– Что же вы взяли? – с опаской спросил Беллами. Он припоминал прошлогодний список, предлагавшийся кафедрами, и там не было и далеко ничего предосудительного или нежелательного.

– Английский язык как первый иностранный, специфика…

– Обучения французскоговорящих английскому языку, методика преподавания, – закончил за него Мэттью и неожиданно для себя усмехнулся. Ну и дела.

– Мне было всё равно, лишь бы закончить, а там – нашёл бы себе что-нибудь совсем другое, или уехал бы во Францию. Я нравлюсь людям, что-нибудь бы да и вышло.

– Второй язык лень учить?

– Ассоциации, если вы понимаете, о чем я, – хмыкнул Доминик. – Я бы не смог учить немецкий без того, чтобы думать о вас. Или о Харрисоне. А напрягать себя, чтобы не думать, не хотел.

– Всего месяц без меня, а вы уже натворили дел.

– Но вы же всё равно меня не оставите? – Доминик улыбнулся так, как делал очень редко. Не откровенно, не во все зубы, не демонстративно весело. Почти нежно.

– Вы – моя головная боль, – Доминик сник. – Самая лучшая боль.

Пару секунд ушло на то, чтобы атмосфера между ними двумя разрядилась до нуля, и Доминик поинтересовался:

– А что на ужин?

– Особые пожелания?

– Хочу ризотто.

Эти полчаса, заполненные шипением масла, жаром от плиты, недовольным фырканьем путающегося под ногами Принца, который всё норовил запрыгнуть на тумбочку и засунуть любопытную морду в каждую миску, Мэттью думал параллельно рассуждениям Доминика о своей работе и том, как бы ему хотелось снова заниматься чем-то, хотя бы отдалённо соприкасающимся с танцами. Нытьё о том, что в этом захолустье кроме занятий сальсой ничего дельного не найдёшь. Доминику нужна была столица, он был слишком динамичным для столь заброшенного всеми богами города.

– Знаете, – вдруг вклинился в очередной пятиминутный перерыв между рассуждениями Доминика Мэттью. – Здесь есть парочка неплохих вариантов.

– Это каких же?

– Вы можете поехать во Францию по обмену за свой счёт, в один из, – Доминик не дослушал, но уже начал фыркать, – тамошних университетов.

– Включая проживание и сигареты.

– Или не за свой, – заключил Мэттью и многозначительно замолчал.

– Вот это уже интереснее, – заметил Доминик.

– Всё это я буду знать после собрания, во всех подробностях. Вы бы поехали?

Доминик подумал о том же, о чём и он. Академический год порознь.

– Даже если вы остаётесь здесь? – подтвердил он догадки Мэттью.

Конечно, он бы поехал.

– Конечно, я бы поехал.

Мэттью хмыкнул.

– Что?

– Вы меня радуете.

– Рад стараться, – Доминик отвесил шутливый поклон со стула, склонившись к коленям и проведя перед собой рукой. – Вам и без меня неплохо.

– Это точно.

– И мы не настолько без ума влюблены, – нарочно сладким тоном продолжил он, – чтобы я не мог и дня прожить без вас.

– Вы выглядели без малого погано, когда я видел вас на консультации.

– Спасибо.

– Но это всё ещё большой вопрос. Я рассматриваю варианты, только и всего.

Больше Мэттью ни разу не заикался о серьёзных разговорах о будущем Доминика, которое он всё равно повернул в своё собственное русло. Было бы приятно помочь ему, но ещё больше ему нравилась мысль о том, что Доминик уедет куда-нибудь во Францию, а может и в Швейцарию – туда брали чаще – и повзрослеет ещё больше, утолит свою жажду общения и будет крутиться в среде, которая ему наиболее приятна. В среде столь же амбициозных молодых людей, как и он сам, а не чахнуть на лекциях и собирать материал для магистерской, наверняка по лингвистике. Он взял тему куда более теоретическую, чем практическую, ему было бы скучно.

Мэттью поглядывал на прикончившего вторую порцию Доминика и думал о совсем разных вещах.

– Так вкусно, что можно умереть.

– Merci beaucoup.

Сортируя постиранное бельё часом позже, Мэттью чувствовал себя живым впервые за долгие годы. Конечно, такой поворот событий ещё не значил полное отсутствие проблем – он не открыл и половины себя Доминику, и не собирался это делать в принципе, как минимум ещё очень долго, а насколько долго – он не знал и сам. По крайней мере, первые, правильные блоки были положены в основу чего-то, больше свойственного нормальным людям, а не того форменного безобразия, которым были отношения между ними месяцем ранее.

Всё-таки неповадно было искушать судьбу. Потому он и жил столько времени как можно более скучно, незаметно – чтобы карательный меч судьбы минул его. На Мэттью всю жизнь липли неприятности, он притягивал к себе алкоголь и наркоту, а уж если сам шёл навстречу, то из этого и подавно ничего хорошего не могло получиться.

Он силился найти баланс и всё никак не мог.

Эти мысли, появившиеся вследствие некоторых неприятных воспоминаний, которые ещё изредка мучили перед сном, угнетали его на протяжении доброй недели. Доминик был настолько увлечён заново поднятой суетой по поводу концерта, посвящённого окончанию академического года, работой и общением с факультетом немецкого языка, что почти ничего не замечал. Но с каждым днём на сердце у мистера Беллами становилось всё тяжелее, и под конец недели он просто слёг в постель в приступе дикой хандры.

Он слушал на повторе пару песен наиболее мрачного содержания и истязал сам себя. Он успел поспать три раза, пока Доминик вернулся с работы и не застал готовый ужин на столе.

– Вы умираете?

– Не дождётесь, – пробормотал Мэттью и спрятался по нос в одеяле.

Доминик вздохнул и скинул сумку, как обычно, прямо на стол. В другое время Беллами тут же заставил бы его убрать свои вещи, но ему было настолько всё равно и уныло, что он даже не мог совершить нехитрую попытку артикуляции просьбы.

– Ну, мистер Беллами, – Доминик сел рядом и погладил по волосам. Он явно был без понятия, что делать. – Вы опять заболели?

– Я болен уже давно и бесповоротно, – продолжал бормотать Беллами, – я урод.

Заржав, Доминик только спустя пару секунд додумался приглушить себя костяшками своего же кулака.

– Мой дорогой мистер Беллами, – он налёг сверху и начал тыкаться головой в бок Мэттью. Неизвестно откуда появившийся Принц лёг на голову, перекрывая доступ к воздуху.

– Прекрасно, – буркнул он и повернулся на другой бок.

– Давно вы ели?

– Вчера.

Ещё раз вздохнув и немного погладив то, что оказалось левой рукой Мэттью, сокрытой одеялом, Доминик удалился, и уже через полчаса принёс самую большую доску для нарезки, использовав её в качестве подноса для двух тарелок. Нехитрый салат из оставшихся овощей и жареная ещё вчера картошка.

– Давайте, ешьте, – сказал он, выжидающим взглядом окидывая комок одеяла.

Сев, Мэттью поставил доску на колени и тоже вздохнул, невольно наблюдая за особым покачиванием бёдер удаляющегося обратно на кухню Доминика. У него-то, наверняка, день задался. Доминик никогда не был унылым человеком.

Добавив к комплекту две большие кружки ромашкового чая, Доминик с удовольствием переоделся напоказ, покрутившись перед зеркалом немного, когда натянул шорты, как будто ожидал увидеть что-то на своих боках. Смешной.