Грустная улыбка и то, как мистер Беллами склонил голову набок - как Мэттью склонил голову набок - почти испугали Доминика. Это была шутка, ничего более. Мэттью даже нравились грубые шутки, он считал шуткой уже закинуть такую шутку, но никогда не угадаешь, с чего он может смеяться.

Вместо этого он, опробовав душ, едва не убитый скользкой напольной плиткой, завалился в огромном полотенце в постель смотреть глупые ситкомы. Как только Мэттью подсел рядом с книжкой, Доминик счёл своим долгом закинуть на него все возможные части тела.

– Что случилось с вашим давним знакомым?

– Это ещё каким?

– Духом приключений, пылающим адским пламенем.

Доминик улыбнулся.

– На данный момент, моё приключение – вы, мистер Беллами.

Хотел ли Мэттью, чтобы он уточнил? Никогда не угадаешь такие вещи.

– Я бы не променял вас на целый Лондон со всеми его шестью миллионами.

– Восемью.

– Тем более.

Начинало темнеть. Мэттью не читал. Доминик понимал это даже не по отсутствию бегающего взгляда, а по выражению лица. Он искренне надеялся, отобрав у Мэттью книгу, что глупые калифорнийские шутки хоть немного отвлекут его, и он и правда не в пример внимательно смотрел серию, а может и просто думал о чём-то. Доминик любил смотреть на его лицо. Мистер Беллами был воплощением теста Сонди в одном лице – лишь изгиб его брови мог показать человека, с которым вы бы никогда не хотели иметь дел, а в уголке губ скрывалось страстное желание или даже затаённая злоба.

Хотя Доминик всегда выбирал такие портреты до встречи с Мэттью. Тонкие, острые, точёные. Мягкость или рыхлость в лице всегда его раздражала. У Мэттью тонкие губы, две идеальные нити, а всё лицо из-за прикуса будто стремится в мир, рассекает любое мнение, чтобы постановить своё собственное.

«Грозящее опасностью повышение эгоистических тенденций. Нарциссизм, аутичность. Инфантильная сексуальность как след пережитой в детстве травмы, проявляющаяся фетишизмом, садомазохизмом, эксгибиционизмом» - он столько раз прокручивал эти строчки в голове. Чтобы не думать о том, о чём бесполезно было думать, Доминик даже не пытался делать вид, что смотрит им же включённое. Он скользнул пальцами под серую майку, которая явно была больше Мэттью на пару размеров.

– Я смотрю это, хоть и не хотел. Как вам удаётся обманывать меня, мистер Ховард? – сказал он.

Поцелуи у линии волос сводили Мэттью с ума. Доминик удивлялся, находя на его теле такие места, пару секунд воздействия на которые хватало, чтобы довести его до финиша. Чаще всего, он не пользовался этим внезапным знанием, которое далось ему после совместных посещений душа.

– Это полотенце чудно на вас смотрится.

– О, да, – шепнул Доминик. От соприкосновения с прохладным воздухом кожа, казалось, приобретала особую чувствительность. Или же Мэттью тоже подобрал пару десятков простых комбинаций к его телу.

Ничто не останавливало Мэттью, кроме распахнутого банного полотенца. Жаль, что ему было суждено быть запачканным кое-чем не самым приятным, Доминику оно нравилось. Вот так он думал о полотенце, чтобы не кончить; божественный минет и прослушивание сольников задвинули запланированный тур по Лондону в полку как минимум до полуночи.

Всё, чтобы не думать о том, где и как он двигает языком, а только чувствовать, чувствовать, чувствовать.

– Вы хотите, чтобы я перешёл на…

– Будьте так добры.

Он задохнулся этими словами. Не было ничего, что могло бы лишить дыхания за секунды, кроме этого взгляда поверх очков, а потом – ниже некуда.

– Геи знают толк в минетах, – сказал Доминик. И он не мог сказать это хуже.

На самом деле, было очень неловко, ведь прятаться в маленьком номере с видом на рабочий квартал было некуда. Мистер Беллами просто встал лицом к окну. Это явно был не день для дурацких шуток – да и вообще, они всегда удавались ему плохо, возможно он не был ни недалёким, ни ребёнком, ни американцем.

– Что за дерьмо я сказал, – Доминик обернулся полотенцем хорошенько, пытаясь контролировать собственное тело и не вести себя как кролик. Подобравшись сзади, Доминик целовал его плечи и шею. – Ну же. Пожалуйста?

Кто угодно (наверное) уже через час бы сдался, но не Мэттью. Доминик просто слишком расслабился, а ещё – очень сильно злился. Он вспоминал, что ещё двенадцать часов назад думал, что любит этого человека, а потом хотел утопиться, засунув голову в раковину. Мэттью слушал песочные часы и гадал на узорах, раскинутых по потолку бурным потоком машин за окном.

Мэттью позволил ему сделать себе минет. Как всегда, позволил. Всегда Мэттью. Пожалуй, стоит уже смириться с тем, что он крутит мной как хочет. И я всегда оказываюсь должен, пытаюсь расставить ловушку и сам же в неё попадаю.

Он всегда был прав, этот невыносимый мрачный человек. Многие делают предметом фетиша и поклонения туманность личности, отрешённость от себя самого и загадочность, сложность – они отдали бы душу в обмен на такую, как у Мэттью.

Доминик изучил каждый вздох по отдельности. Мэттью вздыхал так, что выпускать его из рук могло привести к летальному исходу. Ma joie, mon garçon, mon passion.

– Я очень-очень сожалею о глупой шутке. Раскаиваюсь, – шептал Доминик в спину, пропуская в голос как можно больше намёка. Он мог примерно представить, что творилось в голове у Мэттью, или же это была его личная облачная иллюзия. – Я хочу, чтобы вы отдохнули, мистер Беллами.

Доминик не любил держать чувства в себе. Он этого не боялся.

– Я, кажется, люблю тебя, – он сказал, но ответом ему послужило равномерное сопение на выдохах, которые совершал этот невыносимый человек. Доминику с новой силой захотелось задушить его во сне, но вместо этого он лишь обнял его со спины, пытаясь внедрить в Мэттью как можно больше тепла.

Наутро Мэттью казался новым человеком. Улыбался и шлёпал босой ногой по плитке в такт диско, пока чистил зубы, говорил по первому же требованию, снова улыбался.

– Я голоден как чёрт, – Доминик слетел по лестнице, а после вдруг затормозил. Мэттью (не удивительно) споткнулся об него и мог бы упасть, но вместо этого оказался обязан вытерпеть крепкий поцелуй прямо перед целой небольшой толпой спешащих куда-то и неизвестно откуда выползающих людей. – Лондон странный.

– Я до сих пор вижу его таким, как в документалках о развитии охраны окружающей среды. Или в фильме Стивена Фрая.

– О, да, этот классный. Добавлю в плейлист, – сказал Доминик. – Значит ли это, что вы видите вместо этой милой цветочной лавки бордель с грязными шлюхами и ромом?

– Не несите чепухи, мистер Ховард, – Мэттью улыбнулся уголками губ. Значит, шутка зашла. – Думаю, молодая владелица превратилась бы в Ядовитый Плющ, заслышав такие слова.

– Кстати, – Доминик шёл куда глаза глядят, намереваясь заскочить в первую же понравившуюся закусочную, болтая, – я думаю, в какой-нибудь из вселенной вы – Бэтмен. В хорошей, так сказать, вариации.

– А в этой бракованный.

– А я Робин.

– Его настоящее имя очень вам подходит, – Доминик оглянулся, чтобы выразить мимикой всё, чему не нужны были слова.