать.

Доминик не выдержал и пяти минут. Он распахнул дверь в комнату и тут же поскользнулся, а после заявил:

– Расскажите, как это было, и вы прощены.

– Мы курили травку, вы чуть не блеванули, я немного подождал, – Мэттью склонил голову и лёг на руку, продолжая говорить тоном пересказа прогноза погоды на завтра. – Потом вы вырубились, и я просто не удержался.

Он пожал плечами. Доминик не мог не смотреть на его левую руку, как и обычно – в любой другой момент он бы припал к кресту губами, но кое-что ему всё же мешало. Чёрт возьми, как можно было додуматься трахать человека, который потерял сознание?!

– Не волнуйтесь. Вы кончили.

– Что?

Доминик ещё пару минут постоял, а после резво потянулся к своей сумке с вещами, тут же пожалев об этом.

– Знаете, я прогуляюсь. Подышу воздухом.

– Мистер Ховард? – уже на выходе затормозил его Беллами. – Телефон.

– Я бы не потерялся, – Доминик закатил глаза, но телефон взял. Злиться на него было просто невозможно.

Выпив на террасе ближайшего паба пива, Доминик почувствовал себя куда лучше. С ним пытались познакомиться девушки со странным акцентом, но он был настолько безволен в разговоре, что они перебазировались в помещение, чтобы выловить там добычу поживее. В голову не лезло ни единой мысли, ни воспоминания, ни даже кусочка. Он был пуст, как бокал без вина, и с безразличием впитывал в себя румяный вечер. Розовый в небе смешивался с лазурью, люди смешивались друг с другом тоже, воздух портила ближайшая клумба с дурацкими ярко-сиреневыми цветками с четырьмя лепестками, которые, казалось, выращивали по всей Британии (и в Ирландии, наверное, тоже). Мужчины входили офисными клерками, возвращались пьянчужками с расстёгнутой рубашкой и бутылкой дешёвого пойла подмышкой.

В этой части города не курсировали бобики, так что народ просто предавался своей вечерней понедельничной рутине, ел невкусную рыбу и бургеры без кетчупа, предлагал друг другу прикурить и читал книжки на ходу.

Чем позже становилось, тем интереснее и однообразнее становились действия окружающих, и прервать естественное движение людей по их обыкновенным жизням могло только сообщение от Мэттью.

Купив бумажек для самокруток, Доминик закурил по пути назад, морщась от горечи, которую он успел позабыть. Огни Лондона могли стать и его огнями на один или пару вечеров. Завернув куда-то не туда, он наткнулся на огромную вывеску с рекламой дельта тура и сделал на память фото.

На следующий день, продвигаясь к остановке, Доминик и мистер Беллами нашли того, кто не отказался запечатлеть на камеру очередных фанатиков – люди делали это так, будто подобные просьбы поступали им по десять раз на дню. Эта фотография ещё долго будет стоять у мистера Беллами на рабочем столе, и, возможно, не раз избавит его от безумия.