Студенты показали несмелые улыбки. Они устали. Они только что пришли, вырванные из школ, недовольные, и многие намеревались взять индивидуальное расписание и уйти обратно, на свои места, чтобы спокойно пописывать курсовые и конспекты на досуге.
– Я прекрасно понимаю, что в эту неделю вам ничего не хочется делать, – в глазах появилась надежда, – но, к счастью, мы можем это себе позволить. Расскажите мне, как вам средняя школа?
Мистер Беллами почти не видел этих молодых людей, потому внимательно вслушивался в них и всматривался, ведь ему, вполне возможно, пришлось бы с ними контактировать в их финальный год магистратуры.
В последние двадцать минут ничегонеделанья, когда студенты разговорились и повеселели – все они были хорошие, никто не напрягал и не производил неважного впечатления, – Доминик начал смотреть и так и не отвёл взгляд.
– Я устал, – пожаловался он, когда они оказались с двумя чашками в лаборантской. Алекс снова куда-то улетел, что было им только на руку. – И спина так болит.
Мэттью поднялся со своего места, прошёлся до двери и закрыл её на ключ. Доминик с любопытством проводил его взглядом до его места, и Мэттью дёрнул уголком губ. Принимая молчаливую игру, Доминик отпил своего чая и попытался расслабиться.
– Даже не верится, что мы прошли через это.
– Я чувствую себя иначе, – осторожно возразил Мэттью. Доминик покачал головой.
– Я тоже. Просто… неужели вы ещё не задушили меня подушкой во сне.
Они посмеялись. Мэттью водил взглядом по столешнице, а после потянулся за поцелуем.
– Медовый месяц?
– Похоже на то, – ответил он, снова прильнув губами к губам.
Доминик, кажется, забросил идею об отношениях, или же на время оставил, и Мэттью был так ему за это благодарен. Он совсем не хотел думать об этих почти что официальных вещах – они ничего не значили. Они были в состоянии взаимного блаженства, и ему предстояло решить другую вещь – готов ли он доверять.
Конечно, нечто похожее на душу внутри просилось, потому что ему очень вдруг понравился Доминик, который не оборачивает острые шипы своего характера в его сторону. И потому лишь, что Доминик был таким котом всегда, когда получал то, что хотел. Вряд ли его это раздражало, но готовность Доминика пойти на что угодно, лишь бы заполучить его, как приз, бальзамом ложилась на душу мистера Беллами.
– Сколько Принцу? – вдруг спросил он.
– Полтора месяца.
Доминик пустился в расспросы о коте, но Мэттью немногое мог ему сказать, пока наводил порядок на своём столе, довершая недолгий рассказ:
– Надеюсь, вы поладите.
– Это очень мило, – Доминик улыбнулся. – И я бы хотел познакомиться с «ёбаным Кирком». Звучит как классный дядька.
– О да, – Мэттью рассмеялся. – А я угрюмый дядька.
– Вовсе нет, – Доминик тоже поднялся с места, подошёл и встал за спину. Мэттью развернулся, чтобы столкнуться с ним нос к носу. – Элегантный, знающий себе цену джентльмен средних лет.
От этого стало ещё смешнее.
– Звучит как заголовок порно-ролика.
– Начитывает молодому жеребцу методику преподавания. Хардкор, фетиш, оральный секс, – Доминик продолжал, обнимая Беллами за пояс, а тот давился смехом.
– Бондаж, – добавил Мэттью, только собираясь поцеловать Доминика и раздумывая о том, что, может, стоило попробовать хотя бы немножко пошалить, как в дверь постучали.
– Не открывайте, – шепнул Доминик, пытаясь задержать мистера Беллами, но тот расправил плечи.
– Не обессудьте, – и направился к двери. Доминик поспешил присесть на край стола и раскрыть первую попавшуюся папку. Там была отчётная документация Кэссиди Чейз, но вряд ли Доминика заинтересовало бы содержание, так как именно оно должно было храниться под семью замками конфиденциальности.
Но миссис Краулиц не давала передохнуть – уводила в сторону и уговаривала:
– Позвольте, мы пока поставим его у вас, мистер Беллами, дорогой, если бы я только могла, поверьте, я бы забрала его себе. Или в администраторский, ха-ха, вы только представьте себе это!
Двое рослых студентов втащили пианино и оставили его у правого прохода.
– Нет, нет-нет, вот сюда, – скомандовал он, прежде чем они успели смыться. Пусть лучше стоит за спиной. Лаборантская была большая, но единственная свободная стена была занята стеллажами, а ставить посередине некрасиво. Что творится в этом колледже?
Доминик с удивлением во взгляде проследил передвижения молодых людей, выглядывая из двери.
Мистер Беллами как можно более быстро выпроводил всех троих и закрыл дверь ещё и в аудиторию. Позакрывал вообще все двери.
– Вы хотите на практикум по проф. лексике?
– Не особо, а что?
– Вы на него не идёте. Мне нужна ваша помощь.
То и дело оглядываясь на будто наблюдающее за ним из своего угла пианино, которое потом наверняка бы перетащили в кладовку или в актовый зал, мистер Беллами разложил бумажки.
– Я ведь могу вам доверять? – шутливо спросил он, не учитывая того, как мог это воспринять Доминик. Но тот улыбнулся, вздохнул и сказал:
– Последние семь месяцев я только этим и живу.
Доминик жил доверием. Мэттью даже позволял себе иногда представить, что Доминик – не Доминик, а мистер Ховард. И что они делят лаборантскую. Дом. Постель. Нет, просто лаборантскую.
Поглядывать на него было так приятно, когда он как можно более аккуратно вписывал имена в бланки.
– Вы умеете играть на пианино?
– Как вы узнали? – поднял голову Мэттью.
– Вот так, – Доминик улыбнулся. – Давайте, я попишу, а вы мне сыграете.
– Я ничего не помню. Но, к вашему сведенью, – прибавил он, – у меня в шкафу, под полками с дисками, лежит гитара.
– Забытые скелеты?
Мэттью и сам про неё уже забыл. В голове кружился целый водоворот мыслей, но он не позволил взявшемуся за уговоры Доминику заставить себя сыграть хоть что-то. В ранней юности он любил играть на пианино, и родители так гордились им, когда он легко нарабатывал кусочки Шопена или Чайковского. Но он продал родительский дом после их смерти, как и пианино. Дело было вряд ли в бессердечии. Было невыносимо знать, что где-то есть место, которое потеряло своё наполнение, и что это наполнение не помешало бы и ему самому.
Касаться этого прошлого Мэттью точно был не намерен. У него даже не возникало желания коснуться чёрно-белых полосок клавиш, когда он видел их.
– Ладно, – Доминик заметил, что Мэттью ушёл в себя, и продолжил заниматься делом.
Мэттью ещё немного посмотрел в окно – было серо.
– Скорее бы солнце, май месяц на носу.
Май месяц.
– Май месяц, Доминик, – повторил он.
– Вы так и не дали мне ответ, – усмехнулся Доминик.
– Это шантаж?
– Можете называть это так.
– Хорошо, я согласен даже стать вашей жёнушкой, если при мне остаётся право на развод, – Мэттью отпустил шутку с дрожью в руках. Каждый раз, когда он представлял себе, что окажется на их концерте, его охватывал мандраж.