– Обязательно, – Крис протянул руку первым, а Келли крепко-крепко обняла на прощанье.
Первые студенты. Такие вот они, плоды надзора и помощи. Пускай в школе дети растут куда быстрее, но наблюдать за тем, как бывшие подчинённые становятся друзьями, было непередаваемо.
Мистер Беллами, в несвойственной себе манере, оборачивался на Келли всё время, пока шёл по коридору, а напоследок помахал ей рукой. Он надеялся, она заметила, что он был в шарфе, который она подарила ему на прошлое Рождество.
Ему на мгновение хотелось вжать Доминика в стену и подышать в него. Как бы долго он ни молчал, ни отрицал размышления, Доминик стал для него частью дома.
После лекции он помчался к мистеру Андерсону.
– Что насчёт конференции? – спросил он, неловко уточнив: – Парижские каникулы.
Мистер Андерсон дёрнул бровью, выказывая своё удивление.
– Я думал, никто и не захочет променять своё Рождество на конференцию, на коих мы все уже побывали раз десять.
– Я был бы не против, – сказал мистер Беллами.
– Вы самоотверженный человек, я клянусь, – мистер Андерсон улыбнулся. – Столько для нашей репутации никто не сделал, сколько сделали вы. Кроме, разве что, миссис Краулиц.
Они оба усмехнулись этому саркастичному намёку.
– Если найдёте себе ещё двоих спутников, не важно, с какого факультета – вы вольны ехать. До начала следующей недели дайте мне знать, я вышлю запрос.
– Без проблем. Премного благодарен, – мистер Беллами даже не присел. Он слегка поклонился и вышел.
За дверью он выдохнул. Всё это нужно было сделать так осторожно. Конечно, не было ни малейшего шанса, что мистер Харрисон прознает про это, и этот факт успокаивал. Найти двух людей, тут уж мистер Беллами решил обратиться к своему куда более общительному и лёгкому на подъём собрату.
Лезго было легко найти, он как раз собирался уходить. Он сразу же сказал, что и сам бы не прочь, потому как уже планировал поездку к семье, а это включало то, что он будет проездом в Париже. Он также обязался подыскать ещё одного человека с факультета французского языка.
Когда мистер Беллами собрал свои бумажки в кейс, а за окном уже было темно, у него закружилась голова. Он давно уже чем-то не занимался так вплотную. И всё случилось уж слишком просто и быстро.
Свалив на Лезго ещё и поход к декану, мистер Беллами засыпал в те дни особенно легко, ветер беспечности гулял в его голове. Он смотрел на остатки виски, подумывал, стоило ли зайти за бутылкой-другой пива, но алкоголь был не тем, что ему было нужно.
Он, вместо привычного душа и сна, в ночь на субботу, уселся, чтобы скрутить последний табак, а после, недолго думая, вышел на свежий ночной воздух, направляясь в Кларенс.
В баре никого даже отдалённо знакомого не оказалось, и он, оперевшись на стойку локтями, попросил:
– Две пачки винстона синего, пожалуйста.
Этот хреновый табак с привкусом свежего клея вскружил голову не меньше. Мистер Беллами будто вдыхал их с Домиником встречи, все скуренные за этот год сигареты, все мысли, которые выводились из организма с дымом. Все песни, которые он прослушал за это время бессчётное количество раз. Вот это вот всё.
Даже саркастичная рациональность затерялась где-то, пока он курил третью сигарету, глядя на свой дом – тусклый, серый, с тёмными окнами, но такой другой внутри.
Он хотел написать Доминику, но сон настиг его быстрее.
Начиная с этой ночи, будто мстя за спокойствие и беспечность мыслей в часы бодрствования, его начали мучить кошмары, вспоминать которые было нелепо и смешно, ибо такие бредни вряд ли бы случились в жизни, просто в виду своей абсурдности. У него была змея, которую он выгуливал на поводке, ему снилась мама, которая вдруг оказалась на улице, когда он вышел из чьей-то наполненной алкоголем и пьяными криками квартиры, прочие бредни. Там не было Доминика, но почти всегда был Харрисон, но это нисколько не волновало мистера Беллами.
Ему вообще не о чем было волноваться.
Спустя выходные, мистер Харрисон будто вынашивал в себе какие-то особо тяжёлые мысли, едва ли не умоляя всем своим видом спросить, что же с ним не так.
В конце концов, что-то начинало шататься внутри. Мистер Беллами частенько задумывался за утренней сигаретой, просто глядя в никуда, плавал в море спокойствия и почти перестал слушать музыку, даже ту, которую так любил Доминик, и которой сам Беллами упивался в предыдущие два месяца с лишним.
В университете, как обычно, были свои проблемы, свой мир, свои обязательства, свои связи. Мистер Беллами начал работать над своим научным докладом, но уже не думал о нём, как о билете в настоящую реальность Доминика. Оттого, что Доминик не писал и не отправлял фотографии красивого заката, или кота за стеклом какого-то кафе, было как-то тускло. Словно лампочка, внутри него всё затухало, и он, пережив короткую рецессию, возвращался в привычное пессимистичное нечто, которое когда-то было для него перманентным душевным состоянием.
За следующую неделю он заново обрёл способность выискивать подвох в каждом чужом слове и движении.
– Вы не могли бы подвезти меня из Сайнсберри? – спросил в вечер вторника мистер Харрисон. Его потерянный взгляд бегал по корешкам папок на стеллаже, за порядком на котором мистер Беллами так рьяно следил.
– Хорошо, – сказав это, мистер Беллами кивнул. В конце концов, мистер Харрисон обеспечил ему спокойные пару недель, и больше его не отвлекали никакие странные посылы, никто никак не нагибался и не потягивался, не вилял хвостом, прося внимания.
Молчание, которое упало на них, пока они ходили по рядам в гипермаркете, было наполнено какой-то многозначительностью. Чёртова интуиция вновь донимала мистера Беллами. Он приложил так много усилий, чтобы убедить себя, что ничего не произойдёт - ни плохого, ни хорошего; ничего.
Телефон запиликал в кармане пальто.
Разблокировав экран, он чуть не осел на пол от облегчения.
«Я хочу к вам, мистер Беллами. Как оно?»
«Хорошо. Я приеду на Рождество, и это точно»
В остальное время прогулки по гипермаркету, мистер Харрисон продолжал рассеянно водить взглядом по продуктам и поглядывать себе в кошелёк, а мистер Беллами выдерживал полчаса восторгов Доминика, который не собирался останавливаться, всё писал и писал.
Он пытался не улыбаться, хотя бы из уважения к настроению своего спутника. Выбрав корм, он едва затащил огромный пакет на кассу.
Небрежный жест, с которым мистер Харрисон закинул на ленту кассы упаковку презервативов, вспомнился ему только когда он помогал достать с задних сидений пакеты с продуктами, которых оказалось целых три.
У двери своей квартиры, Эдвард поднял взгляд, хотя в темноте было сложно даже определить, смотрел ли он точно на мистера Беллами или же куда-то ещё.
– Не зайдёте?
– Извините, сил нет, – сказал мистер Беллами и неожиданно для себя развёл руки в стороны.